В последнее время усиленно обсуждается вопрос: допустимо ли участие детей в политических мероприятиях? Проблема усугубляется тем, что в обществе нет четкого мнения о том, что такое "политическое". Как говорится, "у меня - мировоззрение, у вас -идеология, а у него - предрассудки". Сегодня израильское общество находится на переломе: с одной стороны, казавшиеся незыблемыми ценности (например, сионизм) подвергаются ревизии, с другой - идеология небольшой ультралевой группы влияет де-факто на все общество. Что привело к таким переменам? С какой точки зрения рассматривать нашу национальную историю? Чему теперь учить детей?

Об этом ведутся ожесточенные споры.

Амплитуда оценок сегодняшней левой израильской идеологии достаточно широка - от "гуманистической и прогрессивной" до "предательской и самоубийственной". Но в данной статье мне хотелось бы проанализировать лишь один аспект этой идеологии: образ ребенка.

Чтобы лучше понять левых, начнем с правых.

В своей книге "Там, где нет людей" Моше Фейглин, лидер движения "Зо арцену", приводит одно воспоминание о военных сборах в районе Шхема. После объявления комендантского часа на его патрульную группу наткнулись две арабские девочки двух и пяти лет. Увидев солдат, девочки бросили свои узелки и побежали прочь. Моше, идейный сионист и испытанный солдат, сел на камень и чуть не расплакался от жалости к ним. Он почувствовал себя на мгновение захватчиком и колонизатором, угнетающим мирное туземное население. Минутная вспышка чувств прошла, аФейглин, как человек, желающий во всем дойти до сути, стал размышлять о том, насколько это морально - строить еврейское государство на "слезе арабского ребенка":

"Если эта земля наша, то справедливо и нравственно охранять ее всеми средствами от тех, кто желает ее у нас забрать. Если же нет - то даже преувеличенно вежливая проверка багажника старого "Пежо" безнравственна и аморальна".

Далеко не все привыкли осложнять себе жизнь честным анализом своих чувств и мыслей. Далеко не все считают, подобно Фейглину, что еврейское государство еще не построено, что пока существует только его "черновик", "зародыш", хрупкий организм, формирующийся в спешке и между делом - между войнами и приемом алии. Для человека, уверенного в том, что мечта Герцля давно стала явью и ей больше ничего не угрожает, подобное столкновение с реальностью чревато возникновением комплекса вины. Колючие сабры, сохранявшие присутствие духа при виде колонны вражеских танков, теряются, столкнувшись с арабским ребенком. В очередной раз это продемонстрировал левый интеллектуал, приглашенный на недавнее обсуждение новой книги Амнона Лорда. По словам левого оппонента, перейти в лагерь левых его заставила жалость к обездоленным арабским детям. И точно так же - под влиянием чувств, а не исторических фактов - родилась постмодернистская теория, объявившая сионизм если не чистым расизмом, то разновидностью колониальной экспансии европейской иудео-христианской цивилизации на другие континенты.

Доброта и жалость - чувства похвальные, если они подчиняются последовательному нравственному закону. Доброта нашего праотца Авраама, ограниченная строгими принципами монотеизма, у его племянника Лота дошла до полного абсурда. Предлагать насильникам, как это сделал Лот, своих дочерей вместо гостей - это было чересчур даже для видавших виды жителей Содома. "Доброта к жестокому становится жестокостью к доброму", - учили наши прадеды.

А нас учили, что идеи, овладев массами, становятся материальной силой. Образ страдающего и слабого, превращенный в знамя, способен оправдать любые, в том числе и самые варварские, способы его защиты. Исследовательница двух самых жестоких диктатур - коммунизма и фашизма - Хана Арендт подчеркивала огромную роль, которую сыграла в установлении тоталитарных режимов жалость к угнетенным и бессилие перед этой жалостью либеральной интеллигенции. Еще недавно американские левые сурово критиковали свое правительство за войну во Вьетнаме. Сегодня, растроганные слезой албанского ребенка, они полностью солидарны с американскими бомбардировками Сербии, при которых гибнут женщины и дети. А вот неполитический пример: активисты движения за запрещение абортов для защиты прав эмбриона готовы взрывать клиники и отстреливать хирургов.

Идея, согласно которой нельзя строить еврейское государство на слезе арабского ребенка, породила соглашение в Осло. Слезы еврейских детей Европы, воодушевившие создателей Государства Израиль, отошли в прошлое и стали экспонатом в музее "Яд ва-Шем". А слеза арабского подростка превратилась в камень, брошенный в еврейского солдата. И этот слезный камень прямиком попал в сердце гуманистов и борцов за мир. Родившиеся в Израиле и ощущающие его незыблемой данностью, они не чувствуют, что арабский террор отрицает само наше право на жизнь и право еврейского государства на существование. Под влиянием эмоций произошла подмена действующих лиц. Евреи из пастушка-Давида превратились в вооруженного великана Голиафа, а юные арабские Дауды единолично заняли место жертвы. Еврейские гуманисты (израильские и стран рассеяния) немало способствовали тому, что образ страдающего и угнетенного арабского подростка вытеснил евреев из мирового пантеона жертв. Вот почему израильские правые сегодня уже не апеллируют к необходимости обеспечить безопасность жителей Израиля. Что значит для высокого ума безопасность тела, если внутри самого тела сидит "страшный зверь, грызущий сердце, - совесть". Не пытаются правые апеллировать и к силе: провокатор из ШАБАКа Авишай Равив навсегда скомпрометировал правые демонстрации портретом Рабина в фашистской форме. В сегодняшнем споре апеллировать можно только к жалости, только к слезе нашего еврейского ребенка. Поэтому 19 июня и привезли в Сад роз десятки тысяч детей, которых отступление ЦАХАЛа из Иудеи и Самарии оставит беззащитными в руках ара-фатовских боевиков.

Но, похоже, правые опоздали. Слишком долго трудились левые над рвущим сердце образом угнетенного и бесправного арабского ребенка, которому мало дать бесплатное здравоохранение и образование, - нет, ему и жизнь не в жизнь без собственного государства.

Да и дети поселенцев, умытые и воспитанные, не способны вызывать жалость. Для массового сознания важно количество. Потому несколько детей, взорванных, застреленных или сожженных арабскими боевиками, не изменят привычного стереотипа. Хорошо внедренному стереотипу все на пользу: евреи, как всегда, сами виноваты, что мало отдают и медленно отступают. Еще отступить да еще отдать - тогда и наступит конец войнам и "жертвам мира". (Дети в Освенциме тоже думали, что в газовые камеры отправляют только за плохое поведение.)

Сегодня наша армия слаба. Возможно, она имеет замечательную боевую технику, но процесс, называемый "мирным", лишил ее цели, подорвал моральный дух. Ливан убедил арабов, что наша хваленая армия бежит, завидев колонну, возглавляемую женщинами и детьми. Какая же трагедия должна разразиться, сколько еврейских детей должно погибнуть, чтобы сионистская мечта о еврейском государстве на еврейской земле снова перевесила слезу арабского ребенка?

МигNews 5.07.2000