Ярость, гордость и сомнение
Размышления в канун войны в Ираке "Широко известная своим боевым характером и боевым прошлым писательница и журналистка Ориана Фалаччи анализирует причины и цели войны в Ираке, пытаясь разрешить для себя моральную дилемму - справедлива эта война или нет, правильно ли поступают руководители США и Британии, начиная ее, или нет, правы ли они, рассчитывая на поворот Ирака к демократии после войны. . . "(примечание переводчика)

Чтобы избежать дилеммы - должна состояться эта война или нет, чтобы преодолеть все еще мучающие меня отговорки, колебания и сомнения, я часто говорю самой себе: «Как было бы хорошо, если бы иракский народ сам освободил себя от Саддама Хусейна. Как было бы хорошо, если бы они казнили его и подвесили его тело за ноги, как мы, итальянцы, сделали в 1945 году с Муссолини». Но рассчитывать на это не приходится. Либо приходится, но только при одном условии. Ведь итальянцы смогли избавиться от Муссолини только потому, что в 1945 году союзники завоевали почти четыре/пятых Италии. Другими словами, потому что состоялась Вторая мировая война. Война, без которой мы должны были бы терпеть Муссолини (и Гитлера) без конца. Война, в ходе которой союзники безжалостно бомбили нас, и мы мерли, как мухи. Впрочем, союзники тоже. При Салерно, при Анцио, при Кассино. Вдоль дороги из Рима во Флоренцию, а затем на этой ужасной Готической линии. Менее чем за два года погибли 45806 американцев и 17500 англичан, канадцев, австралийцев, новозеландцев, южно-африканцев, индусов и бразильцев. А также французов, которые примкнули к де Голлю, и итальянцев, которые вступили в ряды Пятой и Восьмой армий. (Может ли кто-нибудь вообразить себе, сколько кладбищ солдат из армий союзников имеется в Италии? Более шестидесяти. И самые большие, самые «заселенные» - американские. В Неттуно – 10950 могил. В Фальчиани, около Флоренции – 5811. Каждый раз, когда я проезжаю мимо и вижу это море крестов, меня охватывает озноб печали и благодарности). В Италии был также Национальный фронт освобождения. Движение сопротивления, которое союзники снабжали оружием и боеприпасами. Поскольку, несмотря на мой юный возраст (14), я принимала в этом участие, я хорошо помню американский самолет, который, не обращая внимания на зенитный огонь, сбрасывал эти грузы в Тоскане. Около горы Джиови, если быть точной, где однажды ночью они сбросили на парашютах коммандос, которые должны были наладить коротковолновую радиостанцию под названием Радио Кора. Десятеро улыбающихся американцев, которые хорошо говорили по-итальянски и которые спустя три месяца были пойманы силами СС, подвергнуты пыткам и казнены вместе с партизанкой из Флоренции, Анной-Марией Энрикес-Анголетти.

Таким образом, дилемма не исчезла.

Она осталась по причинам, которые я сейчас попытаюсь объяснить.
Первой причиной является то, что, в отличие от этих пацифистов, которые никогда не устраивали крикливых демонстраций против Саддама Хусейна или Осамы бин Ладена, но устраивали их против Джорджа У. Буша и Тони Блейра (как мне рассказывали, на демонстрации в Риме они также выкрикивали и мое имя и размахивали плакатами с пожеланиями, чтобы я сгорела в следующем шаттле), я хорошо знаю, что такое война. Я знаю, что такое жизнь в вечном страхе, в попытках спастись из-под бомбежек и артобстрела, что значит видеть воочию убитых людей и разрушенные дома, голодать и мечтать о куске хлеба, о стакане питьевой воды. И (что еще хуже) быть или чувствовать себя ответственным за смерть других. Я знаю это, потому что я принадлежу к поколению Второй мировой войны, а также потому, что, будучи членом Движения сопротивления, я сама была солдатом. Я также хорошо знаю это, потому что большую часть своей жизни я была военным корреспондентом. Начиная с Вьетнама, я на своей шкуре испытывала те ужасы, которые те, кто видит войну по телевидению или в кино, где кровь заменяют кетчупом, не могут даже вообразить. И поэтому я ненавижу войну так, как и не снилось этим пацифистам. Я испытываю к ней глубокое отвращение. Каждая написанная мною книга пропитана этим отвращением, и я не могу выносить зрелища оружия. В то же самое время, однако, я не принимаю принцип или, скажем, лозунг, что «Все войны несправедливы и противозаконны». Война против Гитлера, Муссолини и Хирохито была справедлива и законна. Войны Рисоржименто (Войны середины 19 века за объединение Италии – Прим. перев.), которые велись моими предками против завоевателей Италии, были справедливыми, были законными. И такой же была война за независимость, которую вели американцы против Британии. А также войны (или революции), направленные на обретение достоинства и свободы. Я не верю в подлые оправдания, фальшивые умиротворения, легковесные прощения. И еще менее я верю в использование слова «мир» в качестве инструмента шантажа. Когда мир означает капитуляцию, страх, утрату достоинства и свободы – это уже не мир. Это самоубийство.

Второй причиной является то, что эта война должна была начаться не сейчас. Если она настолько справедлива, как мне бы этого хотелось, если она настолько законна, как я на это надеюсь, она должна была начаться год назад. То есть, когда руины башен-близнецов еще дымились, и когда весь мир чувствовал себя Америкой. Если бы это произошло тогда, пацифисты, которые никогда не устраивали крикливых демонстраций против Саддама или бин Ладена, не заполняли бы сегодня площади и не предавали бы анафеме Соединенные Штаты. Звезды Голливуда не исполняли бы роль мессии, а виляющая Турция, проявив подлинный цинизм, не отказалась бы пропустить американскую морскую пехоту к северному фронту в Ираке. Несмотря на европейцев, которые присоединили свой голос к голосу палестинцев, вопивших «Америке досталось по заслугам», год назад никто не оспаривал того, что Соединенные Штаты получили еще один Перл Харбор и что Соединенные Штаты имеют полное право на надлежащий ответ. На самом деле, это должно было произойти еще раньше. Я имею ввиду то время, когда президентом был Билл Клинтон и когда за пределами Америки происходили малые Перл Харборы. В Сомали, в Кении, в Йемене. И я никогда не устану повторять, что нам не нужно было дожидаться 11 сентября, чтобы понять, с какой раковой опухолью мы имеем дело. 11 сентября оказалось исключительно болезненным подтверждением реальности, которая полыхала десятилетия, неоспоримым диагнозом врача, который, размахивая рентгеновским снимком, безжалостно объявляет: «Уважаемый сэр, у вас рак». Если бы мистер Клинтон проводил меньше времени с чувственными девицами, если бы он разумнее использовал Овальный кабинет, может быть, 11 сентября никогда бы не произошло. И нет нужды говорить, что у него было бы еще меньше шансов произойти, если бы первый Джордж Буш устранил бы Саддама в первой войне в Заливе. Вы же помните, в 1991 году иракская армия лопнула, как проткнутый воздушный шарик. Она развалилась так быстро, так легко, что даже я взяла в плен четырех ее солдат. Я стояла за дюной в Саудовской пустыне, совершенно одна. Четыре скелетообразных фигуры в изорванной униформе спустились с дюны ко мне с поднятыми руками и прошептали: «Буш, Буш». Что, по-видимому, означало: «Пожалуйста, возьмите нас в плен. Мы хотим пить, мы голодны». Так что мне пришлось взять их в плен. Я доставила их в расположение морской пехоты, и их командир, вместо того, чтобы поздравить меня, недовольно пробурчал: «Черт побери! Еще четверо!» Но, тем не менее, американцы не пошли в Багдад и не отстранили от власти Саддама. А потом, чтобы отблагодарить их, Саддам пытался убить их президента. Того самого президента, который оставил ему власть. И иногда я задаю себе вопрос – не является ли эта война также долго ожидаемым ответным ударом, сыновним отмщением, исполнением обещания, данного отцу сыном. Как в шекспировской трагедии. А еще лучше, в греческой.

Третьей причиной является то, что обещание было реализовано неправильным путем. Давайте согласимся – с 11 сентября до последнего лета все усилия были направлены на бин Ладена, на Аль Каеду, на Афганистан. Саддам и Ирак практически игнорировались. И только тогда, когда стало ясно, что бин Ладен находится в добром здравии, что целенаправленное стремление захватить его живым или мертвым окончилось неудачей, нам напомнили о существовании Саддама. О том, что он отнюдь не обладает мягким характером, что он отрубал языки и уши своих врагов, что он убивал детей на глазах их родителей, что он отрубал головы женщинам и затем демонстрировал их на улицах, что он содержал своих заключенных в клетках размером в гроб, а также использовал их в своих экспериментах с химическим и биологическим оружием. Что он был связан с Аль Каедой и поддерживал терроризм, что он вознаграждал деньгами семьи палестинских камикадзе, по 25 тысяч долларов за каждого. Что он так и не разоружился, не избавился от своего арсенала смертоносного оружия, и поэтому ООН была вынуждена вновь отправить в Ирак своих инспекторов. Давайте попробуем быть серьезными: если 70 лет назад эта бессильная Лига Наций вознамерилась бы послать своих инспекторов в Германию, неужели вы думаете, что Гитлер показал бы им Пеенемюнде, где фон Браун разрабатывал свои Фау-2? Считаете ли вы, что Гитлер сообщил бы им о лагерях смерти Освенциме, Маутхаузене, Бухенвальде, Дахау? Тем не менее, комедия с инспекторами возобновилась. И с такой интенсивностью, что роль примадонны перешла от бин Ладена к Саддаму, и арест Халида Шейха Мохаммеда, организатора 11 сентября, прошел почти незамеченным. Комедия эта была отмечена двойной игрой инспекторов и противоречивой стратегией  мистера Буша, который, с одной стороны, испрашивал разрешения у ООН на применение силы, а с другой, отправлял на фронт войска. Четверть миллиона человек в течение менее двух месяцев. 310 тысяч человек, вместе с англичанами и австралийцами. И все это – без понимания того, что его враги (или враги Запада, сказала бы я) находятся не только в Багдаде.

Их можно найти и в Европе. Они – в Париже, где сладкоголосый Жак Ширак, наплевав на подлинный мир, тем не менее, планирует удовлетворить свое тщеславие Нобелевской премией мира. Где нет желания отстранить от власти Саддама Хусейна, потому что Саддам Хусейн означает нефть, которую выкачивают французские компании из иракских скважин. И где (если забыть о маленьком таком изъяне по имени Петэн) Франция все еще стремится к своему наполеоновскому желанию доминировать в Европейском Союзе, утвердить свою гегемонию в нем. Они есть и в Берлине, где партия этой посредственности, Герхарда Шрёдера, победила на выборах, сравнив Буша с Гитлером, где американские флаги оскверняются свастикой и где в мечтах вновь сыграть роль хозяина немцы идут рука об руку с французами. Они есть в Риме, где коммунисты вышли в дверь и вернулись через окно, как птицы в фильме Хичкока. И где, надоедая миру своим экуменизмом, своим ханжеским благочестием, своим заискиванием перед третьим миром, папа Войтыла принимает Тарика Азиза в качестве «голубя» и «мученика», которого вот-вот загрызут львы. (Потом он отправил его в Ассизи, где монахи эскортировали его к могиле Св. Франциска). В других европейских странах дело обстоит примерно так же. В Европе, мистер Буш, ваши враги повсюду. То, что вы так умиротворенно называете «различиями во мнениях», на самом деле представляет собой чистой воды ненависть. Потому что в Европе пацифизм является синонимом антиамериканизма, сэр, и сопровождается самым зловещим возрождением антисемитизма. Антиамериканизм торжествует в Европе не меньше, чем в мире ислама. Неужели ваши послы не сообщали вам об этом? Европа – это уже не Европа. Это провинция ислама, как это было с Испанией и Португалией во времена мавров. В Европе живут почти 16 миллионов мусульманских иммигрантов, и она наводнена муллами, имамами, мечетями, паранджами и чадрами. Она дает приют тысячам исламских террористов, которых правительства европейских стран не могут идентифицировать и контролировать. Люди напуганы и, размахивая флагом пацифизма – который является синонимом антиамериканизма, они чувствуют себя защищенными.

Но этого мало – Европа безразлична к тому, что 221484 американца погибли, освобождая Европу во Второй мировой войне. Вместо того, чтобы вызвать чувство благодарности, их кладбища порождают злобу. И, в результате этого, никто в Европе не поддержит эту войну. Даже те страны, которые официально считаются союзниками США, даже премьер-министры, которые называют вас «мой друг Джордж» (как Сильвио Берлускони). В Европе у вас есть только один друг, один союзник, сэр – Тони Блейр. Но мистер Блейр также руководит страной, которая наводнена маврами. Страной, которая скрывает свою злобу. Даже его партия противостоит ему и, кстати, я должна перед вами извиниться, мистер Блейр. В своей книге «Гнев и гордость» я была несправедлива к вам. Потому что я написала, что у вас не хватит мужества выстоять, что вы откажетесь от своих принципов, когда они перестанут соответствовать вашим политическим интересам. Вместо этого вы, с безупречной последовательностью, приносите эти интересы в жертву своим убеждениям. Я искренне извиняюсь. Я также отказываюсь от написанной мной фразы, в которой я комментирую вашу чрезмерную учтивость по отношению к исламской культуре: «Если наша культура имеет для вас ту же ценность, что и культура, обязывающая носить чадру, почему вы проводите летний отпуск в моей Тоскане, а не в Саудовской Аравии?» Теперь я говорю: «Моя Тоскана – это ваша Тоскана, сэр. Мой дом – ваш дом».

И, наконец, последней причиной моей дилеммы является определение, которое мистер Буш и мистер Блейр и их советники дали этой войне: «Освободительная война. Гуманитарная война, которая должна принести свободу и демократию Ираку». О нет! У гуманитарности нет ничего общего с войной. Все войны, даже справедливые – это смерть, разрушение, жестокость и слезы. И это не освободительная война в том смысле, в каком освободительной была Вторая мировая война. (Так же, как, кстати, это не «нефтяная война», как утверждают пацифисты, которые никогда не устраивают крикливых демонстраций против Саддама и бин Ладена; американцы не нуждаются в иракской нефти). Это политическая война. Война, хладнокровно развязанная для того, чтобы противостоять священной войне, которую объявили враги Запада 11 сентября. Это также профилактическая война. Вакцина, хирургическая операция, прописанная  Саддаму, потому что (как считают мистер Буш и мистер Блейр) среди различных очагов рака Саддам - наиболее очевидный и опасный. Более того, он является препятствием, удаление которого позволит им изменить карту Ближнего Востока, как сделали это Британия и Франция после падения Оттоманской империи. Изменить и распространить Pax Romana – простите, Pax Americana -, в котором каждый сможет наслаждаться свободой и демократией.
И снова – нет! Свобода не может быть преподнесена в качестве подарка. И демократия не может быть установлена с помощью бомб и оккупационных армий. Как говорил мой отец, когда он убеждал антифашистов присоединиться к Сопротивлению, и как говорю я сегодня тем, кто искренне надеется на Pax Americana, народ должен сам завоевать свою свободу. Демократия должна воцариться по их воле, и в обоих случаях страна должна понимать, что представляют собой свобода и демократия. В Европе Вторая мировая война была освободительной не потому, что она принесла с собой нечто новое, называемое свободой и демократией, а потому, что она восстановила их. Потому что европейцы знали, что это такое. Японцы не знали – это правда. Для Японии эти два сокровища оказались подарком, компенсацией за Хиросиму и Нагасаки. Но Япония к тому времени уже начала процесс модернизации, и она не принадлежала к исламскому миру. Как я писала в своей книге – когда я назвала бин Ладена верхушкой айсберга и определила этот айсберг как гору, которая оставалась неподвижной в течение 1400 лет, которая не изменилась за 1400 лет, которая так и не избавилась от своей слепоты – свобода и демократия совершенно не вписываются в идеологическую ткань ислама. В тиранию теократических государств. Поэтому их народы отвергают свою свободу и демократию и, более того, они пытаются стереть с лица земли нашу.

Окрыляемые своим упорным оптимизмом - тем самым оптимизмом, с которым они так хорошо сражались в Аламо и все погибли, безжалостно вырезанные Санта Анной (речь идет об осаде и состоявшемся 6 марта 1836 года штурме укрепленной миссии Аламо в городе Сан Антонио, штат Техас, во время войны между Мексикой и США. Возглавляемые генералом Санта Анной мексиканские войска силой в 2000 солдат взяли штурмом и уничтожили всех 189 защитников миссии. – Прим.перев.) – американцы думают, что их будут приветствовать так, как приветствовали в Риме, Флоренции и Париже. «Они будут кричать нам «ура» и забросают нас цветами».  Может быть. В Багдаде может случиться все, что угодно. Но что будет после этого? Почти две трети населения Ирака составляют шииты, которые всегда мечтали об учреждении Исламской республики Ирак, да и советские войска тоже когда-то встречали в Кабуле с восторгом. Они тоже принесли с собой свой мир. Им даже удалось убедить женщин снять паранджу – помните? Впрочем, через некоторое время им пришлось уйти. И пришли талибы. Так вот, я спрашиваю: «Что, если вместо того, чтобы узнать, что такое свобода, Ирак станет вторым Афганистаном талибов? Что, если вместо того, чтобы под влиянием Pax Americana стать демократическим, весь Ближний Восток воспалится и распространит метастазы?» Как гордый защитник цивилизации Запада, я готова безоговорочно присоединиться к мистеру Бушу и мистеру Блейру в новом Аламо. И я готова без колебаний сражаться и умереть вместе с ними.

И это – единственное, в чем у меня нет ни малейших сомнений.

Перевод с английского Эдуарда Маркова
Апрель 2003 года.

Статья на английском