Зазвонил телефон. "Мама, - взяла трубку Марк, - скорее, тётя Маша!" "Как вы там? - кричала по русской привычке в трубку сестра, - у нас тут говорят, что в Израиле началась гражданская война..." "Война? - изумилась мама Алла, - наоборот, Марика демобилизовали. Нам не с к кем воевать. Арабов больше нет." "Ну и что, а марокканцы, а ортодоксы, а олимы против сабров? У нас все газеты только и пишут о критическом положении Израиля. Да вы же сами нам столько лет писали, что у вас там все друг друга ненавидят. Слушайте, возвращайтесь, ну его, этот вертеп, ну что вам там может быть дорого? Хамсины? Ваши балабайты? Забудьте иврит и Израиль как кошмарный сон, у нас столько сейчас земли, богатств, городов, музеев. И одни евреи кругом!" "Вот именно поэтому я никуда и не вернусь, - рявкнул в трубку Артур. - Только евреи могут во главе правительства поставить такую мразь, которую мы только что видели по вашей программе. Кто возглавляет еврейскую Россию! Да и газеты ваши не изменились, им лишь бы в Израиль вцепиться. И наши левые газеты уже вопят о необходимости оккупации Глобуса Израиля. Они только к арабам всегда были голуби, а евреев подспудно ненавидят. Только евреи способны превратить в ад любой предоставленный им рай! Не будет у вас человеческих отношений. Вы думаете кто-то прогнал гоев с Земли? Как бы не так! Профессор Гади Цукер уверен, что нас просто выгнали с параллельно сохранившейся Земли, чтобы мы перегрызли друг другу глотки у миски с дерьмом." "Тем более возвращайтесь, - плакала тетя Маша. - У нас тут совсем другие евреи... Неужели вы не помните, на какой культуре мы воспитаны? Нам плохо без вас." "Ну так приезжайте к нам." "Вы с ума сошли! После всего, что вы перенесли? И не из-за наших антисемитов?.."
5.
Да, мы были израильскими гражданами, но, как говорил наш политический лидер профессор Арнон Софер, наша лойяльность простирается до первого сирийского танка. Я уже и не мечтал, что доживу до этого, - отец Азиза, хайфский автомеханик Абдель любовно смотрел на сирийского офицера-танкиста, поставившего на стол чашку ароматного кофе. Большая веранда была залита утренним солнцем, на улицах арабского квартала царило радостное возбуждение, отовсюду неслась музыка.- И вот я принимаю вас у себя в доме как дорогого гостя." Офицер сузил глаза: - "Однако, вы отлично ладили с евреями, не так ли?" - словно оскалися он, вытирая салфеткой усы. "Нам надо было как-то жить, но мы всегда чувствовали себя частью единого палестинского народа. Вот представьте, приходит ко мне в мастерскую человек. Он уже восемь лет живет в моей стране на том основании, что он еврей, но говорит только по-английски, и то еле-еле, не знает толком ни одного языка, кроме русского. И мне, который свободно говорит на его иврите, на нашем арабском и на хорошем английском, он заявляет, что он из "Моледет" и что он за трансфер! Меня - в Иорданию с моим-то совершенным ивритом, а его в Палестину - с его-то! Вот мы с вами из разных стран, а говорим как братья, а евреи из одной страны, Советского Союза, друг друга терпеть не могут. Москвичи и "грузины", "украинцы", "бухарцы". Это же совершенно разные нации, не говоря уж об их абсолютной чужеродности израильтянам, которые и сами совершенно разные и друг друга не переносят. Левые любили нас больше, чем своих правых..." "Ты не ошибаешся, брат, -прервал его офицер и встал. - Мы с тобой из разных стран. Я из Сирии, в ты всё-таки из Иордании. Мы с тобой говорим в сирийском городе Хайфе по-арабски, но вас, которые так гордятся своим ивритом, нам тут не надо. Никакого палестинского народа здесь, в Си-рии не будет. Сирия для сирийцев. Пока тут не появились сионисты, вас тут и не пахло. В прошлом веке, когда уже были процветающие Бейрут и Дамаск, тут была грязная турецкая деревушка с давно забытым названием, а твои предки пасли черных коз, пока сюда не хлынули сионисты. Но они бы не построили всё это, - он окинул тяжелым взглядом притихший роскошный город, - если бы вслед за ними сюда не потянулись из Иордании вы - прислуживать сионистам. Вот так же вы и уберётесь вслед за ними. Ты говоришь, твой яхуд предложил тебе трансфер? Я слышал об этом. Они готовы были дать тебе денег на покупку дома в Иордании, научить твоих детей программированию, чтобы они могли работать в Каире или в Тунисе лучше других. Мы тебе предложим сутки для сборов и взять с собой то, что поместится в наш автобус. Мы тебя проводим в Иорданию так, как твоего яхуда коммунисты проводили из его России. А в твоей квартире нам есть кого поселить вместо вас, предателей арабской нации. У нас в Сирии проблемы с жильём. И нечего делать вам и вашим детям, обученным сионистами, в Дамаске или Каире. Вы покатитесь к своему палестинскому народу, которым управляет друг евреев, маленький король." И он вскарабкался на броню. Танк взревел, обдал веранду и ошеломленного Абделя сизым дымом. Прямо через сиявшую цве-тами клумбу, оставив за собой мессиво оранжевой земли, танк победно помчался к другим стальным питомцам Уралмаша, крушившим пустынную беззащитную Хайфу... Абдель с трудом перевел дух. Ах если бы вдруг вернулись евреи, - с радостным замиранием сердца внезапно подумал он, - как бы они на своих “меркавах” врезали этому "брату" и всем этим идиотам, бессмысленно стреляющим по окнам уже даже не нашего, а ИХ города!.. И тут Абдель услышал истошный крик жены и увидел толпу ИЗРАИЛЬСКИХ АРАБОВ, кото-рые несли на сочащихся кровью простынях тела его Азиза и двух сыновей его соседей. Надо же! Всего несколько часов назад так весело развлекались с абой-Артуром и вдруг та-кая оказия! Вот вам и сирийские братья... Столько лет вы беззаветно защищали нас от об-щего сионистского врага, так мы вас ждали, чтобы нам всё богатство от ев-реев досталось, а вы нас в изгнание, мало того, так жестоко обошлись с на-шими такими добрыми, такими доверчивыми и беззащитным детьми!...
*** ***
Салах гнал “мерседес” уже по Палестинской автономии. Народу становилось всё больше, вид людей был ужасен, как всегда у беженцев или жертв землетрясения. Салах не оста-навливался, не расспрашивал, сжав зубы, он гнал мощную машину вперёд, надеясь найти своего сына от русской матери. Справа уже появился его родной городок, а через овраг - еврейское поселение. Первые караваны были здесь поставлены в знак протеста против рутинной кровавой акции людей Салаха год назад. Бородатые решительные поселенцы в вя-занных кипах привезли сюда своих изящных молодых жён и очень подвижных детей. Французский журналист, давний друг Салаха и его соратников, всегда первым прибывающий в подобные горячие точки Палестины для освещения агрессивных действий евреев, так и не смог их пересчитать в свой бинокль. "Шус-трые какие жидята!..." - сквозь зубы сказал он Салаху с яростью, удивившей даже Салаха. Поселенцы первым делом посадили рядом с караванами фруктовый сад. Вид саженцев и развешенных пелёнок и лифчиков вызвали в мировой прессе неслыханную бурю.
Арафат не умел ни накормить досыта пошедших за ним арабов, ни трудоустроить их, но получше колдуна древности Марлена мог организовать бурю во всегда готовым к действию мировых СМИ: мир во всём мире в опасности - поселенцы поселились! Главы правительств обменивались звонками через океан, словно поселились снова на “Острове Свободы” несколько советских дивизий, посажены ракетные установки, перекрывающие атомным сектором пол-Америки и развешаны над ней спутники наведения ракет... Поселенцы же вели себя в этой свистопляске достойно и твёрдо. Лишенные поддержки половины даже своего народа, парламента и правительства, они самим своим бесстрашием держали юнцов Салаха на почтительном расстоянии. Наблюдая их, Салах невольно отметил огромную разницу между этими евреями и сияющими идиотским востор-гом еврейскими комсомольцами с их искренней солидарностью с палестинцами, всем мировым сообществом в этом всемирном кризисе, с горячими рукопожатия-ми в "День земли" и их лозунгами "Шалом - ахшав!" Салаха так и подмывало сказать им с неповторимой русской интонацией: "Мир?! Сейча-ас..." Салах вдруг подумал тогда, что ни один нормальный народ ТАКУЮ землю без боя не отдаст, что ни одна нормальная страна, арабская или любая иная, никогда на впустит к себе в сложившемся виде их искусственный "палестинский народ" с его ТАКИМ лидером, такой "полицией" и такой "оппозицией", что никто его "народ" не любит, а страстно поддерживает только из метаисторической ненависти к евреям. Что перейди они завтра не то что с оркестром и знаменами, а со своими детьми, оружием и Арафатом израильскую границу В ЛЮБОМ НАПРАВЛЕНИИ, их встретят пулеметами и пушками, как встречали уже наученные их "миролюбием" бедуинский король и ливанцы... Все умные "палестинцы", все его арабские однокурсники по МГУ давно переехали в одну из арабских стран, давно на заслуженном отдыхе по всему арабскому миру, в Штатах и Канаде, вырастили детей, растят внуков, живут у себя на родине, пока он и его искусственно поддерживаемое благополучными богачами нищее воинство нищего сборища пытается силой отнять у чудом сохранившегося в Катастрофе крошечного на-рода его жалкий клочок земли, его древние города и могилы, его право на саму жизнь... Ни одна страна не пустит вооруженного откровенного врага в свои города-святыни. Требовать этого мировое сообщество может только от евреев. Если справедливая борьба палестинского народа кончится победой, если нас отделят от евреев и предоставят независимость, то рано или поздно неразличимая на карте мира земля должна кому-то приглянуться. Без отвернувшихся от его "народа" евреев защитить эту отнятую землю некому. Интифада способна озадачить только евреев, но даже не либеральнейшего из арабских правителей...
Тогда Салах решил, что эти зловредные мысли внушены ему еврейскими парапсихологоческими силами. Теперь же, когда он как раз приближался к до-лине, где густо дымился и чадил горящим мясом кортеж машин, он понял, что это был просто здаравый смысл.... Вокруг был толпа. Палестинцы привычно и яростно митинговали, жгли наскоро скроенные иракские флаги, но большинство жгло по давней привычке заготовленные впрок для всевозможных протестов из-раильские. Салах вынужден был остановиться. "Кого?" - спросил он полицейского с автоматом, хотя из радио уже знал ответ. "Арафата, - ответил тот. - Раис приехал сюда со всем правительством, чтобы выразить протест. А иракские парашютисты выжгли все машины огнеметами..." "А где же была охрана!? Там же элита наших сил!" "Кто же ожидал, что братья на такое способ-ны? Ведь мы были единственные, кто поддержал Саддама в его войне в Заливе! Да и не успела охрана. Мы привыкли сначала выразить протест, а потом долго кидать камни в пограничную охрану. А это был не МАГАВ..." " Они должны вернуться? " "Не знаю, хаджи... Они внезапно появились на вертолётах, сожгли город и кортеж и снова улетели." "Вы можете собрать сюда наших? Я попытаюсь организовать оборону. Надо заминировать дороги, надо..." Салах не успел кончить. Из-за гребня горы снова показались вертолёты. Шесть огромных монстров с ракетными кассетами. Все шесть полыхнули одновременно. В долине начался ад. Салах втиснулся под сидение, но видел головы пробегавших мимо десантников, добивавших демонстрантов из автоматов. Потом что-то засрежетало, “мерседес” качнулся и взмыл в небо на внешней подвеске одного из вертолётов. Заученным движением Салах подключил взрывное устройство к огромному заря-ду, покрывающему всё днище машины. Но взрывать не спешил. Без всяких изра-ильских парапсихологов мысли его мощно вернулись к безвозвратно потерянно-му, единственно спасительному варианту мирного договора - евреи в своей стране, а палестинцы - в своих бесчисленных арабских странах, не под эфе-мерной защитой полицейских Арафата, вообще, без вечно ноющего по всему ми-ру омерзительно непредсказуемого на обе стороны провокатора и стяжателя, утопающего в богатстве правителя нищего искусственного образования, а каж-дый под защитой своей арабской армии, в мире, если не в союзе с израиль-ской. Аллах, где был мой разум раньше?.. Почему злейшим врагом моего народа я считал их "экстремиста" Ганди, а не сладких голубей из Мереца, оставив-ших нас сегодня один на один с саддамовским зверьём?
Вертолёт осторожно опустил голубой “мерседес” на поляну у штабной па-латки. Важный офицер приближался со свитой к богатому трофею. Он открыл дверь и встретился глазами с Салахом. Брови его насмешливо поднялись под надвинутым на лоб беретом, усы приподнялись в зловещем оскале. "Добро пожа-ловать в нашу Палестину, брат", - улыбнулся Салах и нажал кнопку. Это был первый день второго этапа борьбы народа Палестины за независимость, - подумал бы Салах, если бы ему было чем думать...
5.
Андрей Сергеев, химик из полуразвалившегося российского академического института оторвался от письма с привычным обращением "Привет, Артур." Он привык получать письмы с горькими жалобами и писать о своих бедах в непредсказуемой стране. Их партийный директор давно стал одним из легальных криминальных авторитетов и проводил время где-то рядом с Артуром, на Кипре. Дважды в него стреляли конкуренты. К науке он и в советские времена имел очень отдаленное отношение, а после прихода антисоветской власти поделил со своими партийно-комсомольскими подельщиками общенародную собственность, набил ею свой сейф за границей и стал баллотироваться в народные избранники. Но проявил свойственный настоящему коммунисту гуманизм и остался коспонсором родного института. При встрече с Андреем он с партийной демократичностью подавал руку под напряженным взглядом телохранителей и напоминал: "Внедрение, внедрение и внедрение, доктор Сергеев. Как трудно доходят прописные истины до этих бывших советских ученых. Совковая у вас психология, профессор..." Но минимальную зарплату сотрудникам платил от щедрот своих, демократ российский, надежда свободного мира... Обо всём этом надо было написать Артуру, но теперь это уже точно письмо на тот свет. Впрочем, он думал так же, когда Артур уехал в Израиль. Андрея вспомнил красный бархат комнаты партбюро. Партийный директор робко жался где-то в углу. Незнакомый вкрадчивый молодой человек расспрашивал о дружбе ученых и намекнул, что не в интересах Андрея поддерживать связи с лучшим другом. "Мы вас очень ценим, Андрей Иванович, не хотелось бы с вами расстаться..."
Но уже через несколько месяцев вкрадчивые товарищи опасливо выглядывали из-за портьер своего главного здания на свержение толпой их кумира. Железный Феликс упал. Русский Израиль, затаивший дыхание у экранов телевизоров под бесконечное "Лебединое озеро", наконец хлынул на улицы праздновать победу антикоммунистической революции 1991. Артур получил восторженное пись-мо о долгожданной свободе. В ответ Андрей узнал о долгожданном воссоединении друга со своим народом, но это было странное письмо, словно после цензуры, словно автор ни слову не верил из написанного. И только с третьего послания Артур разговорился:
"Я не стану переубеждать вас, Артур, - говорила мне пожилая дама, поставленная на оказание психологической поддержки олим - репатриантам. - Я обращаюсь к вам, Аллочка. Я не чувствую контакта с вашим Артуром. Он зациклен на своей необходимости новой родине, озабочен проблемой реализации своих проектов, особенно оборонных. Это похвально, но катастрофически опасно для вашей семьи. Вы всего неделю в стране, вы ничего о ней не знаете, а я знаю, я много лет боролась за ваше право покинуть Союз и обрести родину здесь. И я вам говорю, Аллочка, убедите его, что он ни-ко-му здесь не нужен и ни-ког-да не будет нужен в прежнем качестве. Пусть немедленно забудет английский, забудет свою научную биографию, учит иврит, пытается освоить хоть какую-нибудь профессию, позволяющую ему кормить свою семью, приобщится к родной религии и культуре. И вы будете счастливы на своей ис-тинной родине. Тот период, когда вам платят за право учить язык очень ско-ро кончится. Наступят будни, а будни здесь без работы и без языка - ад!"
Она оказалась права, продолжал Артур, но забыла упомянуть самое страшное. Знающий своё дело садист никогда не разместит грешников в аду с кипящими для всех поровну котлами, в аду, каким был для нас с тобой Союз. Он поселит их в раю, только на входе в рай он прежде всего отрежет птице оба крыла и обе ноги. Продолжая осозновать себя птицей, созданной Всевышним для свободного полёта, она отныне может только успешно или безуспешно учиться пресмыкать-ся. Встречая подобных ей но крылатых райских птиц, обезкрыльенная пытается им петь, как поют на ветках райских деревьев они, но в ответ райские птицы перестают заливаться трелями и, оскалив волчьи зубы, шипят по змеиному: терпение! Мы тоже пресмыкались, пока не отросли новые крылья и ноги. А ты сразу хочешь летать как мы? Без нашей порции дерьма? Да ни-ког-да! Наша птица отползает, и снова она в райском саду, полном порхающих, парящих и просто поющих на цветущих деревьях птиц... И, что самое интересное, Андрей, этой психологине мы в конце концов поверили. Она оказалась права: пресмыкаться можно научиться, и быть при этом счастливым, особенно глядя на других обескрыльенных. Это и есть алия - репатриация, освобождение от галута - необходимости жить среди презренных гоев, а не со своим народом. Увы, Андрей, я не научился. Я не воспринял такой рай как свою наконец-то, стараниями и страданиями психологини, обретенную родину. Я не воспринял райских птиц своим народом. Мы с тобой много говорили об особенностях евреев, мы сходились, что еврей не может быть пьяницей, убийцей, даже хулиганом. В нашем с тобой кругу слово еврей почти всегда означало умного, интеллигентного и, главное, порядочного человека. Здесь же евреев такого толка практически не видно. Самое удивительное явление, с которым я никак не ожидал столкнуться в Израиле это антисемитизм, если я и мне подобные - евреи. Он тут, пожалуй, страшнее, чем в Союзе. И если сефарды - арабские евреи, которых тут называют марокканцами, не любят нас чисто этнически, как, скажем, у нас в Москве относятся к кавказцам или к цыганам, то левые ашкиназы - как образованные русские типа Шифаревича, Распутина, Белова - вежливо-презрительно. А поскольку именно они определяют судьбу академаим, включая уче-ных, владеют средствами массовой информации и вообще у власти при любом правительстве, то ничего не зависит от наших индивидуальных достоинств или пороков: жид он и есть жид. Здесь не стали изобретать новых слов - русский означает то же, что в царской России жид. В отличие от советского антисемитизма, израильский - откровенно государственный. здесь не берут на престижную работу на законном основании, здесь министр по телевидению может проповедывать антисемитизм. Какой же мой народ и какую свою родину я тут нашел? Но и там, у вас мне нет места. Возврата мне нет: я потерял не только гражданство, работу, прописку, но своё доброе имя. А нашел существование вечного бомжа, которое вели в Союзе только неизлечимые алкаши, но с той разницей, что они какую-то работу да найти могли, но не хотели, я же хочу уже любую, но нет никакой. Только ежедневное изнурительное безделие и пособие для нищенского бытия... Безделие особенно невыносимо, если ты знаешь, что в это же время твоя такая умная, нежная, образованная, культурная и красивая жена убирает чужие квартиры под бдительным оком полубезграмотной заплывшей от безделия жиром стервы. Я никогда не мог понять природу слепой классовой ненависти. Теперь - понимаю. Я потерял здесь не только родину, профессию, репутацию, я потерял самое дорогое, что имел в моей жизни, ради чего ринулся за рубеж - мою Аллочку. От непосильной работы и постоянного ежедневного унижения у неё огрубели не только руки музыканта, огрубела душа. Она пытается любить меня как прежде, но не может и не смо-жет уже никогда. Я - мужчина, я должен быть добытчиком! Работать должен я, а не она... А ты знаешь, что мне сказал руководитель ИХ института, когда выслушал всё о нашем растворителе и о моих доработках уже здесь, в Израи-ле? "You would never and nowhere be engaged to. You are overqualified for..." Иными словами - конкуренции не потерпим...

Но - из последнего письма:
В конце концов, мне не на что жаловаться и не о чем сожалеть. Да, я потерял профессию и любимое дело. Но мы-то с тобой знаем, что и на родине вещество, которое НЕВОЗМОЖНО НИ ПРОИЗВОДИТЬ НИ ДАЖЕ ИСПЫТАТЬ рано или поз-дно будет объявлено никчемным... В его уникальные возможности и экстремальную необходимость в случае нападения из космоса поверить могли только советские военные, готовившиеся к звездным войнам. Проект здесь воспринимался, доброжелательно и отрицательно, в смысле единственного, что меня интересовало - оплаты моего труда. В результате я вынужден навязывать людям словари. Но это дает мне средства для относительно достойного образа жизни в бытовом отношении. Я живу в квартире, о которой не смел и мечтать на родине, на берегу тёплого моря, к которому я мог себе позволить поехать раз в два-три года. Я свободен от очередей и дефицита, сыт, одет, имею решительно всё, что нужно человеку для комфорта. Свет не гаснет, вода идет всегда, телефон исправен, изобилие в магазинах по доступным мне ценам, непьющий неагрессивный народ, хороший иврит у Аллы и детей. Сын служит в еврейской армии. Как ты знаешь, мы побывали за гра-ницей, в Египте, убедились, что там даже хуже, чем было у нас в Союзе, что уж говорить о нашем благословенном Израиле, который я конечно же искренне считаю сегодня своей единственной родиной, за которую готов отдать жизнь. Я понял, что далеко не всё правильно, о чем я писал тебе когда-то, что большинство обид не по адресу, что не мы построили и защитили пригласившую нас страну. Более того, большую часть жизни люди моего поколения активно или пассивно боролись против Израиля, как граждане его стратегического врага - СССР. А нас этим ни разу этим не попрекнули, даже бывших создате-лей смертельно опасного дла Израиля оружия, которое мы предоставляли ара-бам. Положа руку на сердце, неужели я бы отказался работать над нашим сольвентом, если бы знал достоверно, что он предназначен именно против Израиля? Просто повезло, что мне пришел в голову именно этот тип боевого ве-щества, а не применимый против тех, среди кого я живу, всех этих детишек, так похожих на меня в детстве. Мне ли обижаться? Кстати, постоянно чувствуя свою вину, я изобрёл здесь ПРИМЕНИМЫЙ вариант сольвента и неоднократно предлагал его местным генералам. Меня вежливо благодарили, но ни шекеля на разработку не дали. А потом я узнал, что формулу со всеми моими выкладками и результататми первичных испытаний один из моих генералов просто потерял, в чем спокойно признался... Я не удивляюсь и не обижаюсь больше. Ну, не нужны обществу ни мои мозги, ни мои руки. Мне же легче. Кто пробился со своими проектами, все побыли год-два на стипендии меньше моих комиссионных и до свидания...
Андрей отложил ПОСЛЕДНЕЕ письмо Артура и включил телевизор:
"...будто не обойдемся без них, - ревел президент. - Я дал ука-за-ние расследовать все, что они успели натворить и кто им в этом помогал. Я не люблю признавать свои ошибки, но СЕГОДНЯ должен сказать россиянам, что правы были не мы, кто пригрел, понимаешь, змею на груди, а те, кого мы называли презрительно патриотами. Так вот, сегодня Я -ПАТРИОТ НОМЕР ОДИН и никому, никакому малому на-ро-ду не заменить русских на главных постах в России. Рроссия - прежде всего для русских, а уже потом для прочих, хотя, конечно, ничьих прав мы ущемлять не собираемся..."
Андрей переключил канал. Меланхоличный ведущий научной передачи с трудом шевельнулся на стуле: "Не исключено, что эта сенсация в ближайшее время будет интересовать человечество гораздо больше, чем исчезновение с планеты евреев." "А вы не связываете одно с другим, - напряженно спросил журналист, - что поворот астероида к Земле произошел только после ИСХОДА избранного народа? Что, как уверяют сегодня патриоты, евреи заблаговремен-но покинули наш мир, чтобы спасти себя и подставить всех нас? " "Я не юдофоб... А что до причинно-следственных связей, то в свете такого никакой наукой не объяснимого катаклизма, как ТАКАЯ этническая эвакуация, можно поверить во что угодно." "Американский президент, опираясь на мнение лучших ученых, полагает, что если мы в ближайшие недели не найдем противоядия, наступит конец света. Насколько точно известна траектория астероида и есть ли возможность его уничтожить ракетами с атомными боеголовками? Ведь мир накопил тысячи ракет?.." "Астероид этот мы наблюдаем давно. Его траектория была относительно безопасной, он должен был пройти близко, но это означало - в миллионах километров от Земли. Однако, неожиданно его сзади и немного сбоку ударил осколок другого небесного тела, траектория и скорость изменились роковым образом. Теперь он стремительно движется именно к нам, столкновение неизбежно. А что до тысяч ракет, то они годятся для обстрелов в пределах нашей планеты. На орбиту и далее можно вывести космические корабли с относительно скудными зарядами. Поскольку астероид имеет около 170 километров в длину и около 80 в поперечнике, взрыв даже всего ядерного арсенала нашей планеты не мог бы разру-шить такое небесное тело... А если бы и разрушил, то на Землю обрушился бы град гигантских осколков, что ещё хуже, если такое выражение вообще применимо к данной ситуации. Что же до заряда, который можно на него доставить реально, то его астероид просто не заметит. Это как если бы устроили, скажем, Хиросиму в центре Антарктиды... Я уж не говорю, что и попасть в него не просто, учитывая ослабленный сос-тав наших космических сил после эвакуации евреев. Это не моё дело, но в высших научных эшелонах скрытых евреев оказалось удивительно много." "Так что же, у нас нет ни малейшей надежды? - ведущий прямо на глазах покрылся потом. - Так и будем наблюдать на небе сначала новую звездочку, потом но-вую Луну, а потом и чудовище во всех подробностях?!" "Боюсь, что нарисованная вами картина - наше единственное короткое будущее. Создать за неде-ли нечто принципиально более мощное..." "В последние годы тема космической катастрофы от столкновения Земли с кометой или астероидом стала общим мес-том в фантастических триллерах. Неслыханно крутые американские астронавты всегда отводили беду от нашей голубой планеты. Была ли хоть доля правды в тех технических подробностях, на которые не скупились фантасты? И насколь-ко всё-таки точно его попадание в Землю. В ряде последних публикаций оспа-ривается сама опасность. Посудите сами, вероятность столкновения двух таких пылинок как Земля и астероид на просторах Вселенной..." "...была бы пренебрежимо малой, если бы КТО-ТО не позаботился об абсолютной точности попадания, если бы не недавнее не менее невероятное событие! Я первый всегда смеялся над наивностью фантастов, опираясь именно на теорию вероятности. Увы, повторяю, столкновение неизбежно, известен не только день и час, но и та сторона, которой Земля подставится астероиду. Жители Сахары и восточного побережья Атлантики будут свидетелями ночного приближения монстра к нашей атмосфере. За несколько часов до конца астеро-ид будет для них виден во всех ужасающих подробностях своих чудовищных скал и пропастей, пока скалы не начнут стремительно плавиться в атмосфере Земли. Свет от этого будет ярче солнца, поэтому люди больше астероид наб-людать не смогут..." "А мы, остальная планета? Ведь в Сахаре почти нет населения?" "Астероид пробьёт литосферу - земную оболочку, литосферные плиты придут в движение. Мантия и особенно астеносфера способны поглотить энергию удара. Поэтому астероид не сможет пробить Землю насквозь, как пишут се-годня в газетах, сравнивая его с пулей, пробивающей череп человека. Ударная волна, однако, пройдёт сквозь всю планету, хотя и не выбросит Японию в космос. Земной шар, как таковой, я думаю, уцелеет, но "ледоход" литографных плит в жидкой астеносфере, выброс миллиардов тонн твердых веществ в атмосферу, её мгновенный разогрев и последующая многовековая зима не оставляет нам ни малейшего шанса на спасение...
Продолжение