Опубликовано на http://www.novosti.co.il/

- Это зло пришло от вас! Вы нас заставили жить под этой швалью! Кто из нас Арафата выбирал? Вы, евреи, нам его подсунули. Демократию свою везде пихаете! А для нас, знаете, чем эта демократия обернулась? Эти ублюдки ни в чем себе не отказывают. Поубивал бы уже кто-нибудь всю эту проклятую банду! Всю, до последней шестерки!

Такими словами Ахмед (имя вымышленное - я не хочу, чтобы его повесили на ближайшем дереве наши партнеры по "мирному процессу"), водитель такси, резко влез в мой разговор с другим израильтянином. Замечание моего собеседника, что палестинцы, дескать, все равно выберут Арафата, вывело араба из себя.

- Демократия, - хмыкнул Ахмед, - сейчас я вам расскажу про "демократию"! Как только Арафат прибыл на "территории", мы поняли, чем это кончится. Выборы первые были в субботу, а в пятницу у нас хамула (большая семья - А.К.) праздновала свадьбу. Сто мужчин из хамулы сидят во дворе, разговаривают. Один предложил проголосовать прямо сейчас: кто хочет Абу Амара (Арафата - А.К.)? Из ста с лишним за него было... пять! Сразу во дворе настала тишина, все боятся сказать, что они против. А вдруг завтра твой троюродный брат тебя сдаст? Те, кто не боялись, начали говорить, что не пойдут на выборы. Маджнуны (сумасшедшие - А.К.)! А как не идти? Все как миленькие пошли - печать ведь ставят в удостоверение личности. Те, кто не пошли, горько пожалели. Кого-то даже убили, как предателя, хотя он в первую интифаду боролся. Да и я сам протестовал в ту интифаду. Я хотел свое государство. А что вы нам сделали? Я знаю, зачем нам привезли раиса и его убийц. Вам не нужна была Фалястын, и ее убили до рождения! Вам нужна была не страна для соседнего народа, а что-то "чик-чак". Арафат сделал все по-своему! Большой кровью. Нашей кровью и вашей...

Я прервал его монолог:

- Израиль привез Арафата, задумав отомстить палестинцам за интифаду и скомпрометировать их - так, что ли?

- Израиль задумал? Да это американцы за вас думают. Им не нужна ни Фалястын, ни сильный Израиль. Они не дают ничего добиться ни вам, ни нам! У нас кричат всегда, что США дает вам оружие и американцы против нас. Глупости, какой толк от ваших самолетов, если вы не можете их использовать? И ФАТХ, и ХАМАС это знают, но объясняют, что вы просто никудышные вояки. Америке не нужен сильный Израиль - нужен бардак на Ближнем Востоке...

Тут вспылил мой собеседник:

- Поясни-ка гениальную идею, почему это США не нужен сильный демократический союзник в регионе? Что за глупости?

Ахмед засмеялся:

- Э, простой араб должен учить умного еврейского профессора? Америке нужен балаган по всему миру, а не "друзья". Тогда можно всем устанавливать демократию. Вы угрожаете их экономике...

Ну, блин, прямо Дугин какой-то арабский, подумалось мне, и я прочитал арабу краткую лекцию об основах евразийства. Воодушевленный мыслью о том, что его идеи разделяют даже в России, палестинец похвалил Дугина и перешел в наступление:

- Вы не верите в собственный народ. Вы сидите в своих офисах и читаете свои газетки, а я вожу людей! Я разговариваю часами со всеми - профессорами и врачами, программистами и модельерами. Все хотят сейчас в Америку. Было бы здесь тихо, вы бы были проблемой для США! Почему, например, вы не убиваете Арафата? Нельзя, Америка против! А он еще погубит у вас столько народу со своими бандитами...

- Так убейте его сами, не ждите милости от евреев, - говорю ему я.

- Вы же его охраняете не меньше, чем ФАТХ! Вы ему звоните и просите: "Перейди, пожалуйста, в соседнее крыло дома, можно мы тут постреляем немного? Что тебе еще принести - еду, хумус?" - Ахмед начал кривляться: - Вы ему как мать родная - мы смеемся над вами. Знаешь, за что я ненавижу одного вашего премьера, при котором открыли туннель под вашей Стеной плача? Нетаниягу это был, да? Потому, что он танками не раздавил тех, кто начал беспорядки! Ведь этот древний туннель открыли 200 лет назад! Мы знаем, что его не прорыли вчера! И вы знаете, но позволили начать беспорядки! Тогда в ФАТХе и поняли, что ваша сила - фальшивая!.. Чего я не пойму только, так это евреев, которые неверующие, которые даже не уважают свою веру, - вдруг начал палестинец: - Что они тут ищут, без веры? Ну ладно я, например, не верю в то, что Стена плача - это стена вашего Храма...

- А я не верю, что Иерусалим имеет какое-либо отношение к святыням ислама! Где в Коране сказано, что ваша "отдаленная мечеть" - это в Иерусалиме? - кричу ему я.

Ахмед, улыбнувшись в ответ, понизил тон:

- Я знаю. А я могу тебе рассказать про твоих неверующих соплеменников! Они и меня уверяли, что святынь не существует. Но ведь ты веришь в свою Стену, а я верю в мою Аль-Аксу. Это и делает эти места святынями! Наша с тобой вера! Я не знаю, что говорит твоя вера о моей, но в Коране велено уважать людей Торы.

- И потому палестинцы в Шхеме испоганили и осквернили гробницу Йосефа? - как бы в сторону произнес мой еврейский собеседник.

- Те, кто это сделал, - они не правоверные мусульмане, это те же бандиты Арафата, - сказал Ахмед.

- Странно, слишком много среди них было молодежи, - вставил и я свои "пять копеек".

- Ну, когда ты горяч и молод и тебе дают оружие и "способ спасти" себя, хамулу, народ от чего-то страшного, тебя никто не остановит. А эти подонки все деньги тратят на вбивание в головы детей этой дури и на оружие! - выкрикнул Ахмед, почти бросив руль. - Я сам проверяю школьные учебники своих детей. И объясняю детям все, что считаю нужным объяснить. Правда, часто прошу их не рассказывать этого другим детям, - уже тише добавил он.

- И что же ты им рассказываешь? Что нам теперь всем делать? - опять спрашиваю я.

- Две страны, два народа! Ни один беженец не вернется в Хайфу, Акко, Тель-Авив. Но и поселения ваши тоже будут сняты: Маале-Адумим и так далее. Беженцы, которые захотят, приедут жить на "территории". Иерусалим - демилитаризованная зона, поделенная пополам. И никакого Арафата, никаких навязанных нам лидеров, представителей, начальников - воров и убийц! - с пафосом, как по бумажке, продекламировал Ахмед.

- И ты веришь, что вы сможете жить вместе с шестью миллионами своих соплеменников, проведшими свою жизнь в лагерях беженцев - рассадниках террора и преступности? Причем в условиях резервации - восемь миллионов на восьми тысячах квадратных километров? - спросил я.

- Но вы ведь приняли миллионы репатриантов из разных стран? Чем мы хуже? И территория у вас была маленькая... - запал водителя словно кончился. - Но если честно, я боюсь. Я хочу нормальную исламскую страну, но очень опасаюсь фанатиков. Я хочу работать, зарабатывать, жить, растить детей по предписанному нам Книгой. Да, мне страшно. Сегодня мне страшно, и я хочу перемен! Страшно всему моему народу. Аллах велик, и я надеюсь, что если люди будут жить лучше, в своей стране, они станут лучше.

- Ты вот говоришь, что боишься фанатиков, что нужны две страны для двух народов, а по поводу израильских арабов что ты скажешь? Они подпадают под влияние ХАМАСа, их жизненный уровень выше вашего в десятки раз, но их дети, учась в наших университетах, готовятся к борьбе с нами изнутри! Что с ними делать? - спросил я.

- Поставьте их перед выбором - израильтяне они или палестинцы. Мне знакомо то, о чем ты говоришь. Я возил таких людей, и мне смешно было, когда они жаловались на угнетение. Они у вас и врачи, и профессора, но всегда чувствуют желание оправдаться перед "настоящим палестинцем", - ухмыльнулся водитель. - Их дети восхищаются ХАМАСом? Они ничего не знают про ХАМАС. Не дай Бог им узнать ХАМАС поближе. Входная плата, доказательство, что ты не предатель, - это стать шахидом.

- И как ты думаешь, многие из наших арабов захотят стать полностью "вашими"? - спросил я.

- Не знаю, никогда не думал об этом. Не сразу. Наверное, они будут ждать, смотреть, как пойдет дело. Хотя это и трусость. Они тогда не будут патриотами, так как не помогут своими знаниями. Впрочем, все, о чем мы с тобой здесь говорим: государство, приезд беженцев - это утопия. Америка этого не позволит. Что мы можем сделать? Мы маленькие люди. Все давно решено за нас.

Ахмед то ли выдохся, то ли потерял интерес к разговору. То ли его давила безнадега. Действительно, чего уж тут добавишь. Выбор тогда у нас с ним и впрямь невелик - рано или поздно перестрелять друг друга. И если понадобится, да, я это сделаю, хотя в отношении Ахмеда без всякого удовольствия. Я молчал, подавленный человеческим открытием. Ведь мы с ним мало чем друг от друга отличаемся...

И еще одно. То, чему я не могу найти объяснения, а замолчать не вправе. То, ради чего я, наверно, и написал все это. Посреди беседы Ахмед мне сказал некие странные слова, которые показались мне важнее самого разговора, да и всей нашей ситуации. Они будто переводили их в иное измерение. Как говаривал Достоевский - с оттенком высшего значения. В них я увидел надежду, если хотите. Вот они: "Мой последний сын учится в еврейской религиозной школе. Я его с трудом туда устроил. Он назван именем пророка, но он отмечает шабат. Я сижу с ним, когда он делает кидуш. Я правоверный мусульманин, человек веры, я сделал то, что должен был сделать... Наверно, это был знак свыше... Я отдал его вам".


(15/10/2002-13:36)