Maof

Tuesday
Nov 05th
Text size
  • Increase font size
  • Default font size
  • Decrease font size
"Маарив", 29.03.2007

Гилад и Омри Шароны разгуливают на свободе, а Наоми Блюменталь сразу после праздника Песах отправится отбывать 8-месячное тюремное заключение. Подобное несоответствие не может не возмущать каждого, кто знаком с действующими лицами. Гилад получал от подрядчика Дуду Аппеля сотни тысяч долларов за "скольжение по Интернету" – и ему это благополучно сошло с рук. Омри нагнал страху на множество государственных людей, превращенных им в политических рабов, в бесправных крепостных, зависящих от его подачек, и боящихся увольнения. Тот, кто не видел их испуганные глаза, не в состоянии осознать глубину преступлений этого человека.
Но до тех пор, пока Омри "ухаживает" за отцом, расследование его пагубной деятельности приостановлено. Так что, не совсем понятно, кто кому там помогает.
Но Блюменталь – последняя леди израильской политики, благородная и обходительная женщина, антитеза коррупции – будет сидеть за решеткой. В этом парадоксе необходимо досконально разобраться. Блюменталь будет сидеть из-за своей наивности, а дельцы с фермы "Шикмим" вышли чистенькими, благодаря своей хитрости и изворотливости.
Это были дни "охоты на ведьм" в Центре Ликуда. Журналисты днем с огнем искали компромат на "бунтовщиков", и, наконец, в их руки попал "скуп": депутат кнессета провела встречу со своими сторонниками в роскошной гостинице. Встреча завершилась поздно вечером, и Блюменталь оплатила ночлег для тех, кто не смог вернуться домой.
Речь идет об ее собственных деньгах и членах Центра, которые давно поддерживали ее. Но события того вечера пресса назвала "предвыборной взяткой", и наивная женщина в одночасье превратилась во "врага народа". Как поется в известной песенке Арика Айнштейна, "газеты написали о нем много слов, а он и не знал, что он такой".
Из-за раввинов, допрошенных после убийства Рабина, все религиозные превратились в "виноватых". "Как вы себя чувствуете теперь?" – донимали меня журналисты, когда я шел на допрос по делу организации "Зо арцейну". "Прекрасно!" – ответил я, улыбаясь. Журналисты опешили: они рассчитывали, что я воспользуюсь правом на молчание, или начну отрицать или оправдываться, или просто пробормочу что-то невнятное.
Я же воспользовался их минутным замешательством и сказал, что испытывают гордость от того, что иду той же дорогой, по которой до меня прошли такие авторитетные и уважаемые раввины. "Это врата праведников!" – сказал я, указав на двери полицейского участка. Гора журналистов тут же рассеялась, не родив даже крохотной газетной мышки.
Если бы и Наоми Блюменталь вела себя подобным образом, если бы она, например, сказала журналистам: "Я не понимаю, в чем, собственно, дело? Я провела рабочую встречу с партийными активистами в гостинице, причем, на свои деньги, а не так как многие из вас, проталкивающие собственную идеологию на деньги налогоплательщика"! Если бы она ответила журналистам в таком ключе, им бы пришлось искать себе другую жертву.
Однако Блюменталь до конца верила в систему. Если государство считает ее преступницей, может быть она действительно согрешила? После праздника она начнет отбывать срок, но отнюдь не из-за Ликуда, не из-за его Центра и не из-за смехотворных обвинений в "подкупе электрата".
Она будет сидеть, потому что с самого начала вела себя, как беглый преступник. Она наняла дипломированного адвоката, который, отрабатывая гонорар, посоветовал этой женщине, источающей надежность и искренность, помалкивать и не показываться на публике. И чем дольше она молчала, тем хуже становилось ее положение.
Свора сторожевых псов "демократии" ликовала, видя ее опущенные долу глаза. Костер уже был готов, оставалось лишь бросить в него пойманную ведьму. Пытаясь уйти от судьбы, Наоми Блюменталь потеряла душевное равновесие и отдала себя на растерзание. В прокрустовом ложе израильской прессы и системы "справедливости" Омри и Гилад умеют неплохо устроиться. Но у Наоми Блюменталь и ей подобных нет шансов.

(Пер. Александр Лихтикман, "Курсор")