Мне хотелось бы отметить нынешний День памяти стихотворением Натана Альтермана, которое посвящено одному из героев Войны за Независимость, погибшему незадолго до ее официального начала в возрасте всего лишь нескольких недель. Его-то лицо – вернее, личико – и стоило бы «приблизить к окну» Страны в этот день.
История судна «Эксодус» – а в Эрец Исраэль 1947 года его называли ивритским именем: «Йецият Эйропа ТАШАЗ» (Исход из Европы – 5707) – стала широко известной благодаря книге Леона Юриса (1958) и множеству последующих публикаций. Напомню вкратце, что судно отплыло из Франции 11 июля 1947 года с 4554 нелегальными еврейскими иммигрантами на борту и неделю спустя прибыло к берегам ЭИ. После кратковременной осады оно было захвачено британцами, а его пассажиры пересажены на три других корабля с целью вернуть их в исходный пункт плавания, то есть во Францию.
Однако, по прибытии «кораблей изгнания» в территориальные воды Франции, тамошние власти заявили, что готовы принять у себя лишь тех, кто выразит добровольное согласие сойти на берег. По решению Еврейского Агентства, которое с начала до конца руководило всем предприятием, пассажиры наотрез отказались выполнить приказ англичан (исключение составили около 130 тяжелобольных). Поэтому, безрезультатно простояв на французском рейде около трех с половиной недель, корабли с высылаемыми «нелегалами» направились в Гамбург (британская зона оккупации), где евреи были силой ссажены на берег (8-9 сентября) и помещены в лагеря беженцев.
Стихотворение Альтермана посвящено небольшому эпизоду этой эпопеи, а точнее, младенцу, мальчику, который родился на одном из «кораблей изгнания» во время вышеупомянутого ожидания на рейде Порт-де-Бука (недалеко от Марселя). Следуя указаниям руководителей, роженица отказалась сойти на берег, и ребенок умер несколько недель спустя, уже в Бискайском заливе. Его похоронили в море, в жестяной коробке.
В своем стихотворении Альтерман отказывается винить в смерти ребенка британские власти, и это странно лишь на первый взгляд. Дело в том, что руководство ишува (читай: Бен-Гурион и его сподвижники) видели в нелегальной иммиграции прежде всего пропагандистский инструмент, средство давления на Британию. В принципе, можно было бы без больших помех ввезти пассажиров «Эксодуса» (по крайней мере, женщин и детей) в Эрец Исраэль в рамках объявленных англичанами квот (1500 в месяц). Однако сотрудничество с политикой «Белой книги» казалось Бен-Гуриону несовместимым с требованием независимости. С его точки зрения, пропагандистский эффект страданий (а еще лучше – смертей) европейских евреев, чудом уцелевших во время Катастрофы, представлял собой бесценное оружие в борьбе за Государство Израиля. В итоге, бывшие узники концлагерей оказались невольными солдатами Войны за Независимость – причем, задолго до того, как она началась. Почему «невольными»? Потому что они, наверняка, предпочли бы более простой (то есть легальный) путь. Но в том-то и дело, что их никто не спрашивал…
Сейчас эта политика Еврейского Агентства кажется крайне сомнительной с моральной точки зрения. Возможно, тогда, сразу после ужасов Второй мировой войны, она выглядела иначе. Возможно, и так – но только не для Натана Альтермана. Одно хорошо: что сам он не дожил до жиро-протестных палаток на бульваре Ротшильда, до «страданий» крикливых самок и сытых самцов по поводу цены творога и квартир с видом на море. Того самого моря, куда 68 лет назад была опущена жестянка из-под галет с маленьким свертком внутри.
Народ и его посланник
(Натан Альтерман, "Седьмая колонка", сентябрь 1947)
Среди наших безмерных потерь и побед
будет славой и он осиян:
тот, кто в ржавой жестянке, в пелёнку одет,
был опущен за борт в океан.
Он не стал воплощеньем британской вины –
эта правда совсем не проста:
ведь толкнули ребёнка в горнило войны
наши руки и наша мечта.
Мы с тобой повторяли: «Нельзя уступать!
Наша стойкость – вот наш адмирал!»
Мы с тобой восхваляли несчастную мать,
в час, когда её сын умирал.
Мы с тобой говорили, что те корабли
перевозят не жён и детей,
а свободу и будущность нашей Земли –
то, что всякой святыни святей.
Мы с тобой повелели ему, сосунку,
защищать наше знамя и честь.
Он был призван сражаться в едином полку,
хоть умел только плакать и есть.
Трудно слушать об этом и трудно писать,
но теперь приговор нам таков:
этот воин, ушедший в бискайскую гладь,
обязал нас во веки веков.
Обязал нас с тобой, сам не зная того,
вспыхнув в жизни минутным лучом,
быть достойными жертвы невольной его,
не предать, не ослабнуть плечом.
А иначе, взойдя из морской глубины
с той же ржавой жестянкой улик,
он приблизит к окну ожиревшей Страны
свой невинный младенческий лик.
И тогда, ужаснувшись, поймём мы с тобой,
в чём различье меж нами и брошенным в бой,
между нами и вышедшим в бой.
(пер. с иврита Алекса Тарна)
21.04.2015
http://alekstarn.livejournal.com/