Долго у моря ждал он ответа,
Не дождался, к старухе воротился.
Глядь: опять перед ним землянка;
На пороге сидит его старуха,
А пред нею разбитое корыто.
А. С. Пушкин



То, что сейчас происходит в Израиле, иначе как опупением, не назовёшь. Конечно, я не такой простак, чтобы путать видимое каждому на поверхности, от причин, которые обычно лежат в глубине. А в глубине, как известно, лежит чей-то интерес. И эти кто-то – не карасики, которые болтаются на поверхности в тщетной попытке по старому рецепту из «никем» стать «всем». Поживут с моё, поймут – те, кто стоят с плакатиками и флажками с лозунгами и этим размахивают, всегда будут никем. Так устроена наша жизнь, что карасиково – карасику, а тем, у кого всё – будет только ещё больше.

За последний год не бастовали и не протестовали только ленивые. И тема протеста у них общая и на удивление новая. Многими выяснилось, что хотят они жить достойно, а как сейчас - так дальше жить нельзя. Хотя об этом куда раньше в России один режиссёр даже кино снял, славу обрёл, пока понял – то, что ему когда то казалось «нельзя», может быть ещё в сто раз нельзее. И он до сих пор собирает карасиков под свои лозунги – с успехом для своей славы и с вредом для карасиков.

Карасики они и есть карасики. Их мелочи вроде сидения половины страны под ракетным обстрелом из Газы не волнуют. Не тронуло их, когда братьев, не сводных, а родных выкинули из домов в Газе. Спокойны они, когда и сейчас выбрасывают из домов своих тех, кто их построил в Иудее и Самарии. Карасикам обеспечь их карасячьи права, которые на поверку сводятся к месту на сковородке, где их зажаривают – для других. Хотя они обычно много говорят о том, сколь плоха израильская система во всём, о необходимости её срочно менять, они никогда не предлагали чего-то полезного, например, и мне. Конечно, я сам должен биться за своё. Но как мне соревноваться с молодыми и разбитными, когда в автобусе они не уступают место, а при входе в него, быстрые и энергичные, успешно меня отпихивают.

Год начался с забастовки работников министерства иностранных дел. В бой их позвала не арабская весна или нахальство НАТО, не анти-израильское кудахтанье в ООН и его ЮНЕСКО или враньё комиссии судьи Голдстона. Вообще, судя по достижениям МИДовцев на международной арене – это далеко не самая успешно работающая часть общества, не чета хай-теку. Потом в атаку пошли «палаточники". И их лозунг новый и оригинальный – добиться социальной справедливости для всех. Этим в СССР занимались сначала с некоторым, не быстрым, признаюсь, успехом, но закончить не успели – развалился СССР. «Палаточники» выяснили, что среднему классу живётся особенно плохо. А они хотят жить даже не средне, а поближе к хорошо. Может, и сами не знают, чего хотят. Накормленные заботливой рукой тех, кто наживается на несправедливости, они неплохо провели лето на улицах Тель-Авива. «Палаточники» ещё не начали бороться за общую справедливость, как в борьбу за частную вступили врачи, сначала старшие, зрелость которых недооценили ровно в три раза, а затем и младшие, недооценённые даже не сказать как. Сейчас к ним присоединяются братья и сёстры, правда, пока лишь медицинские.

Что меня в них всех пугает, так это неясность требований. Скажи они всему народу – «кошелёк или жизнь», и я уверен, народ бы их понял. Всё-таки от них что-то по жизни зависит. Но меня смущают сбивающие с толку разговоры о пороках системы здравоохранения в Израиле и необходимости её срочно реформировать. Это меня даже пугает. Когда говорят о смене системы, мой опыт подсказывает – придёт на её место ещё худшая. Когда говорят о реформировании – жди, что каждая услуга станет дороже. Похоже дело на маскировку простых и ясных целей жизни – работать меньше, а получать больше. И сразу возникает вопрос – за счёт кого? Кроме меня и мне подобных, отработанного, говоря прилично, материала, у государства никого нет – остальные будут сами кусаться. А нашему брату всех врачей не прокормить – помереть проще и дешевле. Совсем не забавно, что в борьбе якобы за улучшение системы здравоохранения врачи любого возраста и квалификации просто забыли о моём и мне подобном интересах. Конечно, любить целый народ и сострадать ему проще, чем каждую отдельную давно надоевшую старуху или дурно пахнущего старика. Это я понимаю, но плохо верю в такой ситуации, что врачи взялись за систему здравоохранения. Их забота – свой карман. Понятно, но обидно.

Однако, ничего не поделать. Меня почему-то не спросили, и Израиль затрясло от безврачья, надуманного, я уверен. Конечно, у недооценённых отличный подкожный жирок, и волынку они могли довольно долго тянуть за свой личный счёт. Но в Израиле это не нужно – ты бастуешь, а зарплата идёт как если бы ты работал полным ходом. Время высвободилось, можно уделить большее внимание и частной клиентуре.

Сейчас в центре внимания – младшие, которые почему-то уверены, что именно их ждут по всему миру. Поэтому они решили уйти с работы и жить «так». «Как?»,- спрашиваю я. Вот пенсия мне один месяц не поступит, и сразу полу-каюк. За два месяца – полный. А они поголовно увольняются. Значит, есть на что жить? Так как же с жуткой недооценкой, если что-то скопилось? Ведь сразу новую врачебную работу не найдёшь, а все места лотошников на моём любимом Иерусалимском рынке давно заняты. Куда они пойдут? За границу? Не просто это. Значит, шантажируют.

Я хоть и не имею долларов и евро, за их курсом слежу, поскольку понимаю – пойдут они вверх – туда же дорога и ценам – неизбежно. Так вот плоды опупения налицо. То, к чему не привели вторая ливанская война и «Литой свинец», обеспечили «палаточники» с забастовщиками – шекель пошёл вниз. Это плохо мне, что справедливо никого не волнует, но и плохо правительству, что годится тем, кто хочет его свалить. Конечно, «жила бы страна родная, и нету других забот» - это чересчур, мне не очень нравилось и нравится. Но уже совсем плевать на страну со всем её содержимым, включая и меня, не нравится ещё более.

И получается удивительно неприятно – маленькая группа людей может просто терроризировать всю страну. Во-первых, это подаёт дурной пример. Малых групп, которые почти всех могут взять за глотку, много.

Уборщики в государственных учреждениях не могут работать, если их позиция не будет постоянной – т.е. без права увольнения за безделье. А Иерусалим, например, грязен, по-моему, именно из-за того, что уборщики не боятся потерять работу. Чтобы защитить уборщиков, надо сделать их позицию постоянной при любом качестве работы. Слышал я от приятелей, что во многих странах таким правом обладают только университетские профессора. Но нам чужой закон не писан. И вот, в состоянии наступающего поголовного опупения, профсоюзы грозятся объявить всеобщую забастовку по этому поводу. Понятно, ведь и сам Гистадрут, профсоюз израильский, в основном не из профессоров состоит – он уборщикам ближе.

Тут мне на память пришла историйка о том, как в одном советском НИИ поселился лев, сбежавший из зоопарка. Питаться чем-то надо, и он съел пять докторов наук, чего никто не заметил. Но стоило отобедать уборщицей , и его сразу изловили. Этот анектод рассказывали в стране победившего пролетариата и громко смеялись над тем, сколько там лишних докторов наук. А в Израиле он говорил бы лишь о силе профсоюза.

Хотя я категорически против всеобщего опупения, но природная доброта и общее обилие идей мешает молчать. Говорливость – моё ремесло. Таким я родился и другого не могу себе представить. Я вам не какой-то Эхуд Барак, который говорил, что родись бы он арабом, стал бы террористом. Я таким говорливым родился бы всюду и везде.

Да, так о чём это я? Вспомнил. О протесте малых групп, которые вертят страной, как хвост кошкой. Ведь в чём сила малой группы? В замечательной возможности сделать сразу многим большую пакость. И грешно этим не воспользоваться. Например, забастовали машинисты поездов. Их на весь Израиль сотни не наберётся. Но они могут загнать поезда на переезды – и все дороги перекрыть. Или группка трубопроводчиков может перекрыть главный газовый вентиль страны. С этим справится десяток человек, а без решения двадцати судебных инстанций накранных (от слова кран, а не красть, кто непонятлив) сидельцев с места не сдвинешь. Или, например, водители трамваев могут его бросить посреди пути, лучше на перекрёстке, и начать бастовать. Ведь прошло уже две недели работы, а жалования ещё не прибавили. Сегодня пригрозил объявить забастовку младший научный персонал.

Конечно, что такое малая группа определить трудно. Это как с правом на самоопределение – его, в принципе, может потребовать и отдельный дом на улице города и посёлка. А один – тоже воин. Вот такая мысль – взял экскаваторщик, даже не группа их, перерыл важную дорогу и смылся, требуя удесятирения заработка на то, чтобы им вырытое вернуть на место. И здесь судебная волынка, особенно присоединись к нему ещё двое корешей, потянется долго. И они будут говорить по ходу дела об ответственности и важности своей работы – могут водопроводную трубу или главный провод города ненароком или нароком разрушить.

Победа малой группы, за которой последуют и другие, чревата полной безрезультатностью. Ведь если всем будет много денег – они стоить будут мало. Тут мне вспомнилась прочитанная историйка про князя Трубецкого, который, перед выходом на Дворцовую площадь хотел объяснить народу свои цели. Он не был карасиком этот князь. И никто его за ниточки не дёргал. Но поскольку боролся за народное благо, хотел от этого народа понимания и поддержки. В те далёкие времена «народ» ещё не безмолвствовал и не слонялся по полдня, в полном безделье, по Невскому проспекту, который тогда, как и сейчас, был в Санкт-Петербурге. Поэтому народ, а не «людей», надо было ещё найти.

В качестве «народа» князь Трубецкой выбрал своего дворецкого. «Понимаешь»,- объяснял он тому, «мы хотим, чтоб все люди были равны!». «Как это – равны? Люди же все разные»,- недоумевал дворецкий. «Я не о людях, а о народе. Ну, вот ты мне подаёшь кофий в постель. Так я хочу, чтобы и тебе, да и всем таким было так же». «На всех кофию не хватит, ваше сиятельство!», - ответил прозорливый дворецкий.

Он был прав, как это всегда оказывается, если не со всем народом, так с некоторыми его разумными представителями. Это подтверждаю вам я, Меир-Яков Гуревич, который никогда, нигде и ни в чём не ошибался и не ошибается.

Иерусалим 21.11.2011