Часть 1
Постсионизм как идеология и действительность
Постсионизм – это не только идеология, которая была сформирована с целью заменить прежнюю, потерявшую ныне свою силу и убедительность. Это не только новая теория, претендующая на то, чтобы, - опираясь на строгие и современные научные методы, - критически проанализировать старую, доказав таким образом ее теоретическую несостоятельность и обнажив ее мифологическую природу. Это не только новое мировоззрение, выражающее, с точки зрения его сторонников, более гуманные, демократические и нравственные ценности, нежели те, которые были характерны для старого синистского мировоззрения, предстающего в изображении постсионистов не только устаревшим, но реакционным, анти-демократическим и принципиально безнравственным. Постсионизм это также действительность, в которой находится государство Израиль, в которой живут израильтяне и в которой убивают граждан этого государства. При этом сам факт ставшего со взрывом интифады Эль-Акса почти рутинным убийства ни в чем не повинных граждан в государстве, которое было создано, чтобы стать убежищем для преследуемого еврейского народа, - этот страшный в своей неопровержимости факт связан с постсионистским характером действительности, в которой оказались израильтяне после полувека существования их государства, самым тесным, прямым и непосредственным образом .
И тем не менее утверждение о том, что постсионизм – это действительность, вовсе не противоречит тому обстоятельству, что он - также идеология. Как постсионистская действительность, так и постсионисткая идеология, заняли место прежних сионистских идеологии и действительности. Совершенно очевидно, что существует прямая связь между заменой сионизма постсионизмом на идеологическом уровне и на уровне реальной действительности. Но вопрос о том , в чем заключается эта связь и каково ее сущностное содержание, не столь прост и очевиден, как это может показаться на первый вгляд.
Проблемой постсионизма занимались и продолжают заниматься немало исследователей. Часто их исследования грешат апологетикой, хотя в одном случае это может быть защита сионизма, а в другом – оправдание постсионизма. Два вида ангажированности, два варианта солидаризации с одной из двух борющихся друг с другом идеологий. Иными словами, речь идет не о чисто теоретическом вопросе, но в большинстве случаев об идеологической борьбе, даже если она разворачивается в стенах академии.
Несмотря на то что, с точки зрения строгих академических критериев, проникновение идеологии в научное исследование - это тенденция по меньшей мере проблематичная, с точки зрения демократии спор между двумя точками зрения совершенно легитимен. Проблема, однако, состоит в том, что оправдание постсионизма сопровождается, как правило, отрицанием демократической легитимации сионизма. Способ, которым это осуществляется, выражается в попытке отождествить постсионистское мировоззрение с демократией как таковой, в то время как противоположная сторона в дискуссии слишком часто представляется сторонниками постсионизма как анти-демократическая и даже, – что иногда выражено намеком, а иногда и впрямую, – как националистически-фашистская.
Новая демократия как постсионизм и пост-еврейство.
Известный израильский исследователь профессор Элиезер Швайд пишет в своей книге «Сионизм после сионизма» 1) :
| «В результате победы в Шестидневной войне в израильском обществе наметилась возрожденческая тенденция возвращения к еврейским корням, и ее разнообразные проявления оказались, пожалуй, еще более сильными, чем проявления национального-государственного энтузиазма, которые были так заметны в ходе войны....Но на фоне этих процессов был инициирован иной, противоположный по своему направлению процесс.Он обрел особую силу в 80-е годы и в конце концов сумел нейтрализовать тягу к еврейским корням: конфронтация вокруг религиозного сионизма , «религиозного диктата» и «Целостной Эрец-Исраэль» привела к переинтерпретации понятия либеральной демократии, вследствие которой она обрела статус тотального мировоззрения, являющегося базисом личностной и коллективной самоидентификации израильской секулярной левой и ее образа жизни. Это была воинствующая ответная реакция на возродившуюся вследствие Шестидневной войны еврейскую самоидентификацию – как в религиозной, так и в национально-светской ее версиях» 2). |
Швайд видит суть происшедшего изменения в том, что прежде «Израиль был национальным государством, чья демократия сформирована согласно национальным европейским моделям», в то время как «теперь левые ввели альтернативное определение демократии, соответствующее духу американского либерализма: не национальная, а гражданская демократия, в которой религия последовательно отделена от государства» 3). Но нам представляется, что в действительности изменение было гораздо более глубоким и сущностным, нежели только замена одной модели либеральной демократии другою ее моделью.Независимо от того, обоснована ли заключенная в словах Швайда критика американского нео-либерализма, не следует игнорировать тот факт, что он не фигурирует в США в качестве идейного базиса демократического режима как такового, в качестве одной и единственной, обязывающей обе ведущие партии истины, в качестве официальной идеологии государства . В Америке пока еще немыслима ситуация, что партия, придерживающаяся той или иной концепции демократии, - даже та, которая называется «демократической» и считает свое мировоззрение истинно либеральным, - попытается навязать свою концепцию республиканцам и вынудить их действовать в соответствии с нею, обосновывая это утверждением аргументом, что ежели они не сделают так – это будет означать, что республиканская партия представляет опасность для демократии в США. Если бы какая бы то ни было партия в Америке посмела таким образом присвоить себе монополию на демократию и предприняла бы подобный описанному выше опыт – именно она сама тотчас же потеряла бы в этой стране какую бы то ни было демократическую легитимацию.
А между тем, именно это сделала и продолжает делать израильская левая. Она делает это не только в отношении Ликуда и религиозных партий, но в отношении еврейского характера государства Израиль и его сионизма: «Либеральная демократия была теперь представлена не как структурная рамка и ценностный базис политического режима, а как тотальное мировоззрение и такой же тотальный образ жизни» 4). При этом израильская левая отнюдь не удовольствовалась тем, что это будет мировоззрение, оформляющее только ее личную идентификацию и образ жизни. Не для такой бесполезной цели она изобрела эту гениальную концепцию и основывающуюся на ней систему, предназначенную навсегда нейтрализовать ненавистную национальную сторону политической карты Израиля, нейтрализовать как старый сионизм, так и новый дух еврейства (разумеется, «новый» лишь в контексте официальной истории основанного на ценностях МАПАЯ государства Израиль), ворвавшийся с победой Израиля в Шестидневной войне.
Отнюдь не в том лишь была суть произведенной новыми израильскими левыми трансформации, что она подменила былые коллективистские и патриотические ценности на новые, индивидуалистические и нео-либеральные, - хотя именно это утверждает интеллектуал старой мапайной школы Элиезер Швайд 5) - но в требовании того, что одни лишь её, израильской левой (точнее ее нового, гораздо более радикального пост-мапайного поколения, чье мировоззрение начало складываться в конце 60-х годов в том числе под влиянием «революции новых левых» в Европе и Америке) ценности и принципы, каково бы ни было их идейное содержание 6), будут отныне представлены как воплощение самой демократии и «подчинят себе религиозные и национальные ценности» 7). Иными словами, «имеется в виду, что демократия (как понимает ее эта новая левая, и только она – Р.Э. ) будет определять социально-культурный образ жизни всего общества в государстве Израиль» 8). «Так был создан, -подытоживает Швайд,- секулярный радикальный постсионизм, являющийся одновременно и пост-еврейством. На его базе возникло новое издание израильской идентификации: не национальное завершение еврейской идентификации, а всеобщая и абсолютная альтернатива таковой» 9)
Это значит,что израильская новая левая после Шестидневной войны не заменила одну модель либеральной демократии на другую её модель. В действительности она, в сущности, осуществила тихую революцию, или тайный, не замеченный народом переворот – заменив дряхлеющий мапайный синтез социализма с еврейской идентификацией (сколь угодно секулярной, в определенных своих проявлениях анти-религиозной, но тем не менее все еще еврейской) на светскую и атеистическую религию демократической веры - религию, абсолютно альтернативную еврейству.
В принципе, явление светской религии, иногда называемой идеократией, и которое можно также определить как "тоталитарную демократию", - понятие, введенное крупнейшим израильским ученым мирового масштаба проф. Яковом Тальмоном (скончался в конце 70-х годов)в ходе исследования им политической истории и политической мысли Нового Времени 10), - разумеется, не родилось в Израиле. Тальмон обнаружил это явление уже во французском Просвещении (18-й век), и показал, что основообразующим ядром соответствующей интеллектуальной школы является ее «исходная посылка о существовании одной и единственной истины в политике» 11). Притом свою единственную абсолютную истину эта школа "левого тоталитаризма", в отличие от
"тоталитаризма правого" (понятия, введенные тем же Тальмоном), формулирует в виде либеральной идеи 12).
Одна единственная истина проповедующей либеральные ценности тоталитарной демократии, которая установила свою власть в Израиле после Шестидневной войны, это абсолютная антитеза как религиозному иудаизму - так и нерелигиозному еврейству, как либеральной структурной демократии – так и сионизму.
Устаревший сионизм и побежденный либерализм
Последние последователи социалистического сионизма, - когда они пытаются защититься от атаки постсионистов посредством обвинения их в замене старых добрых коллективистских и патриотических ценностей на новые, нео-лиральные и индивидуалистические ,- попадают, в сущности, в заранее подготовленную для них ловушку. Ибо таким образом они, с одной стороны, подтверждают (зачастую вовсе не отдавая себе отчета в этом) утверждение постсионистов о существовании в старом сионизме тоталитарных характеристик (коллективизм – в противоположность либеральному индивидуализму ) и дают, задним числом, легитимацию этим характеристикам, и с другой стороны, оказываются совершенно неспособными обнаружить тоталитарные характеристики в самом постсионизме. Отсюда вытекает, в свою очередь, их принципиальная неспособность совместить сионизм с анти-тоталитарными принципами. Они пытаются вернуть государство Израиль на рельсы уже давно исчезнувшего синистско-социалистического прошлого – вместо того ,чтобы попытаться разработать обновленную концепцию сионизма на базе классического либерализма, то есть в соответствии с его консервативной англо-саксонской моделью, в противоположность модели французской, несущей в себе "родимые пятна" тоталитаризма (см. уже упомянутый факт укорененности тоталитарной демократии во французском Просвещении 18-го века).
Классическая англо-саксонская модель либерализма, как известно, не только не вступает в противоречие с иудаизмом, но, наоборот, своими корнями она, в большой степени, произрастает из иудео-танахических оснований кальвинистской Реформации. В противоположность этому, как социалистическая составляющая старого мапайного сионизма, так и постсионизм, тяготеют к тоталитарной французской модели либерализма (в понятиях Тальмона – к левому тоталитаризму или школе тоталитарной демократии), антисемитская составляющая которого неотделима от самой его сути.
Проблема, однако, заключается в том , что на самом Западе классический либерализм потерпел поражение почти полностью. Рассматривая развитие событий с точки зрения сегодняшней, можно смело утверждать, что распад коммунистической системы, парадоксальным на первый взгляд образом , не усилил его, а нанес ему тяжелейший удар. Он, вне всякого сомнения, потерпел поражение в западной (не только европейской, но и американской) академии. Определенно – в западных СМИ. Факт его абсолютного провала находит свое отражение в идеологической платформе наделенных международными полномочиями судов. Но это - только отдельные аспекты гораздо более общей проблемы. Нарастающее всевластие Евросоюза, все большее расширение его полномочий и усиление его влияния на происходящие в мире процессы, доходящее до того, что Объединенная Европа оказывается способной нейтрализовать даже усилия США, причем в самых существенных аспектах международной политики этого государства, - являются верным признаком оправданности нашего вывода. Прочитанный нами уже после сдачи в печать первоначальной версии этой статьи текст выступления Владимира Буковского в начале 2002 года перед группой членов Британского парламента еще больше утвердил нас в нашей правоте.
Мы всецело согласны с Буковским: похоже, это только начало. Самое интересное ожидает нас, разумеется, впереди. Но в отличие от героя-диссидента, глубоко уважаемого пишущей эти строки, нас здесь , в Эрец-Исраэль, интересует не только судьба Запада, но и судьба нашей собственной крохотной страны. Процессы, происходящие у нас, связаны с происходящим в мире самым непосредственным образом. Внимательное прочтение книги лауреата Нобелевской премии мира Шимона Переса “Новый Ближний Восток” (первое издание книги– 1993 г.) может быть недурным подтверждением этой связи. Но вместе с тем вполне может оказаться, что мы не только потянулись за Западом, и не только оказали ему, инициировав соглашения с ООП, весьма существенную помощь в некоем подобии переворота, о котором говорится в упомянутом выступлении Буковского, но и опередили, изобрели идейно-системный аппарат, легким изящным штрихом наметили методы, средства, инструменты и пути, которые, как теперь все больше выясняется, оказываются довольно эффективными не только в наших палестинах.
5.03.03
Продолжение следует