Ведь что «говорят» наши ноги, когда мы едем в Освенцим? Они говорят, что с народами убийц у нас нет
никакого счета. Они говорят, что вы – поляки, литовцы и т.д., с радостью участвовавшие в этом зверстве – вы
«в порядке». Вот ведь мы передаем себя в ваши руки, мы полагаемся на вас, полагаемся на вашу полицию, на
водителя автобуса, на охранника, стоящего сегодня у входа в лагерь уничтожения...
(«Исраэли» 16.04.2007)
В детстве я решил поститься в День Памяти Катастрофы и Героизма европейского еврейства. Обеспокоенным
родителям объяснил, что у меня нет аппетита, но через несколько часов они «выжали» из меня «признание» и
«убедили» меня кушать. Согласно здоровой логике ребенка, мне казалось, что такой пост – естественнен и
желателен. Если о Храме, разрушенном 2000 лет тому назад, мы стойко постимся каждый год 9 Ава, то и о
такой недавней катастрофе должны поститься.
Я не очень уверен, что ошибался. Т.е. то, что евреи понимали тогда – две тысячи лет назад – уже не понимают
сегодня. Тогда мы понимали, что память о коллективной катастрофе, память о событии, которое должно
остаться в душе и вытесаться в национальном сознании как живой предупредительный знак, такая память не
выгравируется только благодаря изучению истории, молитвам и митингам, посвященным памяти погибших.
Тогда понимали, что травматическую память о разрушении Храма и об изгнании нужно каким-то образом
вытесать в поступке, в действии.
Ведь в конечном итоге действие определяет – не разговоры и даже не оплакивание. Поэтому мы постимся 9
Ава, разбиваем бокал под хупой (так как даже в день свадьбы радость не полна, пока не восстановлен Храм –
прим.перев.) и совершаем другие небольшие поступки, превращающие тогдашнее разрушение в очень
релевантное в плоскости нашей частной жизни
Хоть я не пощусь в День а-Шоа, но очень стараюсь не покупать товары немецкого производства. Слава Б-гу, у
меня нет родственников, прошедших Катастрофу, но все же есть у меня личный счет с немцами, и так я
выражаю это.
В точности по этой же причине я против организованных поездок в Польшу. Нет сомнения, что невозможно
прийти в Израиле в тому уровню изучения и получить то сопереживание, что происходит в этих поездках. На
интеллектуальном уровне правы едущие в эти поездки. Но на уровне более важном – уровне личного смысла –
как пост и разбивание бокала – эти экскурсии достигают противоположного.
Ведь что «говорят» наши ноги, когда мы едем в Освенцим? Они говорят, что с народами убийц у нас нет
никакого счета. Они говорят, что вы – поляки, литовцы и т.д., с радостью участвовавшие в этом зверстве – вы
«в порядке». Вот ведь мы передаем себя в ваши руки, мы полагаемся на вас, полагаемся на вашу полицию, на
водителя автобуса, на охранника, стоящего сегодня у входа в лагерь уничтожения. Они говорят, что то, что
произошло – это «история», хоть и болезненная, но только история. Переживание от этих поездок – каким бы
тяжелым оно не было – забудется в ежедневной рутине. Но внутреннее послание - отрицание, заключающееся
в примирении (путем поездок в страны убийц) с такой действительностью – оно остается и и вырывает смысл
из национальной памяти.
Перевел Моше Борухович
МАОФ