“А не кажется ли вам, что мы тут все словно намеренно драматизирум ситуацию. Между тем, обнаружены новые резервы высококачественной воды в прибрежных горных районах страны, достигающие ста пятидесяти кубометров,” - говорил с экрана министр. “Я знаю это, как и то, что вода загрязнена, - сказал представитель министерства охраны окружающей среды. - И новые, и старые источники содержат отходы от канализации и сельскохозяйственных угодий, на которых применяют азотные удобрения. Питьевая вода с высокой концентрацией этих веществ опасна для здоровья. Она - источник развития раковых и других заболеваний. К тому же, Фалестын сливает в общий колодец все свои нечистоты, загрязняя не только реки, но и подземные источники. Нам уже пришлось построить канализационный коллектор, по которому стоки арабских палестинских городов попадут на израильские очистные сооружения.” “А ваши сто пятьдесят миллионов кубометров, - добавил правый лидер, - это всего лишь треть того ежегодного стока с Голан, который Израиль подарил Сирии. И никакое чудо не способно теперь направить воду с Голан в Кинерет даже если пойдут дожди. Сирийцы даже не скрывают свои намерения построить плотины и водохранилища для поворота стоков на свою территорию.” “Но нам ведь не отказали в турецкой воде,” - мягко возразил беспристрастный, как обычно, ведущий телеканала. “Не отказали, - проворчал министр. - Но заломили за свою воду такую цену, которую наш бюджет просто не потянет. Все опубликованные цены на турецкую воду не имеют ничего общего с последним проектом контракта, который надо было заключать не после катастрофы, а до неё. Теперь пенять не на кого. Что же касается планов постройки сирийцами плотин, то это только планы. Привычный арабский шантаж. Никто нам пока ничего не перекрыл.” “Мы так привыкли жить в мире фантазий, что реальная засуха застала нас врасплох, - сказал правый лидер. - Да, сирийцы не перекрыли нам пока стоки. И все кричат о победе политики мира и уступок. А зачем им война за то, чего нет? В Кинерет просто ничего больше не стекает. И палестинцы сократили забор воды из общего колодца. Но только потому, что им нечем очищать ту жижу, что осталась там вместо воды. Никто и никогда не предлагает никому воду даром.” “Но её можно купить за границей!” “Сомневаюсь. Водный кризис - естественный результат роста мирового народонаселения.”
“А как вам нравится этот экзотический контракт с ООН, который заключил наш миллионер Джосеф Манго?” “О праве его компании на все айсберги Атлантики и Антарктики на сто лет? - оживился министр. - По-моему это классический пример делового идиотизма и разбазаривания приличного родительского наследства. Начёрта нам эти льды чёрт знает где?.. Купил бы лучше для народа воду у турок, если ему некуда девать деньги. И нам хорошо, и туркам сделали бы доброе дело - солидный еврейский вклад в их вечно скудную казну.” “Не скажите, - возразил правый лидер. - Если Манго приведёт сюда айсберг, евреи получат самую чистую воду в мире. Мы можем стать единственной нацией в мире, которая пьёт исключительно талую воду, образовавшуюся до начала цивилизации. Даже обитатели предгорий Тибета и Памира пользуются ледниковой водой, несколько подпорченной атмосферными осадками. А ведь именно представители этих народов отличаются завидным здоровьем и долголетием. Я видел расчёты автора проекта - профессора Самуэля Лукацкого. По пять литров на человека в сутки Манго обеспечить действительно способен! Включая все все напитки и всю потребную питьевую воду. Да, Манго не даст нам и сотой доли всех потребностей нашей страны в пресной воде, но напоить израильтян, дать им чистейшую питьевую воду он в состоянии.”
“Как приятно послушать умных людей,” - потянулся у телевизора когдатошний доктор наук и автор того же проекта Гольфер. “А кто такой Лукацкий? Не тот ли, что пригласил тебя на интервью и делал вид, что берёт на работу после статьи о тебе в газете?” “Он самый. Всё повыспросил, полтора года морочил голову, а потом затих. И вот - всплыл с моим проектом от своего имени.” “Надо подать на него в суд...” “На каком основании? Он не давал никаких расписок о неразглашении обсуждаемых технологий. Беседовали себе, спорили. Да и где нам судиться с Манго! У него такие адвокаты...” “Пошли тогда спать, Яша, - сказала его верная подруга жизни Дина, зевая. - Ну, украл кто-то твои проект Не ты первый, не ты последний. Тебе-то что за убыток? Всё равно он тебе ни агоры бы не дал. Мы давно научились жить без твоих идей. Слава Богу, зарабатываем, всюду съездили, квартира, машина. У тебя квиют. Не подставляйся, не вздумай звонить им. Ещё уговорят на них работать. А потом выжмут и вышвырнут, как других. Для нас сейчас самое страшное - потерять твою работу.” “Ты права. Самое большое счастье в жизни, когда человек может себе сказать - завтра утром на работу... Только, если Лукацкий использует для буксировки айсберга тот способ, что мы с ним обсуждали, то я им не завидую. Я там кцат обмишурился, а потом придумал совсем другой способ, много надёжнее и дешевле. Миллионы у них, видите ли! Толку от них, если не туда направлены! Без знания и умения айсберг не доставить никакими миллионами... Не то жалко, что какую-то часть состояния Манго его ворьё профукает, а обидно, что хорошую идею опоганят, как обычно, когда за дело берутся дилетанты... Но ты права, женщина. Мне-то что! Пойду себе завтра к моим тихим клиентам. Самое гнусное время года. Засуха засухой, а от этого без конца тающего снега вся почва вокруг могил раскисла. Куда хуже хорошего дождя. Который день еле ноги из грязи вытаскиваю...”
***
“Начали движение, - доложил капитан буксира-толкача “Геркулес” Джосефу Манго - руководителю экспедиции, находящемуся на борту арендованного исследовательского судна “Санкт-Лаврентий”. - Винты поставлены на максимальный упор. Пока сдвига с места нет... Скорость нулевая.”
Серые волны били в блестящий осклизлый бок “небольшого экспериментального” айсберга, казавшегося, тем не менее, островом в холодном штормовом океане. Со стороны один из мощнейших в мире толкачей казался лодочкой рядом с этим вместилищем полутора миллионов тонн чистейшей воды. Истинные размеры айсберга Манго смог оценить только при его облёте с вертолёта. Над водой громоздились уже осклизлые скалы высотой два-три этажа, но под воду уходили остальные двенадцать этажей.
“Скорость один узел, - прозвучало в тишине на мостике штаба экспедиции. - Полтора. Два! Пять!” “А нужно не менее пятнадцати, чтобы он не расстаял за эти восемь суток до Акко, - сказал Джосеф Манго, молодой решительный господин, похожий на испанского пирата времён капитана Блада; от его взгляда ёжился даже дюжий канадец - капитан “Санкт-Лаврентия”. - Мы ухитрились отловить небольшой айсберг, заблудившийся, к тому же, в относительно южных широтах. Это ли не редкая удача? Так не лишайте меня конечного триумфа. Полный вперёд!” “В Израиле всё готово, - сказал профессор Самуэль Лукацкий, официальный автор проекта. - Гибкие ограждения в море, насосы, трубопровод до специального экспериментального питьевого городского водопровода Хайфы.” “Что пишут газеты?” “Что один айсберг - капля в море израильских потребностей. И что ты пускаешь на ветер одно из крупнейших израильских состояний...” “А ты что думаешь, Шмуэль?” “Не такая уж и капля! Нам необходимо только привезти эту воду в Израиль! 822 литра воды на человека в сутки, которые израильтяне потребляют в среднем, включает всего лишь 5-10 литров в день на питьё. Остальное - на нужды сельского хозяйства, промышленности, слив, стирку и тому подобное, для чего расходуется вода другого сорта. Наши полтора миллиона тонн - это триста миллионов пятилитровых порций, то есть вода для 800 тысяч человек на год! Всю Хайфу и Север можно год поить чистейшей водой из одного такого айсберга. Вот мы его и привезём. Пусть дегустируют.» «А потом начнём продавать, - зажмурился миллионер. - По цене не выше нынешней турецкой и всего вдвое выше нашей. Я хотел бы посмотреть на семью, которая не купит мою воду! Я, видите ли, пустил на ветер состояние моего отца... Идиоты! Я его удесятерю. Теперь владелец всех айсбергов в мире теперь я - Джозеф Манго. Каждый, кто захочет идти по моему пути, будет покупать вот такие ледяные острова, эти горы лучшей в мире воды у меня! Ну, как там скорость?” “Девять узлов. И навряд ли будет больше. Буксир работает на полную мощность.” “Ты сопротивление воды движению айсберга посчитал правильно, Шмуэль? - спросил Манго - Ты говорил, что эта штуковина такая скользкая, что сопротивления трения вообще нет. А она тормозит мне весь опыт...” “Это вихревое сопротивление, - сказал профессор. - Айсберг имеет форму выщербленного яблока и движется впадиной вперёд. Не совать же буксир с людьми в ущелье между ледяными скалами, уходящими на сорок метров в глубину!” “Вон они на твоей опасной глыбе в футбол играют...” “Я им поиграю! На “Геркулесе”! Кто позволил высадку людей на айсберг? Немедленно верните команду на судно...”
“Профессор, вода резко потеплела, - сказал доктор Томас Якобсон - гидролог-гляциолог экспедиции. - Возможно запредельное таяние. И волнение усилилось. Это тоже увеличивает скорость таяния берга.” “Ладно, попробуем надеть на него мешок по твоей гениальной идее, Шмуэль. А то действительно привезём в Хайфу сосульку... если не самих себя только - на всеобщее осмеяние,” - Манго явно одолевали мрачные предчувстивия. “Гибралтар запрашивает, - сказал радист. - что будет, что если наш айсберг расколется в проливе. Это может создать непредсказуемые опасности для всего судоходства.” “Отвечайте, что мы его одели в плёнку. Если и расколется, то внутри нашего мешка. Мы привезём в Израиль не сосульку, а воду! Все полтора миллиона тонн. Хватит терять на таяние хоть литр!”
Спущенные с “Геркулеса” буксиры растянули на волнах циклопическое покрывало, сразу превратившее водную поверхность океана в блестящий серый пруд. Мешок раскрылся вверх и вниз по уникальной технологии никому здесь не известного доктора Гольфера. Не говоря, конечно, о несостоявшемся покровителе Гольфера - профессоре Лукацком, который теперь, естественно, ни с кем не делился источником “своей” оригинальной идеи. Вздыбившись, мешок стал наплывать на ледяной плавучий остров. Когда горло мешка снова сомкнулось на поверхности океана впереди айсберга, буксиры начали, прыгая на волнах заваривать мешок. Вскоре он местами прилип к ледяным бокам, а местами тяжело полоскался на ветру и в волнах. “Скорость упала, - сказали с “Геркулеса”. - Хотя машина работает на полную мощность.” “Теперь не важно. Идём как получится. Только бы мешок не порвался. Не порвётся? - Джозеф Манго вперил свой пиратский взор в представителя фирмы пластиковых плёнок. - Если я потеряю мою воду, то тебе я не завидую...” “Пока такого не было в теплицах даже при ураганном ветре и снежном покрове. А тут плёнка вдвое толще и впятеро прочнее.” “Алевай...”
В Гибралтаре конвой подхватило благоприятное течение из океана. Не возникло и проблемы с толчеёй судов - все обходили конвой чуть ли не за линией горизонта. Урок “Титаника” был усвоен моряками навеки. В Средиземное море берг вошёл единым монолитом без заметного уменьшения в размерах. Волнения тут почти не было. Буксир пыхтел, упираясь специальным мягким кранцем в бок берга, покрытый серой плёнкой. За ней уже вовсю плескалась вокруг льда драгоценная талая вода. Скорость не превышала восьми узлов. Теперь они шли вообще вне морских путей, ни одного судна на горизонте уже не было. Всё говорило в пользу успеха экспедиции.
Но на траверсе Сицилии ночью вдруг завыла сирена на “Геркулесе.” Манго и Лукацкий в одном белье вылетели на мостик штабного судна “Санкт-Лаврентий”. Толкач поспешно отходил задним ходом, освещая прожекторами мешок, под которым словно шевелилось циклопическое живое существо. Оно с грохотом выпирало всё выше вверх, туго натягивая плёнку, пока не замерло в виде пика высотой в десятиэтажный дом, косо нависшего над остальной массой острова. “Что это? - холодея спросил Манго. - Откуда эта гадость выперла?” “Торошение, - опоздавший гляциолог зябко кутался в плащ на ночном ветру.- Откололась часть берга и подплыла внутри мешка под днище острова. И подняла глыбу на себя. А поскольку она имеет длину около двухсот метров, то над водой поднялась её десятая часть... Просто поразительно, что плёнка выдержала.” “Как теперь его буксировать? - спросил капитан “Геркулеса”. - Я под таким навесом плавать не буду. А ну как рухнет на нас?” “Переходите на буксировку канатами.” “Попробую... Хотя канат может запросто перетереть плёнку.”
От “Геркулеса” отчалил малый буксир, обогнул айсберг и завёл конец вокруг мешка. Толкач осторожно двинулся вперёд. Рассветное солнце осветило мешок с уродливо торчащей внутри горой с туго натянутой на неё угрожающе звенящей на ветру плёнкой, продавленной к тому же буксирным канатом до соприкосновения с уродливыми нагромождениями ледяных глыб, стремительно тающими в субтропических водах. Праздничная атмосфера экспедиции сменилась унынием и предчувстивием катастрофы.
И она произошла под вечер, уже на траверсе Кипра, на подходе к Израилю. Нависшая гора вдруг полезла вверх, натягивая до предела плёнку своим уже острым от таяния пиком. Люди с судов в ужасе услышали пушечный удар, и плёнка с облегчением слетела с пика на жалкие остатки айсберга и далее - в море, куда и разлилась драгоценная пресная вода, своей волной достигшая “Санкт-Лаврентия”. Манго оцепенел. Всё было кончено. В голубых солёных волнах бились в остатках мешка блестящие чужеродные этим широтам ледяные осколки. Один из них, всё ещё гигантский, втрое больше буксира-толкача, поплыл прочь, поблёскивая на закатном солнце и вдруг с треском лопнул, подняв брызги и пену. Осколки его, сверкая на закатном солнце, словно радостно поплыли в разные стороны...
***
“Так ему и надо, - злорадно сказал могильщик Яков Гольфер, - откладывая газету с красочным описанием фиаско миллионера. - Не зная броду, не суйся в воду. Миллион тонн сунули в мешочек. Идиоты самоуверенные... Представляю, какая рожа была у этого Манго, когда его предприятие лопнуло!..” “Яша, он же... нам, тебе вёз воду! А ты злопыхаешь. Нехорошо это, по моему, - сказала жена. - Ты же мог предложить свой вариант...” “Так бы они меня и послушали, даже если бы и спросили совета!” “Так позвони сейчас. Сейчас послушают.” “Нет уж. Пусть сами звонят. А мне пора идти хоронить евреев. Без дискриминации. Рядом сабры с олим и марокканцы с ашкеназами. Единственное место в Израиле, где евреи равны между собой... Такое чувство, что именно для этого конечного равенства нас и вывезли сюда. Так бы и сказали, собаки! А то...” “Яша, нам с тобой никто и ничего не обещал. Даже услуг Хеврат Кадиш, между прочим. Вспомни, мздоимство и беспредел на наших советских кладбищах!...” “А я что говорю? Слава Хеврат Кадиш, единственно истинной сионисткой организации в Еврейском государстве!..”
***
“Я не появлюсь в Израиле без талой воды! - бушевал в своём салоне потный и красный Джосеф Манго. - Мы вернёмся за следующим айсбергом. Закажите и переправьте мне в Атлантику более прочный мешок. В конце концов это была просто трагическая случайность. Мы были почти у цели, когда началось торошение, а ты сам сказал, что два айсберга никогда не ведут себя одинаково... Верно?” “Верно, но всегда непредсказуемо... - пожал плечами Самуэль Лукацкий. - Одному дьяволу известно, что выкинет следующий айсберг. Пожалуй, его вообще нельзя возить в мешке. Масштабный эффект... Слишком большая масса.” “Тогда какого дьявола, которому всё известно, ты меня втравил в это гиблое дело? Ведь это ты спёр, как утверждают злые языки, у какого-то оле этот изящный проект надевания мешка на айсберг? Чьим советам я поверил? Я тебе плачу огромные деньги потому, что сам в этом деле вообще ничего не понимаю, да и понимать не обязан. А теперь ты, скотина, мне говоришь, что ничего не получится со следующим бергом! Я не могу тебя отправить в тюрьму на всю оставшуюся жизнь за обман, но обложу тебя такой компенсацией за ущерб моей фирме, что ты сам будешь рад со всей своей семьёй провести остаток дней в тюрьме...” “И правильно, - усмехнулся канадский капитан “Геркулеса”. - Идиотский проект, причём с риском для моей и моих ребят жизни, пока ты сам, со своей умной еврейской головой, торчал на “Санкт-Лаврентии” в полумиле от твоего чудовища. А если бы эта выпершая вверх гора не остановилась, а рухнула на “Геркулес”? Мы бы ни за что не успели отойти! Я говорил с самого начала, что надо не толкать, а тянуть его на безопасном расстоянии от берга. Загони его в бутылку, Джосеф. В святом писании сказано ясно: не воруй. А если уж украл, то хоть поделись с автором. Только я никак не пойму тебя, Джосеф. Ты же разумный человек. Тот иммигрант, которого этот тип обокрал, ведь не катапультировал на Луну. Он где-то в вашем Израиле. И я бы на твоём месте не только плёнку заказывал, а прежде всего этого, истинного специалиста. А фальшивого, после того, как тот извинится прямо тут, на моём борту, я бы вышвырнул в первом же порту нафиг.” “Сколько ты ему заплатил за идею, Самуэль? - спросил Манго. - Ну? Так я и знал. Клюм.” “Сколько это процентов “клюм“? - не понял канадец. - Что? Вообще ничего? Ну вы даёте, ребята! У нас в Канаде тоже с иммигрантами не церемонятся, но хоть приличия соблюдают.” “Да не крал я ничего, - прижал белые руки к пухлой груди учёный. - Мне дали перевод статьи из русскоязычной газеты, где у этого “гения” самый компетентный “русский” журналист берёт интервью. А там чёрным по белому написано следующее, - он достал из папки перевод статьи. - “В ходе дрейфа ледяная гора, естественно, тает. В холодной ( 0-4оС) воде с периметра ежедневно уходит в море по два метра льда, а в более тёплой (4-10оС) - по три-четыре метра. Так что без изоляции средний айсберг в 20-градусной воде и при тёплом воздухе живёт не более восьми дней. При штормах берг тает быстрее, из-за перемешивания у его бортов и днища холодной и тёплой воды. Это означает, что тащить в Израиль открытый айсберг бессмысленно - как сосульку в кармане. Поэтому принципиально задача решается так: ледяную глыбу помещают в герметичный мешок и так буксируют. Таяние не страшно - в конце концов к нашим берегам притянут гигантский мешок пресной чистой воды. Самая сложная из проблем - одеть айсберг. Мы уже представляем себе размеры горы. Учтём при этом, что она вовсе не похожа на обсосанный леденец - вполне могут быть острые выступы, пики. В процессе таяния отдельные части айсберга могут отваливаться. Значит, мешок должен быть достаточно прочным. Его прочность должны быть пропорциональна циклопической массе его содержимого. Поэтому мешок весит сотни тонн. Раскрыть его и надеть на целый остров сверху и снизу, не порвав, - техническая задача, не имевшая прецедентов...” Далее корресподент хвалит идею этого оле, которую автор проекта считает изюминкой, know how, сутью возможного патента. Поэтому, мол, журналисту остаётся, “преодолев соблазн, промолчать о способе, а читателю - поверить ему на слово, что здесь есть что украсть.” “Что ты и сделал, на мою голову!” “Так ведь патента-то не было! - отбивался учёный ворюга. - И я ничего поэтому не крал. Я пригласил автора, крайне грубого и вздорного субъекта, между прочим...” “И стал его раскручивать, - сказал Томас Якобсон глухо. - Делается это очень просто, Джосеф. Чайники - народ крайне амбициозный и самолюбивый. Ты заявляешь, что его идея в принципе неосуществима. Он тут же закипает, становится в боевую стойку. И ты споришь с ним, выдвигая самые идиотские аргументы против его идеи, до тех пор, пока её суть не становится тебе ясной до мельчайших подробностей. После этого остаётся объявить эту идею не новой - внедрённой или там давно отвергнутой, мол, такими-то фирмами или университетами в таких-то странах. Проверить это стоит массы времени и денег, которых у иммигранта, озабоченного добычей средств к существованию нет и быть не может. После этого остаётся прояснённую идею причесать, оформить должным образом, подставив нужное имя или перечень имён, естественно, без упоминания, от греха подальше, автора и - вы дома.” “Ладно, - сказал Манго. - Если это так просто, гениально и в общем вполне легитимно, Томас, то почему мы без воды идём обратно?” “Потому, что любой вор научной идеи не застрахован от ошибки, которую, как правило, делает, как любой творец, истинный автор. Только автор знает об идее столько, чтобы в конце концов найти ошибку. К моменту внедрения украденного проекта ворами, первоначальный вариант не имеет ни ценности, ни смысла. Так что вор в этой области рискует куда больше пострадавшего.” “Отлично. Дай мне телефон этого оле, Самуэль. Платить ему будешь из своего кармана. Сколько ни попросит. Если ты мне скажешь, что не знаешь, как его найти, я тебя прикажу немедленно выбросить за борт. Только вчера, развлекаясь до катастрофы, ты пытался поймать на крючок акулу, как поймал твоего оле. Теперь либо оле сожрёт научную акулу, либо акулы - себе подобного Самуэля.” “Я сам действительно не знаю... - немеющими губами едва произнёс несчастный профессор. - Но я попробую связаться с моим другом Менахимом Кацем в Иерусалиме. Сомневаюсь, чтобы этот фраер миновал хоть одну из олимовских посреднических организаций, которые Менахим курирует от своего министерства. Так что найти его...”
***
“Да, условия жизни вашей семьи оставляют желать лучшего... - Менахим Кац брезгливо придвинул к себе стул и уселся напротив Якова Гольфера в салоне его квартиры. - Я думаю, что вам пора изменить свою оппортунистическую позицию и попытаться найти общий язык с лучшими представителями научной общественности нашей страны.” “Я за эти десять лет сделал всё возможное и невозможное, чтобы условия жизни моей семьи не позволяли ожидать худшего, - ехидно заметил оппортунист от науки. - И добился этого именно потому, что не пытался общаться с «представителями», которые предложили бы мне в лучшем случае временную работу до очередной ротации или каприза выдавателя стипендии Шапиро или Гилади. Естественно, ни один из этих представителей не посещал меня. Вы являетесь исключением только потому, что я послал подальше вашего холуя, а вы настолько во мне нуждаетесь для каких-то ваших личных целей, что согласны меня стерпеть. Откровенно говоря, и мне вовсе не по душе задерживать такого высокого гостя. Уважающий себя хозяин гостя с такой миной на морде спускает с лестницы. Только боюсь, что вы недолго будете тут надувать щёки. Прислал вас Манго. Он нарвался на безграмотного идиота, укравшего один из вариантов возможного решения проблемы, когда я уже давно отошёл от всех деталей варианта, так как признал его в корне ошибочным, учитывая масштабный эффект. Но не извещать же вашу высокую научную общественность, что она не совсем то украла? Что вам надо, Кац? Давайте без фальшивого сочувствия. Из того дерьма, что вы так самозабвенно мне тут скармливали, злорадное сочувствие - самое вонючее. Что нужно от меня Манго и его консультанту - “автору проекта” Самуэлю Лукацкому?” “Мне кажется, что вам бы лучше самому поговорить с господином Джозефом Манго. Хотите?” “Почему бы и нет?”
“Доктор Джакоб Гольфер? - раздался в пелефоне жесткий голос миллионера, который словно говорил с уже давно запуганным служащим. - Надеюсь, вы знаете из СМИ о нашей неудаче с вашим проектом...” “В первый раз слышу, мистер Манго, что кто-то занимается моим проектом. Вот о позорной конфузии вашего проекта кричат все газеты и телеканалы, с чем я вас и поздравляю от всей души. Вместе с вашим профессором Лукацким. Он меня тоже слышит?” “Конечно. Именно он мне показывал ваше интервью газете семилетней дваности, где вы расхваливали будто бы испытанную нами технологию.” “Я просто пошутил с корресподентом. А вы поступили, как сексуально озабоченная девка: с ней пошутили, а она надулась. Теперь вы беременны позором и убытками. В ближайшие сто лет у вас никто айсберг больше не купит.” “Мне нравится ваша наглость... А вы не боитесь, что я вас привлеку к суду за дезинформацию в печати... Вы где там? Алло...”
“Умоляю вас, не обижайтесь, - Менахим Кац, сильно волнуясь, коснулся рукой колена новоявленного доктора Джакоба, в которые было произвели кладбищенского Яшку. - Мы на связи, Джозеф. Мы вас слушаем.” “Так вот, Джакоб, я вам предлагаю принять участие в новой экспедиции на моём судне. На время экспедиции я приму вас на работу с окладом три тысячи долларов в месяц...” “Дайте мне Лукацкого, - прервал его Яков. - Да не хочу я говорить с Манго, он по-русски не понимает, а у меня нет английских слов, чтобы выразить ему мою признательность за его щедрость и благородство...” “Но вы прекрасно говорите по-английски, доктор Джакоб, - льстиво улыбнулся Кац. - Джосеф, он хочет что-то сказать профессору Самуэлю Лукацкому по-русски. Можно?” “Разумеется. Джакоб, с вами тут ваш старый друг.” “Здравствуйте, Яков. Вы даже не представляете...” “Представляю. Так вот, по поводу трёх тысяч долларов в месяц на время экспедиции на его судне и участии в эксперименте стоимостью сотни миллионов долларов с прицелом на миллиарды прибыли... Передай этому мелкому гешефтнику, что я лично немедленно отправляюсь нахуй, а он пусть идёт прямо за мной и...” “...никуда не сворачивает, - подобострастно хохотнул Лукацкий. - Это перевести невозможно. Но вы просто его не расслышали, Яков. Не три, а тринадцать...” “Тридцать.” “Что... тридцать?” “Вы просто плохо меня расслышали, Самуэль. Триста тысяч долларов единовременно, за попытку решения проблемы и участие в экспедиции. Независимо от её результатов. Немедленно. На мой банковкий счёт. Тридцать тысяч в день за мои консултации на борту его судна. И три миллиона баксов в случае успеха первого эксперимента. Плюс пятипроцентное участие в прибылях его фирмы по продаже воды из айсбергов. Пожизненно мне и моим потомкам. Иначе вы будете всю вашу жизнь возить воду из одного района мирового океана в другой на потеху публики.” “Я сейчас переведу... Вы меня слышите? Ему нравится ваша хватка, но он считает, что вам недостаёт чувства реальности. Он согласен на пять тысяч в месяц на время экспедиции и ваше имя в числе соавторов патента по технологии, которая может сработать, с одним процентом от прибылей от этого патента...” “...пока он быстренько не сварганит альтернативный патент, где от моей новизны и следа не останется! Что вы все так торопитесь сами себя перехитрить? Короче, или мои условия, или...” “Менахим, - взревел Манго. - Ты свободен. Иди домой и оставь этого задержавшегося в детстве идиота в его трущобе. Передай ему, что он в первый и в последний раз в жизни получил реальный шанс и...”
Продолжение