Материал сайта Седьмой канал 6 Июня 2006
На прошлой неделе Управление по размежеванию “Села”,
призванное обустраивать изгнанников из Гуш-Катифа и северной Самарии, снова особо отличилось на защите государственных интересов
от “алчных поселенцев”. Во вторник 30 мая Моти Элимелех, ответственный в Управлении за расселение изгнанников по отелям (и
выселение из них), позвонил администратору иерусалимского отеля “Голд” и дал указание немедленно выгнать из отеля пожилую пару -
Мирьям и Яакова Фрайманов, изгнанников из Неве-Дкалим. “А если они к завтрашнему дню добровольно не уберутся, то отключить у них к
комнате воду и электричество”, категорически приказал государственный муж. В администрации ответил арабский служащий, который
оторопел от такой инструкции. “Как это - выгнать?!” - изумленно спросил он, “они же такие достойные и пожилые люди!” “Выгнать!”,
повторил Элимелех, “мы больше за них не платим”.
Яакову Фрайману 79 лет. Он уроженец Иерусалима, несколько поколений его предков жили в Эрец Исраэль задолго до возрождения
государства. В молодости он успел повоевать против британцев, будучи членом боевого подполья ЭЦЕЛь, был арестован, сидел в
британской тюрьме. После возрождения государства стал одним из его скромных строителей и тружеников, был учителем и всю жизнь учил
Тору. Женился на уцелевшей в нацистских лагерях Лее, матери его троих детей. Они жили в Пардес-Хане, где держали частный приют для
трудновоспитуемых подростков (своего рода израильская колония Макаренко). 23 года назад они переехали в Гуш-Катиф - строить там и
растить детей и внуков. Свой дом, разрушенный 9 месяцев назад доблестной израильской армией, Яаков построил своими руками. Лея
погибла в автокатастрофе 10 лет назад, и покоилась на кладбище Неве-Дкалим, пока прошлой осенью доблестные еврейские воины не
выкорчевали ее могилу. Яакову пришлось пережить вторые похороны жены.
На докторе Мирьям Яаков женился, полюбив ее, наверное, поначалу за молодость и красоту души и влюбленность в Гуш-Катиф. Она
приехала 15 лет назад с Украины, где проработала всю жизнь врачом. Несколько месяцев спустя с олимовской экскурсией побывала в
Гуш-Катифе - и просто отказалась уезжать. “Вот только здесь я поняла, куда я ехала, где мое место”, говорит она. Яакова она
возродила к жизни, став ему подругой и соратницей и умудрившись сохранить в семейном доме дух Леи, уважение к ее памяти, несмотря
на свое очень явное и яркое присутствие, на свой активный и боевой характер.
Мирьям успела поработать врачом и в Гуше, в Ашкелоне и окружающих поселениях. Успела побывать в теракте, уцелеть и приобрести
металлическую запчасть в предплечье. Когда начались теракты и обстрелы, она ушла с должности местного врача, уступив место другому
- имеющему опыт оказания помощи при боевых ранениях, ибо фронтового опыта у нее не было.
Когда мы приезжали в Неве-Дкалим с группами из Иерусалима и заходили к Фрайманам в гости, трудно было сказать, что это пожилые
люди: такой молодостью и духовной энергией, такой верой в человеческую доброту и в невозможность преступления они светились. Таким
ухоженным был их заросший цветами красивый двухэтажный дом, таким спокойствием и уверенностью дышал он. Глядя на Яакова, похожего
на слегка постаревшего ангела, действительно трудно было поверить, что у кого-то повернется язык приказать ему покинуть свой дом,
недавно отремонтированный после прямого попадания снаряда.
Снаряд тогда влетел в окно ванной комнаты, где Мирьям чистила перед сном зубы. Но за минуту до этого ей вдруг показалось, что она
забыла выключить что-то в кухне, она выскочила из ванной и побежала вниз, на первый этаж. Снаряд пролетел через ванную комнату,
миновал ту точку, на которой за минуту до этого стояла Мирьям, вылетел в открытую дверь и, пролетев верхнюю часть лестницы, с
которой Мирьям едва успела спуститься, врезался в громадное металлическое блюдо, висевшее на стене коридора напротив ванной
комнаты. В память об этом чуде Яаков сделал коллаж из осколков снаряда, под которым написаны были слова благодарности Вс-вышнему
из псалмов Давида.
Как рассказывала Мирьям, в Гуше говорили: “До шоссе Киссуфим (дороги от въезда в сектор Газы, связывавшей Гуш-Катиф с “большой
землей”) чудеса были скрытые, а после Киссуфим начинаются явные чудеса: на каждом осколке снаряда сидит ангел и направляет его”.
Чудес было много за четыре года обстрелов и терактов, за которые свыше 6000 снарядов было выпущено по поселениям Гуш-Катифа. Но
самое главное чудо так и не произошло: каменные сердца не забились, в них не пробудилось понимание того, что преступление,
совершенное по приказу, не перестает быть преступлением. Солдаты пришли в дом к Фрайманам, много солдат, еврейских мальчиков и
девочек, некоторые из которых плакали, когда Мирьям рассказывала им о расстрелянных на Украине родственниках и о том чувстве любви
и дома, которое впервые испытала только здесь, в Гуше. Но приказ выгнать двух стариков они все-таки выполнили.
За мебелью и прочими вещами приехали два грузовика без контейнеров, и грузчики покидали все в кузов, сказав, что перегружать в
контейнеры для долгосрочного хранения будут в другом месте. Перегрузили. Уже в отеле Фрайманы получили счет за погрузку,
перегрузку и хранение - это “удовольствие” обошлось им в 70 тыс. шекелей. За эти деньги, которые с них начали снимать сразу, с
первого месяца после изгнания, задолго до того, как был выплачен хоть один шекель из причитавшейся им компенсации, можно было
заново обставить дом. Вместо этого их банковский счет сразу оказался в минусе.
Начались месяцы бездомности, сначала в отеле “Шаар Иерушалаим”, где им хорошо дали почувствовать, что изгнанники - это граждане
второго сорта. Потом в отеле “Голд”, куда они перебрались, наевшись досыта оскорблений в своем первом временном пристанище. В
“Голде” тон задает владелица отеля Ариэла, и это другой тон: уважение, сочувствие, стремление помочь и облегчить страдания, и -
чувство вины за то, что не сумели мы всем народом остановить это преступление. Здесь в 10-метровой комнатке с видом на Иерусалим
Яаков не позволяет говорить, что они изгнанники: “Еврей в Иерусалиме при любых обстоятельствах не может быть изгнанником, здесь он
в своем самом главном доме”.
В отеле они должны были прожить, как им было обещано, неделю. Правительство Шарона говорило и даже объявляло то и дело по радио в
платных рекламных роликах, что временное альтернативное жилье для всех имеется, но и это тоже, как и многое другое, оказалось
ложью. Караваны стали строить лишь через много недель после изгнания, а сдаваться они начали только к Песаху, причем от людей
требовали переезжать, как только готовой оказывалась крыша, несмотря на то, что вокруг продолжалась стройка, и не было
подготовлено никакой инфраструктуры: ни магазинов, ни почты, ни телефонной подводки, ни общественного транспорта, ни детских
учреждений - ничего.
Тем временем у Яакова разыгрались все дремавшие до того болезни. Он почти ослеп вследствие быстро развившейся катаракты и
совершенно перестал ориентироваться в незнакомых местах. Пришлось срочно ложиться на операцию: один глаз, затем, через несколько
недель, второй. А вскоре потребовалась и еще одна срочная операция, которую откладывать было невозможно. Организовывать переезд,
одновременно сидя у постели Яакова или сопровождая его на амбулаторные визиты в больницу, Мирьям не могла. Да она и сама вынуждена
была начать лечиться в Иерусалиме: сказалось безобразное питание и отравления в первом отеле, сказалась частичная потеря зрения в
результате кровоизлияния в мозг в период страшного напряжения перед изгнанием, да и раненая рука напоминает о себе.
Но все-таки переезжать было нужно, и Мирьям поехала организовывать это непростое дело. Первым делом обнаружила течь в стене
каравана, хотя обнаружить ее должны были те, кто принимал строительный объект. Несколько дней нервотрепки и беготни в поисках
ответственных за устранение неполадок - и течь устранили. Затраченные нервы не в счет. Затем она заказала бетонную площадку, на
которую предстояло поставить сарай для хранения всех вещей, которые не влезут в дом (из двухэтажного дома в 4-хкомнатную квартиру
втиснуться невозможно, а ведь через два года отсюда тоже предстоит выселяться - в гипотетический стационарный дом, который еще
предстоит строить). Еще несколько дней ушло на покупку сарая и водружение его на место и на подготовку площадки для сушения
стирки. Все это означает ежедневные поездки из Иерусалима в Эйн-Цурим (возле Ашкелона) автобусом, одновременно с поездками к
Яакову в больницу Бейлинсон в Петах-Тикве. Иногда кто-нибудь из добровольцев подкидывал ее туда-сюда на машине, но чаще 70-летней
женщине приходилось жариться в автобусах. Вдохновляло сознание, что еще через несколько дней можно будет привезти в караван свои
вещи, забрать Яакова из больницы и начать налаживать более или менее нормальный быт. Девочки из национальной службы приезжали
каждый день помогать мыть караван от строительной грязи и грели Мирьям душу.
Наконец, настал день, и контейнеры привезли. Открыли. И вот тут Мирьям была счастлива, что Яакова рядом не было. Вероятно,
контейнеры всю зиму простояли под открытым небом: все вещи оказались мокрыми и частично прогнившими. Мебель, которую вместо того,
чтобы аккуратно складывать, просто перекидывали из грузовика в контейнер, оказалась сломанной и частично перепутанной - вместо
одного своего шкафа Мирьям получила запчасти от целых трех шкафов, но только друг к другу эти запчасти не подходили, ни по цвету,
ни по размеру. Столы с обломанными в самых неожиданных местах ножками, диваны с прогнившими матрацами и отломанными спинками -
чего там только не было?! Сообщение друзей-соседей, что не она первая получает свои вещи в таком виде, ситуации не облегчило.
Стало только ясно, что иск в суд против перевозочной кампании, присланной государством, будет коллективным. Теперь предстояло не
просто взять да и расставить вещи в доме, как ожидалось. Вместо этого вещи приходится сортировать - что в ремонт, что на выброс,
что все-таки в дом - предварительно фотографируя для будущего суда и готовя для визита оценщика, которому предстоит зафиксировать
и оценить причиненный ущерб. Все это опять же Мирьям приходится делать одной, с помощью девочек из национальной службы.
Плюс к тому, что весь дом и площадка вокруг него заставлены ящиками и обломками вещей, вся улица вокруг, сколько хватает глаз,
представляет собой одну большую стройплощадку, заваленную грудами строительного мусора, песка камней. Караван Фрайманов стоит на
пригорке, и спуститься с него можно только на засыпанную строительным мусором и камнями улицу. Ветер несет песок и пыль, что для
человека, только что перенесшего глазную операцию, чревато серьезными осложнениями. В ближайшие дни ему еще предстоит ехать в
больницу на послеоперационную проверку, а до ближайшего автобуса минут десять езды на машине, пешком же, да по жаре для человека в
таком состоянии просто не дойти. Но государственным мужам, занятым серьезными государственными делами, не до этих мелочей.
На протяжении нескольких недель государство в лице представителей СЭЛА (Управление по трансферу, - ред.) не показывалось, лишь
поторапливая время от времени по телефону. Но вот в минувший вторник государственные мужи решили, что хорошего понемножку. И в
отеле “Голд” раздался вышеупомянутый звонок Моти Элимелеха.
Случилось так, что в Иерусалиме в этот момент оказалась группа из организации “Американцы за сильный Израиль” во главе с Элен
Фридман. Она позвонила Элимелеху и пыталась вразумить его, но он упорно повторял: “Им же дали караван площадью целых 90 кв.
метров, подключили воду и электричество - так чего же им еще надо?!” Элен Фридман высказала сомнения, что уровень английского у
Элимелеха не позволил ему понять ее доводы. Поэтому на следующий день с Элимелехом беседовал ваш корреспондент. Разговор дошел до
очень высоких тонов, в результате чего мне было заявлено, что “Неве-Дкалим - это очень теплая и сплоченная община, и там Фрайманам
помогут, так что можно за них не волноваться”. Мой вопрос, с какой стати изгнанники из Неве-Дкалим должны взваливать на себя
исправление промахов и ляпов государственной конторы, повис в воздухе.
В тот же день мы подключили к делу ивритскую редакцию “Аруц-7”, и ведущий тему изгнания из поселений Элькана Перл направил факсом
официальный запрос в СЭЛА. Ответа, однако, он не получил.
После этого материал о положении пожилой пары был запущен в электронную рассылочную сеть “Женщин в зеленом”, где читателям
предлагалось звонить Моти Элимелеху и объяснять ему недопустимость подобного отношения к пожилым людям.
Трудно сказать, что подействовало: звонки ли и факсы или просто отказ отеля “Голд” и его владелицы принять участие в
издевательстве над пожилой парой, но так или иначе вода и свет пока еще не отключены в их комнате. Мирьям Фрайман срочно нуждается
сейчас в помощи человека, который помог бы разровнять и расчистить площадку перед караваном, чтобы Яаков после переезда, который
все же планируется на конец этой недели, смог выходить из дому, не ломая при этом ноги и не разбивая голову.
Желающие помочь звоните по тел. 0507-350758. Просто для выражения сочувствия не звоните, так как на разговоры у Мирьям нет ни
времени, ни сил.
Желающие высказать Моти Элимелеху свое отношение к его действиям могут позвонить ему лично: 0506-205064 (Из зарубежа: 972-50-
6205064).