Зарплаты платит Хамас, оружие прячется в мечетях, полиция бездействует в ответ на беспорядки - и после этого удивляются покушению на убийство
Раннее утро, длинная очередь к входу у Магрибских ворот. Организованная группа женщин стоит у ступенек. Снимают кожаную обувь и одевают матерчатую или резиновую, достают удостоверения личности, проверяют батарейки в кинокамере мобильного телефона. Десятки молящихся проходят мимо них к Котелю. Один еврей с яркой бородой отходит от общего потока и подходит к нам: "Это ваше первое восхождение?" - спрашивает он. "Да", - отвечаем мы. И его добрые глаза светятся переживанием, смешанным с завистью.
3 с половиной года прошло с тех пор. Я не помню точно слова, сказанные тем симпатичным рыжим, но точно помню его приятную улыбку, его теплое благословение и его рубашку с надписью "Роце а-байта" (прим.перев. - игра слов "хочу домой" и "хочу на Храмовую Гору"), которая объясняла все. Через 2 недели после этого судья Иерусалимского городского суда Малка Авив отклонила позицию государства и его представителей - генерал-майора полиции Арона Франко и полковника полиции Ави Риуфа - и разрешила Йегуде Глику вновь восходить на Храмовую Гору.
Это был не первый и не последний раз, когда Глик был отдален от Храмовой Горы и возвращен. Стороны играли в эту игру бесчисленное количество раз, пока в итоге не раздались выстрелы, предвиденные изначально. Надпись была на странице Глика в Фейсбуке, заполненной угрозами его убийства. Журналист Кальман Либскинд вскрыл на этой неделе аидиокассету, раскрывающую, что, в отличие от заявлений полиции, полиция хорошо знала об угрозах жизни Глика и представители полиции даже беседовали с Гликом об этом. Он не получил охрану - наоборот. Полиция упрямо продолжила преследовать его запретами восхождения на Храмовую Гору. Даже когда все свидетельства и доказательства были в его пользу, полиция поддерживала в суде лживые обвинения против него со стороны тех арабов, которые пометили его фотографию красным кружком и призывали к убийству.
Раннее утро во вторник на этой неделе. Ступени, ведущие к Котелю, с трудом справляются с дождем, обрушившимся на них за последние сутки. И мы. Осторожно спускаемся в резиновой обуви, пытаемся не поскользнуться. Занимаем место в длинной очереди, ведущей к Магрибскому мосту. Йегуда Глик не прибыл туда в этот раз, но казалось, что он присутствует больше, чем обычно. На протяжение восхождения его будут вспоминать снова и снова - в рассказах, в объяснениях и в надеждах, что он вскоре вернется.
Маленькая группа евреев сосредотачивается у входа на мост. Назавтра - ровно неделя после покушения - придут много. Сегодня мы лишь небольшая группа. Мы с моим коллегой Арноном Сегалем идем к будке КПП, где встречаем десяток постоянно восходящих. Я читала об этом, слышала, но все же теперь, видя, как полиция основательно обыскивает евреев-мужчин, я удивленно оглядываюсь на Арнона, который отвечает мне улыбкой без слов: "Таково положение теперь". Полицейский у входа ощупывает одежду стоящего перед ним, засовывает руки в карманы, внутрь рубашки, вынимает все из наплечной сумки. "Если он дотронется до меня, я ударю его", - шепчу я Арнону. Он успокаивает меня и объясняет, что у женщин есть привилегии. В конце восхождения на выходе мы увидим у Цепочных ворот мусульман, беспрепятственно проходящих КПП: "Это объясняет количество петард и других вещей на Горе", - говорит кто-то. Но тут мы - враг, мы - опасные.
Не похоже, чтобы кто-нибудь из полицейских ожидал найти у нас оружие. Наше опасное оружие - молитвенник, псалмы или флаг Израиля (помилуй, Милосердный). Опытные восходящие не приносят ничего из этого и похоже, что рутина обысков уже не волнует их. Они протестуют против этого унижения в Фейсбуке, в СМИ и с любой возможной трибуны. Но тут на входе полиция приводит в смятение в основном себя.
После основательного обыска моей сумочки и просьбы выложить все из карманов я поднимаюсь на мост. Каждый шаг еще на несколько сантиметров поднимает нас над молящимися у Котеля. "Обычно Йегуда громко читал тут отрывки из псалмов, чтобы было слышно у Котеля", - говорит Арнон. - "Извещение о чуде", - добавляет он и начинает декламировать 122-й псалом (прим.перев. - в искаженном русском переводе 121): "Песнь восхождения Давида. Возрадовался я, когда сказали мне: «пойдем в дом Господень». 3 раза появляется слово "мир" в этом коротком псалме: "Просите мир Иерусалиму: да благоденствуют любящие тебя", "да будет мир в стенах твоих, благоденствие в чертогах твоих", "Ради братьев моих и ближних моих говорю я: "мир".
У любящих аль-Аксу не услышите подобного.
5 тысяч шекелей за вопли
При входе на Храмовую Гору к нам присоединяются 2 полицейских и представитель Вакфа. Они будут сопровождать нас на протяжении всего пути, при этом один из полицейских будет все время фотографировать нас на телекамеру - на всякий случай. Мы со своей стороны стараемся быть фотогеничными, но предпочитаем фотографировать объекты на местности. Из-за запрета на молитву визит превращается в экскурсию с гидом. На столбах Храма, уцелевших от "археологических" преступлений Вакфа еще можно увидеть останки тонкой позолоты в надписях, украшенных рисунками пальм - видно, жест строителей Второго Храма в память о Первом. Через минуту мы пройдем возле аль-Аксы, где нас уже ждут десятки мусульманских женщин, чья неписаная заработная ведомость подписана Хамасом. Согласно сообщениям ШАБАКа, за 5 тысяч шекелей в месяц они вопят каждый раз, когда евреи проходят там. Опытные восходящие даже не волнуются. Это представление забавляет нас.
Арнон рассказывает о глубоком колодце, находящемся под нами. Археологические и исторические рассказы смешиваются у него с Талмудом. И те, и другие захватывают. Как в любом месте, где Библия и история встречаются с пейзажем, трудно остаться равнодушным. От истории спасения дочери Нахонии, упавшей в глубокий колодец, переходим к истории о крепости Акра, разрушенной Шимоном Хасмонеем. Все люди в группе изучали тему и каждый добавляет что-то. Времена царя Соломона и время Ирода, Хасмонеи и средневековье, временной период разных слоев камней на Горе, истории о наших благословенной памяти мудрецах и законы о Храме. Только аль-Акса не интересует никого. И в этом случае все сходится - а как же - к Йегуде.
Присутствие - провокация
Йегуда Глик - рыжий огненный столб во главе лагеря - пережил "характерное убийство" (кампанию клеветы) задолго до того, как пытались убить его. Радостные торжества в Вост.Иерусалиме после покушения на него сопровождались высказываниями против человека, "желающего вышвырнуть мусульман с Храмовой Горы и захватить аль-Аксу". Иерусалимские арабы, как и полиция, знают, что это ложь. Более, чем кто-либо другой, Глик принадлежит к школе "ибо дом Мой домом молитвы назовется для всех народов" (Йешайягу 56:7) Раз за разом он прояснял, что у него нет никакого интереса препятствовать молитве мусульман на Горе и что он не метит на аль-Аксу, вообще находящуюся за пределами территории Храма. Каждому восходившему на Храмовую Гору известно, что эта мечеть находится в районе ворот Хульда - достаточно далеко от купола, находящегося над Краеугольным камнем - местом Святая Святых. Кстати, и место жертвенника не занято сейчас никаким мусульманским строением.
"Я опасаюсь, что словесное насилие перейдет в физическое", - пророчествовал Глик в июне на заседании комиссии Кнессета по внутренним делам. "Я сам получал удары и камни. Я говорю, что если не продумаете вопрос разделения посещения Горы по времени, то придем к положению, когда будет слишком поздно... Я прошу, пока не поздно, пока не дошло до кровопролития, передумайте, взвесьте опцию разделения часов посещения Горы евреями и мусульманами. В Меарат а-Махпела пришли к такому разделению после ужасного проишествия. Я не хочу, чтобы такое произошло с другой стороны. Я умоляю вас: продумайте опцию разделения часов посещения".
Опция не была взвешена, да и если бы была взвешена, арабская сторона не согласилась бы. Мусульмане не хотят прийти к урегулированию или разделению - ни по времени молитв или местам молитв, или даже по времени посещения Храмовой Горы. На Храмовой Горе - микрокосмосе всего конфликта - арабы не заинтересованы прийти к какому-либо взаимопониманию, потому что их настоящее желание - продолжение конфликта. Речь идет об односторонней религиозной войне, когда еврейская сторона заинтересована в сосуществовании, а мусульмане заинтересованы в уничтожении евреев. Храмовая Гора - пример этого. Люди, вроде Йегуды Глика, угрожают целостности конфликта, примерно, как действенный мирный договор угрожает ему. На щедрые предложения Эхуда арака арабы ответили интифадой. На борьбу за упорядоченное время посещения Храмовой Горы евреями арабы реагируют покушением на убийство.
Но израильская полиция все еще говорит "о провокациях с обеих сторон: мусульмане приходят с петардами, камнями и железными прутьями; евреи - просто приходят. Само еврейское присутствие - как известно каждому начинающему антисемиту - это уже провокация. В начале недели собралась комиссия Кнессета по внутренним делам по следам покушения и Арнон Сегаль осторожно сказал там, "что полиция не чиста от этого". Присутствовавшие на заседании представители полиции не осмелились отреагировать.
Йона из Сицилии был здесь
Когда мы стоим напротив ворот Никанора и 15 ступеней, с которых пели левиты в праздник Бейт а-шоэва, Арнон (сам левит) начинает прочувствованный рассказ. Один из посетителей - еврейский турист из Америки - поднимает лежащую на земле оливковую веточку. Позже он объяснил мне по английски, что во все визиты в Израиль он посещает Храмовую Гору и собирает брошенные оливковые ветки, дома сжигает их и возлагает их пепел на головы женихов во время свадьбы по обычаю скорбящих о Сионе.
Как только он дотрагивается до веточки, представитель Вакфа весь напрягается. По его указанию израильский полицейский подходит к туристу и просит положить веточку на землю. Когда мы отдаляемся, я спрашиваю полицейского, чем ему помешало, что турист поднял маленькую брошенную на землю веточку. Полицейский пожимает плечами и говорит: "Что я могу поделать?" У туриста было гораздо более простое объяснение: "Что значит: почему мне нельзя дотрагиваться до веточки? Потому что я еврей!" - говорит он мне с усмешкой. По английски это слышится еще печальнее.
Мы подходим к воротам Милосердия и тут вновь всплывает имя Йегуды, на этот раз в связи со спором между ним и Арноном об историческом периоде построения этих ворот. Оба сходятся на средних веках, когда евреи из различных стран диаспоры совершали паломничество и гравировали свои имена на этих воротах. Йона и Шабтая из Сицилии были здесь. Большинство надписей были задокументированы, но затем стерты Вакфом.
Мы подходим к Львиным воротам, через которые в 1967г. десантники ворвались на Храмовую Гору и сразу начали искать Котель. "Отсюда ворвались и искали дорогу к Западной стене, и до сегодняшнего дня ищем дорогу обратно от Котеля на Храмовую Гору", - говорит Арнон.
Раздается школьный звонок. Через минуту арабские школьники выйдут играть в футбол на месте, о котором нам говорят, что оно очень свято для мусульман. Не желая видеть эту картину, мы продвигаемся к Куполу, сохраняя установленное Галахой расстояние. Следы пожара на находящемся там полицейском участке видны до сих пор, он закрыт уже 2 месяца после арабских беспорядков. На ступенях следы нарисованной арабами свастики. Если кто-то искал надписи на стене - вот они.
Арнон подошел к одному из камней и вновь вспомнил Глика. "Он стоял на этом камне и объяснял, что это один из древнейших камней на Храмовой Горе. Сопровождавший нас полицейский немедленно стащил его с камня, сам поднялся на него и провозгласил: "Запрещается подниматься на этот камень и приближаться к нему". Так мы были свидетелями изобретения полицейского запрета", - с усмешкой рассказывает Арнон.
И спасибо фотографии Нетаниягу
Мы молча стоим перед Святая Святых. У каждого свои размышления, своя сердечная молитва. Лишь бы губы не выдали молитву, чтобы нас не удалили с места. Перед нами тоят мусульмане, фотографируют нас, фокусируясь на Арноне. Свой список на ликвидацию они опубликовали на этой неделе, и там он фигурирует рядом с депутатом Кнессета Моше Фейглиным, раввином Исраэлем Ариэлем и другими. Через несколько часов в тысячный раз его фотографии всплывут в Фейсбуке, в сопровождении угроз убийства.
"Ты боишься?" - я спрашиваю его и получаю энергичное "нет". Мы - его коллеги по редакции - боимся за него. "Я как-то подал жалобу в полицию на них. Что еще рядовой гражданон может сделать? Полиция должна заниматься этим. Но они поместили в Фейсбуке и фотографию Нетаниягу с теми же угрозами. Когда угрожают премьер-министру, когда-нибудь ШАБАК должен будет вмешаться".
Финансируемое Хамасом брожение на Храмовой Горе получило на этой неделе попутный ветер от Абу Мазена, пославшего письмо утешения семье покушавшахегося на Глика террориста, в итоге убитого полицией. Послание Абу Мазена было усвоено арабами и мусульмане на Храмовой Горе всеми силами пытаются не разочаровать своих лидеров.
На следующий день что-то все же меняется. Мусульманские беспорядки были остановлены полицией, затолкавшей беснующихся в аль-Аксу. В прошлом такое событие закрыло бы ворота Храмовой Горы перед евреями на несколько недель. Почти беспрецедентным образом полиция закрыла ворота перед арабами и позволила восхождение - на короткое время - только евреям и туристам. Выясняется, что если полиция хочет, она способна контролировать Гору и даже защищать евреев.
За неделю до покушения на него Глик сказал: "Изменение на Храмовой Горе произойдет после убийства". На этой неделе, когда он борется за свою жизнь, похоже, что какое-то изменение начинает происходить. За последнюю неделю поднялись на Гору сотни евреев и вознесли тихую тайную молитву за Страну и за выздоровление Йегуды Йегошуа сына Иты Брайны Ривки Глика. Многие из них захотят быть там, когда Йегуда вернется домой - на Гору.
("Макор ришон" 7.11.2014)
Перевод: Лея Халфин
МАОФ