Представлять Елену Георгиевну читателям легко, но вот представить себе, что ей уже почти восемьдесят пять – очень трудно! А ведь именно это произойдёт 15 февраля сего года.
Елена Георгиевна родилась в очень политизированной семье – в 1923 году многие еще сохраняли революционные идеалы. И хотя ее отец был расстрелян в годы Большего Террора, а мать надолго отправлена в лагерь, 14-летняя Люся не утратила – несмотря на все пережитое, на многолетние скитания бездомной дочери «врагов народа» – того духа поиска правды, справедливости и того бесстрашия, которые были свойственны её родителям, людям другого поколения.
С начала Великой Отечественной войны Люся рвется на фронт. Эти стремления особенно усилились после гибели на фронте её друга, талантливого молодого поэта Всеволода Багрицкого, сына незадолго до того умершего классика советской поэзии Эдуарда Багрицкого. И Елена Георгиевна добивается своего – она становится фронтовой медсестрой, вытаскивает раненых с поля боя. Сама она ранена была дважды.
После войны с большими усилиями – ведь дочь репрессированных, хотя и с боевыми наградами – ей удается поступить в Медицинский институт в Ленинграде, стать врачом-педиатром, создать семью.
Казалось бы, жизнь становится устойчивой и налаженной: двое детей, работа врача, литературные занятия в журнале «Юность» и «Литературной газете». Ей удается собрать и издать (вместе с матерью поэта) все стихи и фронтовые очерки Всеволода Багрицкого. Реабилитирован отец, мать вернулась из лагеря… Еще тогда Е.Г. начинает писать свою первую книгу «Дочки-матери», последующие ее книги относятся уже к жизни с Андреем Дмитриевичем Сахаровым.
В 60-ые годы в СССР начинается правозащитное движение, названное потом диссидентским, т.е. движение людей, несогласных с ложью во всем – в жизни, в «идеологии». Появляются первые – после «дела» Синявсого и Даниэля – политические заключенные. И Е.Г. не может молчать – она активно участвует во всех протестах и демонстрациях, в движении так называемых подписантов и т.д.
В конце 60-ых Е.Г встречает «мятежного» академика Андрея Дмитриевича Сахарова на пикитируемом суде над правозащитниками. Общие интересы, эмпатия постепенно переходят в любовь и с 1971 года они вместе, притом уже навсегда.
Их семья – наиболее преследуемая и ненавидимая властями. И если арестовать всемирно известнейшего человека, знаменитого ученого, трижды Героя Социалистического труда, «отца» водородной бомбы правительство не решается, то вести постоянные наблюдения, всячески препятствовать деятельности его и его жены – это оно может. Распускаются грязные сплетни про Е.Г., печатаются мерзкие статьи и даже книги.
Но супруги Сахаровы продолжают свою благородную и столь рискованную работу. Ни угрозы властей, ни тяжелые болезни не мешают Е.Г. быть рядом с мужем, во главе правозащитного движения в СССР и, по существу – в мире.
В их доме, маленькой двухкомнатной квартире вблизи Курского вокзала в Москве, двери принципиально не закрываются – придти и поговорить может всякий. На кухне – другого места нет – проходят пресс-конференции, сюда считают долгом чести придти высшие руководители стран Запада. В подъезде, конечно, дежурят сотрудники КГБ – фиксируются все приходящие, в квартире, несомненно, жучки повсюду. И очень странно, что несмотря на столь тщательную охрану в квартиру прорываются с угрозами два палестинца, вооружённые ножами – требуют отказа от поддержки Израиля, от осуждения «справедливой национально-освободительной борьбы палестинского народа». Запугать Сахаровых не удается – Е.Г остерегается утверждать, но ей кажется, что одним из ворвавшихся был довольно еще молодой Абу Мазен, тогда ученик Е.Примакова в Москве, а сейчас – «умеренный» предводитель бандитов ФАТХа (Странно, конечно, что дежурившие в подъезде сотрудники КГБ умудрились «гостей» не заметить!)
В 1975 году Андрей Дмитриевич удостаивается Нобелевской премии Мира. Ему, конечно, не разрешают выехать для ее получения. И Е.Г., которая с большими сложностями была перед этим «отпущена» в Италию для операции, получает эту премию от имени мужа в Осло и зачитывает его замечательную речь. Впрочем, мы, да и вряд ли кто-либо иной могут выяснять, какие части речи кем написаны: ведь каждое слово в ней проговаривалось и обсуждалось совместно.
После вторжения советских войск в Афганистан АД и ЕГ протестуют и власти лишают АД звания Героя Социалистического труда и отправляют в административную ссылку в город Горький (исключить его из Академии наук всё-таки не удалось). Тяжело больная ЕГ ездит туда и обратно, возит тяжеленные сумки с провизией – это уже время всеобщего дефицита! А Андрей Дмитриевич продолжает работать: там, в одиночестве, он создает одну из самых интересных физических теорий, пишет политические статьи, которые приходится со всеми предосторожностями вывозить из Горького и передавать на Запад. В 1984 г. ЕГ приговаривают за эту деятельность к ссылке в Горький (в дальнейшем она формально так и не была реабилитирована, а только помилована!). Написанные воспоминания у АД выкрадывают, их приходится по памяти восстанавливать…
ЕГ необходимо лечение, она справедливо полагает, что ложиться в советскую больницу ей нельзя – оттуда она никогда не выйдет. В США живут ее дочь Татьяна с внуком и сын Алеша. Увидеть их и получить лечение удается только после голодовок, объявленных и проводимых АД и ЕГ – они полностью испытали ужасы принудительного кормления.
А в 1986 году звонит Горбачев и приглашает в Москву: участвовать в реформированнии страны. АД становится депутатом и всем, вероятно, памятны его выступления на Съезде народных депутатов. Когда он был на заседаниях, ЕГ дежурила возле Кремля в их стареньком «Москвиче» с наушниками – вдруг что-то понадобится!
14 декабря 1989 г. АД скоропостижно скончался. Были организованны государственные похороны («они любить умеют только мёртвых») с председателем комиссии, почему-то, Е. Примаковым. На панихиде ЕГ сказала подошедшему с соболезнованиями Горбачеву, что он, наверное, больше всех потерял с кончиной АД. Эти слова оказались вещими…
ЕГ активно участвовала в деятельности общества «Мемориал». После прихода Ельцина к власти ЕГ становится членом комиссии по правам человека при президенте России, но в конце 1994 г. выходит из состава комиссии, не считая возможным сотрудничество с администрацией президента, развязавшей российско-чеченскую войну.
Уже несколько лет ЕГ живет в Бостоне (США) с дочерью и ее семьей (в Бостоне, наряду с Москвой, находится Архив Сахарова). Примечательно, что она не стала эмигрантом и не имеет никаких привилегий, которыми пользуется множество людей, переселившихся в США как реальные, потенциальные или мнимые жертвы гонений в своей стране.
Достойно тем большего уважения, что при этом она является одним из виднейших критиков сегодняшней политической системы в России. Замечания и критика ЕГ – никогда не заметки постороннего, но всегда заинтересованный анализ, отмеченный глубоким пониманием ситуации в своей стране и проникнутый болью за её будущее. Отметим, что эта позиция не встречает должного понимания не только у значительнейшего числа российских сограждан-интеллектуалов, но и многих либералов в США, для которых понятие «права человека» в последние годы сузилось или почти потеряло смысл. Для них – наследие Сахарова, взгляды и призывы Е.Г.Боннэр – мешающий анахронизм.
Темперамент и душа Елены Георгиевны не меняются с годами: она живо и страстно откликается на все крупные международные события. Особенно впечатляет нас её неизменная поддержка Израиля, что крайне редко среди правозащитников, даже видных, занимающих, увы, столь часто проарабские позиции, по сути, объективно оправдывающие исламистский террор. Огромной признательности заслуживает её борьба за объявление действий террористов–смертников преступлением против человечества.
Елена Георгиевна активно осуждала террористскую войну, развязанную против Израиля с самого её начала, протестовала против всех форм бойкота этой страны, в особенности – научного. Её точка зрения ясна и недвусмысленна: террорист – враг, и пощады ему за счёт невинных быть не должно!
Выступая в поддержку Израиля, она определённо действует из соображений справедливости, а не этнической принадлежности. Эта позиция проявилась недавно, когда она выступила против именования эвакуированных во время Великой Отечественной войны евреев «Беженцами Катастрофы», справедливо полагая, что эвакуировались люди вне зависимости от национальности.
Судьба Елены Георгиевны уникальна, поскольку всю свою сознательную жизнь она на переднем крае борьбы - с фашизмом, тоталитаризмом, людским бесправием, людской же ограниченностью и долготерпием, злобой и глупостью.
Нам
остается пожелать – не сомневаемся, вместе
с нашими читателями – Елене Георгиевне
до 120 оставаться столь же активной, деятельной
и по-прежнему - юной душою.
М. Я. Амусья и М. Е. Перельман, профессора физики.
Иерусалим
12.02.08