Фактом является то, что группа человеческих существ сочла возможным заявиться в школу, прожить несколько дней бок о бок с сотнями детей, смотреть им в глаза и слышать их плач, и после этого взорвать их.

Нас вынудили быть свидетелями массового убийства невинных. В Нью Йорке, Мадриде, Москве, Тель Авиве, Багдаде и Бали мы видели, как тысячи людей были убиты в то время, кода они занимались своими повседневными делами.

Нас вынудили пережить зрелище массового убийства детей. Были ли это подростки, находившиеся у дискотеки в Израиле, или школьники в Беслане, мы видели, как детей намеренно избирали в качестве цели.

Мы к настоящему времени должны были уже привыкнуть к культу смерти, буйно расцветшему на периферии мусульманского мира. Это культ людей, которые с гордостью заявляют: «Вы любите жизнь, а мы любим смерть». Это культ, который посылал волну за волной беззащитных детей на минные поля в ирано-иракской войне, который обучает детей в детском саду тому, как стать живой бомбой, который фетишизирует смерть, который посылает людей на то, чтобы с радостью совершить массовое убийство.

Этот культ привязывает себя к некоей политической идее, но на самом деле паразитирует на ней и удушает ее. Культ смерти удушает мечту о палестинском государстве. Террористы-самоубийцы не приносят Палестине мир; они приносят ответные репрессалии. Террористы в нашпигованных взрывчаткой автомобилях не могут изгнать США из Ирака; они вынуждают нас оставаться там дольше. Культ смерти удушает сейчас дело чеченцев, и принесет не независимость, но кровь.

Но такова эта идея. Потому что, на самом деле, культ смерти не имеет отношения к делу, которому он якобы должен служить. Он – о чистом наслаждении убийством и смертью.

Он – о том, как совершить массовое убийство людей, находясь  в состоянии возвышенной духовности. Он – об ощущении полной свободы варварства, свободы даже от человеческой природы, которая говорит нам: «Любите детей и Любите жизнь». Он – о радостях садизма и самоубийства.

Мы должны были уже привыкнуть к этому патологическому массовому движению. Мы должны были уже в состоянии говорить об этих вещах. Но если вы посмотрите на реакцию Запада на массовое убийство в Беслане, вы увидите, что люди стремятся отвлечь свое внимание от ужасной сути случившегося, как бы говоря: «Мы не хотим заглядывать в эту пропасть. Мы не хотим признавать существование той части природы человека, которая была продемонстрирована в Беслане. Если глубоко задуматься над этим, в нем есть что-то такое, что опровергает категории, по которым мы измеряем нашу жизнь, подрывает нашу веру в сущностную доброту человеческого существа».

Через три года после 11 сентября слишком много людей стали экспертами в искусстве отвода своих глаз. Если вы посмотрите на редакционные статьи и отклики общественности на то, что произошло в Беслане, вы увидите, как они, коснувшись слегка тех, кто совершил это злодеяние, пытаются найти более привычные, более понятные цели для своего гнева.

Редакционная статья в «Бостон Глоуб», типичная для реакции американской журналистики, выдав два коротких замечания по поводу варварства террористов, быстро переключается на длинные пассажи, в которых она осуждает Путина и различные политические ошибки русских.

Голландский министр иностранных дел Бернард Бот, говоря от имени Европейского союза, заявил: «Все страны мира должны сотрудничать для того, чтобы не допустить повторения таких трагедий. Но мы также хотим узнать от российских властей, как могла случиться эта трагедия».

Это не была трагедия. Это была тщательно спланированная операция массового убийства. Это не российские власти начинили взрывчаткой баскетбольные корзины и стреляли в спину убегающих детей.

Какие бы ужасы не вытворяли русские по отношению к чеченцам, какую бы непрофессиональность они ни проявили бы в своей реакции на совершенный акт, сущностная природа этого акта заключена в нем самом. Фактом является то, что группа человеческих существ сочла возможным заявиться в школу, прожить несколько дней бок о бок с сотнями детей, смотреть им в глаза и слышать их плач, и после этого взорвать их.

На тему о том, какие эвфемизмы использовала масс-медиа, описывая этих убийц, будут написаны диссертации. Их называют «сепаратистами» и «захватчиками заложников». Через три года после 11 сентября многие, по-видимому, все еще не могут говорить об этом зле. Они все еще пытаются найти рациональное объяснение террору. Что заставляет террористов совершать это? Что они стремятся достигнуть?

Они все еще являются жертвами иллюзии, которую диагностировал Пол Берман после 11 сентября: «Это – вера в то, что в современном мире даже враги разума не могут быть врагами разума. Даже немыслимое должно быть, в некотором роде, мыслимым».

У культа смерти нет причины, и его немыслимо обсуждать. И именно это делает его таким устрашающим. И именно это заставляет столь многих прибегать к попыткам ухода от нормального хода мыслей. Они не хотят встречаться лицом к лицу с этим кошмаром. И поэтому они спешат найти что-либо более вразумительное, что они могли бы ненавидеть.

Опубликовано в газете «Нью Йорк Таймс» 7 сентября 2004 г.

Перевод с английского Эдуарда Маркова, МАОФ.

Сентябрь 2004 г.

Статья на английском