Актуальный Комментарий
Долг памяти
- Информация о материале
- Автор: Мирон Амусья Марк Перельман
О недавней художественной выставке в Музее А. Д. Сахарова в Москве
Несколько дней назад один из нас (МП) получил письма от Е. Г.
Боннер, президента Фонда им. А. Д. Сахарова, и директора его Музея в Москве
В. Самодурова с просьбой к людям, хорошо знавшим А.Д., высказать своё мнение
о вызвавшей много споров выставке «Запретное искусство-2006», проходящей
в Музее. Напомним, что несколько лет назад выставка «Осторожно, религия»
в этом же Музее была разгромлена религиозными фанатиками-хулиганами и стала
причиной уголовного преследования его директора.
Разумеется, идти на поводу у хулиганов и закрывать выставку только
из-за их протестов столь же морально ущербно, как и убирать из газет под
давлением фанатичной толпы карикатуры на пророка Магомета. С другой стороны,
за закрытие выставки «Запретное искусство-2006» выступает вдова Сахарова,
человек, который, пожалуй, никогда не руководствовался обычной мудростью
обывателя – рекомендацией «не надо дразнить гусей». Мы далеко от Москвы,
в Иерусалиме, на выставках этих не были и не знаем подробностей
проходящих там дискуссий . Высказаться же нас заставляет, в первую очередь,
глубочайшее уважение к памяти замечательного ученого и великого гуманиста
и следующими из этого соображениями, чем уместно заниматься музею его памяти.
Вопрос, представляется, должен стоять так: как относился бы к
этим или подобным выставкам сам Андрей Дмитриевич? Что он считал бы наиболее
существенным в общественно-политической жизни России и мира сегодня? Разумеется,
в самой попытке ответить на подобные вопросы заложена определённая, возможно
и непозволительная, вольность. И, тем не менее …
А. Д. Сахаров был создателем сильнейшего оружия – водородной
бомбы, в 33 года стал академиком, был трижды Героем Социалистического труда,
награждался многими орденами, включая ордена Ленина. Он осознал, в чьи
руки передаёт оружие и, переоценив свою позицию, вступил в бой с властью,
выступая категорически против продолжения ядерных испытаний, за ограничение
и запрет ядерного оружия. Решительно выступал он и против лженауки в лице
Лысенко.
Вступив в борьбу с властью, не с прошлой, а для него – реальной
и настоящей, он от своих наград и званий не отказывался. Возможно, кто-нибудь
из тех, кто наградами и званиями не обременён, и ждал подобного шага. Однако
орден Ленина, сейчас элемент одного из экспонатов выставки, для Сахарова
был знаком признания заслуг, а не символом революции (или большевистского
переворота) 1917. В своей общественно-политической деятельности Сахаров
выступал в защиту прав отдельных людей и целых народов, решительно критикуя
и осуждая в самой резкой форме правительство своей страны – его внешнюю
и внутреннюю политику. Именно резкие споры с руководством своей страны
– Хрущёвым, Брежневым, Горбачёвым по важнейшим проблемам человека, общества,
государства были характерными чертами личности Сахарова. Продолжение именно
подобной деятельности, разумеется, с учётом невозможности достичь его уровня,
было бы естественным элементом деятельности Музея.
Здесь нелишне упомянуть и о личных взглядах и пристрастиях Ф.
Д. Сахарова. Один из нас (МП) разговаривал с Андреем Дмитриевичем на темы
религии и религиозности и может заверить, что убежденным атеистом он не
был, хотя не был и практически верующим (в автобиографических записках
А.Д. пишет, что в 12 лет отказался ходить с матерью в церковь). Его позицию
можно назвать агностической, согласно которой вера или неверие есть вопрос
сугубо интимный, его проявления зависят от времени и обстоятельств и не
стоит, нельзя абстрактно глубоко в него вдаваться, давать какие бы то ни
было жесткие определения или оценки.
Вместе с тем он с глубоким уважением относился к длинной череде
своих предков-священников, высоко оценивал их роль в тогдашней жизни народа.
Его познания в области искусства были достаточно традиционными
и, пожалуй, несколько ограниченными (во всяком случае, до встречи с Еленой
Георгиевной): он питал глубокий интерес к Пушкину и его времени, вообще
к российскому 19-му веку. Вряд ли поэтому новаторство (или псевдоноваторство,
своего рода китч) в живописи или разрушение канонов привлекли бы его внимание.
Отчасти и потому, что в А.Д. сохранялось, в каком-то смысле, интеллигентское
целомудрие: он, во всяком случае, не мог бы принять широкое внедрение табуированной
лексики в жизнь и в искусство.
И еще: А.Д. не мог бы помыслить ни распад СССР как таковой, ни
циничное глумление над его символами: он понимал, что при всех резко отрицательных
проявлениях большевизма, в социальном развитии России было достигнуто немало
положительного, от чего нельзя отказываться. И уж никак он не ставил знак
равенства между коммунизмом и фашизмом, что сейчас, в приступе запальчивости,
иной раз провозглашается. Разумеется, не отождествлял он народ СССР и правившее
им партийное руководство.
Поэтому думаем, что какое бы то ни было объединение таких выставок,
где весьма вольно используются религиозные и государственные символы, с
его именем (вне зависимости от художественной ценности представляемых на
выставках экспонатов, о чём не можем судить) – совершенно недопустимо.
Музею Сахарова, как нам представляется, следовало задуматься
над тем, как А. Д. отнёсся бы к сегодняшним событиям, попытаться экстраполировать
его подход к современным реалиям. Терпел ли бы Сахаров молча ядерное вооружение
Ирана, поставки Россией оружия Сирии и Ирану, молчал ли бы, когда в Москве
принимали руководителей Хизболлы и ХАМАСа? Едва ли. Молчал ли бы, когда
антигрузинские настроения, поощряемые очевидно с большой властной высоты,
насаждались по всей стране? Едва ли. Спокойно слушал, а то и поддерживал
бы ушедший, казалось, в далёкое прошлое, уже диковатый антиамериканизм,
проявляющийся в обвинениях США во всех неурядицах России и мира? Едва ли.
Сделал бы вид, что появление полония-210 из России в Лондоне – вариант
нормы? Едва ли. Не протестовал бы против ареста и осуждения Ходорковского,
несмотря на определённо криминальный характер состояний всех российских
нуворишей? Едва ли.
Прошёл ли бы Андрей Дмитриевич мимо нарушений свободы слова и нового
огосударствления СМИ? Едва ли. Оставил ли бы он без внимания всё более
усиливающееся имущественное расслоение российского общества? Едва ли. И,
главное, оставил ли бы он без внимания почти полное молчание своих высокопоставленных
коллег по этим и ряду других проблем России и всего мира? Уверены, что
нет.
В реакции на такие проблемы, помимо сохранения и популяризации
всего созданного Сахаровым, а не в двусмысленных выставках, видим мы истинное
предназначение его Музея.
Иерусалим
23.03.07
Марк Перельман и Мирон Амусья,
профессора физики