"С этой минуты и на протяжении всей последующей жизни перед ним будет вставать Выбор, и он должен будет самостоятельно его совершать. И
от этого будет зависеть его собственная жизнь и в значительной степени - его детей. И его Выбор, так же как и Выбор множества других
людей будет влиять на то, по какому пути пойдёт наш народ".
Зашла ко мне соседка, новая репатриантка. А по телевизору в это время показывали равов, обнимающихся с другими членами конференции о
непризнании Холокоста. Соседка пришла в шок, она вообще ещё не очень понимает наши реалии. Я ей пыталась объяснить, что в Иране вообще не
признают факт Холокоста, а если он и был, говорят они, то почему в качестве компенсации евреи получили право на государство именно на
этой территории. А раввины - это представители той немногочисленной группы раввинов, которые считают, что до прихода Машиаха
запрещено создавать светское государство евреев в Эрец-Исраэль, не основанное на Галахе* - религиозном
законодательстве. Хотела ещё долго говорить о том, как бездарно мы растрачиваем такой дорогой подарок - получение государства, но решила,
что для первого раза достаточно. Я помогла ей с ивритом, и она ушла.
А меня посетила крамольная мысль: а вдруг они правы? А вдруг
Холокост был нам не наказанием за то, что отошли от веры отцов, как сказал один известный Рав, а за то, что поспешили в Эрец-Исраэль
слишком рано? Может, не прав был Герцель, который готов был переселить евреев хоть в Уганду, подальше от антисемитской Европы? А прав был
Ахад-ха-Ам, который говорил, что заселять Эрец-Исраэль должны люди, уже духовно подготовленные к заселению Страны?
Как бы то ни
было, свершилось то, что свершилось!
Каббалисты говорят, что Машиах - это некая сила, заставляющая человека подняться в Эрец-
Исраэль. И это не обязательно должно произойти сразу со всеми. У каждого свой Машиах, в своё время...
Итак, кто ехал, потому что
его влекла некая сила "в", но большинство ехало "из". Ехали от погромов, антисемитизма, экономических трудностей.
И что получилось? Самые стойкие остались, преодолевали трудности, осушали болота, осваивали пустыню, учились воевать, выкупали
земли, создавали Страну. Некоторые не выдерживали трудностей и возвращались.
Нет, конечно, они не правы, эти равы, мы приехали
вовремя, но плохо то, что мы уехав "из", всё ещё находимся в галуте.
В связи с этим я вспомнила критический обзор
уважаемого мною Михаила Копелиовича в газете "Новости Недели" от 30 ноября 2006 г. "Мелодии Иерусалима и Хеврона". Копелиович
рассказывает о своём впечатлении от прочтения альманаха Иерусалимского отделения Союза русскоязычных писателей при федерации писателей
Израиля. "Литературный Иерусалим", выпуск 3. 20006г. Очень много тёплых слов сказал автор об очерке Нины Елиной "Страна Евреия (Бар-
мицва в Хевроне)". Но фраза Копелиовича "Этот текст отличают: нешуточный пафос приятия человеком одной культуры - образа жизни людей
другой культуры..." меня очень смутила.
Когда-то Нина Елина написала большой очерк о своей поездке в Хеврон на Бар-мицву и о
бабушке виновника торжества - Лее Гольдштейн-Мушник. Но Лея, будучи человеком очень скромным, категорически запретила этот очерк
публиковать. Елина очень расстроилась, но перечить подруге не стала и с грустью положила работу в "стол". Так же Лея была против того,
чтобы в очерке Шуламит Шалит о Павле Гольдштейне были тёплые слова и о ней. Но Шуламит Шалит молодец! Она сказала: "От этих слов я не
откажусь! Мне они очень дороги. Надо отдавать дань не только ушедшим. Успеть сказать спасибо живущему важнее, чем мертвому!" и
опубликовала свой очерк здесь
А я поехала в Хеврон, очень впечатлилась и предложила Нине Елиной опубликовать хотя бы
часть о Хевроне. Она согласилась, и вскоре здесь был опубликован её очерк "Бар-мицва в стране Евреия"
Прошло несколько месяцев, и ушла из жизни Лея
Гольдштейн-Мушник. Елина доработала обе части очерка и опубликовала их: "О Лее" в "Иерусалимском журнале", http://magazines.russ.ru/ier/2006/22/el16.html
а "Страна Евреия (Бар-
мицва в Хевроне) в "Литературном Иерусалиме", о котором пишет Копелиович. К сожалению, Елина ещё не оправилась от серьёзной операции, она
не может сказать, то ли она имела в виду, что увидел Копелиович. Мне кажется, что для Елиной это не было: "...приятия человеком
одной культуры - образа жизни людей другой культуры...".
Она не противопоставляла себя этим людям, скорее, она
грустила, что настоящая жизнь там, там настоящая страна Евреия! И очень плохо, что мы опять раздроблены, разобщены, не в состоянии так
чувствовать свою Землю, как эти люди!Я никого не призываю срочно переехать жить в поселения или Хеврон, отрастить пейсы и надеть
парики, но, мне кажется, что всем нам ещё предстоит пройти свою Бар-мицву и как пишет Елина:
"Происходит важное
сакральное событие. <...>. Берёт на себя ответственность перед людьми и перед Богом. С этой минуты и на протяжении всей
последующей жизни перед ним будет вставать Выбор, и он должен будет самостоятельно его совершать. И от этого будет зависеть его
собственная жизнь и в значительной степени - его детей. И его Выбор, так же как и Выбор множества других людей будет влиять на то, по
какому пути пойдёт наш народ".
Мне кажется, что ещё многим из нас предстоит сделать свой Выбор!
Быть как все народы или понять свою ответственность!
Тираж журнала всего 300 экземпляров. Не всем удастся его прочесть. Я бы
хотела услышать подтверждение или опровержение своему мнению, потому помещаю текст очерка в том виде, в котором я переслала его в
редакцию по просьбе Нины Елиной.
Нина Елина
Страна Евреия
(Бармицва в Хевроне)
Когда-то, много лет тому назад, знакомый мальчик, которого,
очевидно, донимали во дворе его еврейским происхождением, спросил у матери: "Мама, а что такой страны Евреии - нет?" Сталинские времена
уже миновали, и мать не очень охотно, но ответила, что есть, и что страна эта называется Израиль. "Когда я вырасту, - сказал мальчик -
я уеду туда, обязательно!" Он не уехал туда, стал хорошим дирижёром, женился на русской девушке и, наверное, забыл о своём вопросе. Но у
меня он остался в памяти.
Я уехала в Израиль. Отсюда дважды наведывалась в Италию, где в детстве испытала неосознанное тогда
чувство счастья, а в зрелом возрасте его не ощутила. Повидала и Новый Свет, который вызвал у меня равнодушный интерес. Мои друзья и
сейчас путешествуют по разным городам и странам: Франции, Англии, Испании, Греции. А страна Евреия? Где она? В Тель-Авиве? В Хайфе? В
Иерусалиме? Да, мы все подходили к Стене Плача, слушали хор в Большой Синагоге. Побывали в страшном мемориале Яд-ва-Шем, с сердечной
болью шли под тёмным куполом, где мерцают и звучат погубленные детские души. Мы постимся в Йом Кипур, на Песах едим мацу. Кое-кто из нас,
хотя и нарушает субботний день, субботние свечи зажигает, многие не соблюдают строго кашрут, свинину, однако не едят. Вот и вся связь
большинства из нас с еврейской традицией. Люди старшего поколения, даже те, кто овладел ивритом, разговаривают между собой по-русски.
Младшие перешли на язык страны, но задумываются ли они над Танахом, который проходят очень поверхностно в школе или на каких-нибудь
учебных курсах, и уж тем более интересуются ли историей своего народа, его литературой? Вряд ли. Их идеал, в том
числе и тех, кому не безразличен Израиль - Америка. Ну а мы старшие? О чём мы беседуем? Что мы читаем? Естественно, нас волнует, что
происходит в стране, в которой мы живём и откуда нам некуда бежать. Но когда мы приходим в себя после очередного теракта, когда мы
перестаём обсуждать деятельность нашего правительства, политику разных партий, когда прекращаем возмущаться поведением чиновников,
раздражаться на религиозных, сетовать на дороговизну и сложности быта, мы возвращаемся обратно в Россию. Рассуждаем о её недавнем прошлом
и настоящем, о её литературе, об отношении к нам - евреям. Вспоминаем эпизоды из нашей тамошней жизни. Читаем мемуары современных
российских авторов и романы израильских писателей, пишущих по-русски на известные нам темы или, в лучшем случае, стараемся в переводе
постичь еврейских лауреатов Нобелевской премии, писавших на иврите или на идише. Иногда они нас занимают, но они нам не близки, а подчас
и непонятны. С кем мы общаемся? С сабрами или выходцами из других общин почти исключительно на деловой почве: с продавцами, мастерами,
чиновниками, медиками. При нашем плохом знании иврита, это общение удовольствия не доставляет. С образованными "израильтянами" мы
незнакомы. Стало быть, наше общение духовное ограничивается российской средой. Информацию мы получаем на русском языке: читаем русские
газеты, слушаем русское радио. Наше главное развлечение - телевидение: русские фильмы или американские, переведённые на русский язык,
недавно появился и русский канал. Есть, разумеется, и более высокое искусство, и части наших репатриантов, живущих в больших городах,
оно доступно. Они посещают концерты классической европейской музыки (многие жаждут услышать сочинения Вагнера, невзирая на его ядовитый
антисемитизм). Изредка мы слушаем и еврейскую народную и канторскую музыку, но это для нас экзотика. Иногда, не часто, мы попадаем и в
театры Иерусалима и Тель-Авива, но предпочитаем русских гастролёров. Бываем на выставках европейских художников прошлого и
современности, израильских - редко.
Так кто же мы и что за страна, в которой мы по нашему представлению живём? Мы не эмигранты и
вовсе не стремимся вернуться назад, мы захвачены судьбой этой страны, хотя есть среди нас и такие, особенно из тех, кто помоложе, кто не
прочь стать эмигрантами в Америке или в Канаде. Но речь не о них, речь о тех, кто хотел бы, чтобы прекратились кровавые "действа", был
наведён порядок в "балагане", и страна обрела достоинство. Желания естественные, не эмигрантские... И всё же мы не вросли корнями в эту
землю, с её пустынными холмами, посаженными хвойными лесами (не русскими сосняками и ельниками), с её морями без бухт и без скал. И
страна нам кажется странной: афро-азиатская с европейским налётом, с излишней бюрократией и с беспредельной и порой нелепой демократией.
Но что кроется в глубине этой страны? Как вникнуть в её не политическую, а нравственную суть, постичь её внутренний дух? Ощутить Евреию?
Довольно скоро после приезда в Израиль я очутилась в Хевроне. Прежде всего, меня поразил переезд туда из Кирьят-Арба. Из чистенького зелёного еврейского городка за шлагбаумом попадаешь в грязный без единого
деревца с полупустыми, полуразрушенными домами арабский город. Этот контраст поражал меня всякий раз, как я приезжала в
Хеврон. Но изумляло и другое. Внутри арабского Хеврона крепко врос в землю Хеврон еврейский.
Мне показали его отдельные анклавы: Пещеру Праотцев, Бейт Хадасса и Бейт Романо,
Авраам Авину, Тель Румейда. Я это осмотрела досконально, поднималась по лестницам домов старых и домов недостроенных, вылезала на балконы и площадки.
Перед глазами высокие холмы, плоские крыши,
коричневато-жёлтые камни стен... Прямо над Касбой вдоль дома Бейт Хадасса длинный балкон, где жители вешают бельё, и пробегают солдаты,
чтобы перейти по мостику через Касбу на крышу соседнего дома на свой пост.
Старый дом Бейт Хадасса был построен американской
благотворительницей на рубеже XIX и XX веков для бедных евреев и арабов. Их там лечили и кормили до погрома 1929 года, когда арабы
убили почти всех евреев, в том числе и фельдшера, их лечившего. Позднее к Бейт Хадасса пристроили другие дома, и появилось подворье. Оно
зажато арабскими домами на задворках еврейских. Но внутри его жители и сейчас пристраивают новые флигели и возводят, где можно, ещё
этажи. Между этими строениями дворики: густая короткая трава, клумбы, одно-два больших дерева, песчаные детские площадки. Использован
каждый сантиметр. Невольно всматриваешься, кто же населяет это тесное подворье? Прежде всего, видишь детей, их тут множество. Разного
возраста: совсем маленьких и уже больших. Кажется это детское царство. Маленьких обучают в детских садиках, в особых комнатах.
Школьников возят на бронированных автобусах в религиозные школы в Кирьят-Арба. Мальчики в кипах, с пейсами, но это не мешает им прыгать,
лазить повсюду и с увлечением играть в футбол. Для них на крыше пустующего арабского дома устроили футбольную площадку, от которой арабы
отгородились проволокой. Камни перелетают и в ту и другую сторону, еврейские мальчишки
себя в обиду не дают. Девочки с косами, в длинных юбках. Вернувшись из школы, они играют не с куклами, а с младшими братишками и
сестрёнками, - в каждой семье по восемь - десять детей. Взрослых мужчин днём не видно, они работают в Кирьят-Арба или в Иерусалиме, или
находятся на резервистской службе. Часть женщин, у кого дети подросли - тоже работают.
Бейт Хадасса отделена от улицы мостом, при
входе на мост - армейский пост. Улица еврейская, называется она Давид hа Мелех. По улице царя Давида ходят и ездят евреи, ходят арабы,
если нет комендантского часа; - их машинам въезд запрещён. Зато разъезжают джипы норвежцев, их друзей и помощников. Сверху на улицу
выходят окна женской арабской школы - неплохого наблюдательного пункта. Внизу ещё остались арабские мастерские. Охраняет улицу военная
база. Но если свернуть налево от Бейт Хадасса в сторону Авраам Авину, то эту дорогу - мимо старого арабского базара и складов, через
площадь Кикар Гросс арабским снайперам совсем нетрудно обстреливать. А по ней еврейские дети бегают из Бейт Хадасса в Авраам Авину.
Бегают они, ничего не боясь, мимо арабских вилл и на холм Тель Румейда, где прижались друг к другу караваны. И по такому же небезопасному
пути все - взрослые и дети ходят молиться в Пещеру Праотцев. Да и где в Хевроне не опасно? Поздними вечерами арабы обстреливают дома и
пули, бывает, попадают в окна. Наши отвечают, и перестрелка длится иногда довольно долго. Я испытывала чувство удивлённого уважения к
людям, живущим в этом городе, к их будничной храбрости, и поездки к ним поднимали дух. Но интифада усилилась, регулярное автобусное
сообщение нарушилось, и я перестала ездить в Хеврон... И только по телефону узнавала, что там происходит (по радио не всё сообщают).
Узнавала о жертвах: снайпер застрелил младенца на руках у отца, тяжело ранен мальчик, в Тель Румейда араб заколол ножом старого раввина.
Но вот однажды я получила приглашение на Бармицву. Я и обрадовалась, побываю на празднике - и, что греха таить, страх меня обуял.
Перед назначенным днём стояла ужасная жара. Ну, и дорога в Хеврон через туннели... вблизи от арабских селений... опасности не избежать.
Мы почти каждый день слышим о терактах на дорогах, а на этой особенно. Словом страшно. Страх чувство мучительное и постыдное. И я не
стала колебаться. Будь, что будет... Он поможет. И Он помог. В этот день жара спала, и идти было нетрудно. Относительно легко нашла
заказной автобус. В автобусе ехали мужчины в кипах, женщины в особых шляпках и в париках, дети - подростки, маленькие мальчики, кое-кто в
больших чёрных шляпах, девочки с косичками, в юбках до щиколотки, малыши на руках у матерей. Не чувствовалось никакого напряжения.
Поглядев на них, я совершенно успокоилась. Ехать было нежарко, приятно. Доехали быстро.
Автобус остановился у двухэтажного здания,
вытянутого в длину - Мерказ Гутник. Здесь состоится Бармицва. Мерказ Гутник - нечто среднее между обычным кафе-рестораном и залом
торжеств, недалеко от могилы Праотцев.
Могила Праотцев, окружена высокой стеной из огромных плит, подобных плитам Стены плача, и
тоже возведена царём Иродом. Евреи чтили эту могилу и не
уходили из Хеврона на протяжении тысячелетий. И хотя арабы и построили мечеть над Пещерой, утверждая, что на самом деле, Авраам их
праотец, и позволяли евреям молиться только на седьмой ступени лестницы, ведущей в Пещеру, она оставалась еврейской святыней. Лишь после
кровавого погрома 1929 года, когда англичане вывезли уцелевших еврейских жителей и запретили им там жить (не для того, чтобы их спасти, а
чтобы угодить арабам) Хеврон утратил своих древнейших обитателей и стал чисто арабским городом.
Но вот разразилась Шестидневная
война, и израильская армия заняла Хеврон. Казалось, теперь-то этот священный город будет открыт для евреев, но нет: израильские власти
очередной раз побоялись, как бы не устроить провокацию, и не дали своим согражданам вернуться в дома, где обитало не одно поколение
еврейских жителей Иудеи. Но евреи - народ упорный, не слишком законопослушный и привык обходить преграды. В 1956 году в Израиль из
Америки приехала 18-летняя красивая девушка Мириам. Приехала одна, вошла в круг религиозных девушек, и, не стремясь к этому, завоевала
сердце молодого раввина Левингера - человека нелёгкого, но незаурядного, и вышла за него замуж. После шестидневной войны в Хевроне была
учреждена израильская комендатура, и Мириам со своей семьёй временно в ней поселилась. Конечно, их вскоре заставили оттуда уйти. Но
мысли о том, что евреи должны вернуться в Хеврон она не оставила. В 80-м году она увлекла этой мыслью группу молодых женщин с маленькими
детьми, и они решили пробраться в Бейт Хадасса. После молитвы в Пещере они, минуя посты, подошли через Касбу к боковой стене Бейт Хадасса
и вместе с детьми влезли в открытое окно первого этажа. И остались там. Им приказывали "покинуть помещение", но они не слушали приказа,
они слышали голос Мириам, призывавший их оставаться, и свой собственный, внушавший, что они могут и должны выдержать. В доме не было ни
водопровода, ни электричества, еду кое-как подавали через окно, но они выдержали. Военное начальство не решилось изгнать их оттуда.
Спустя некоторое время они добились своего: мужьям разрешили присоединиться к ним. Так был завоёван еврейский Хеврон. После Бейт Хадасса
заселились и другие подворья. В Бейт Хадасса и Бейт Авину устроили маленькие синагоги. А позднее художник Шмуэль Мушник один, своими
руками, создал музей Хеврона. Он скомпоновал увеличенные и реставрированные фотографии и архивные документы с написанной им стенной
живописью и представил наглядную историю Хеврона.
Всё это я вспоминаю в ожидании начала торжества.
Внизу уже
собираются мужчины, одни в шляпах, другие в кипах вязанных и однотонных, чёрных. Одни в лапсердаках, другие в длинных сюртуках, и все -
старые, молодые, маленькие мальчики - в белых рубашках, из-под которых виднеется цицит. Мальчишки бегают, прыгают, влезают друг другу
на спину. Постепенно заполняется и балкон. Гостьи из Иерусалима, из поселений, из Хеврона (эти приходят последними, чего, мол,
торопиться, мы же здешние, успеем). Какие разные женщины! Вот идёт темнокожая стройная уроженка Йемена в пёстром одеянии, длинном до пола
свободном платье и в яркой цветной косынке; она не идёт, а неторопливо шествует царственной походкой по тесному проходу между накрытыми
столами. А вслед за ней тоже смуглые, бойкие, быстрые женщины с крупными чертами лица, их родители когда-то приехали из Марокко.
Уверенным шагом подходят женщины европейского вида, у них светлые глаза, длинные узкие носы, тонкие губы. Их детьми привезли из Польши и
из Венгрии. Среди них худенькие, хрупкие женщины из Франции и недавно приехавшие "американки". "Американок" привела сионистская идея,
убеждённость в правоте религиозно-сионистского движения. Маловато гостей из России, кроме меня, две-три женщины. Западные ашкеназские
женщины одеты в обычные европейские костюмы, только на головах шляпки и косынки, тщательно закрывающие волосы, либо тёмно-каштановые или
чёрные парики. Много среди гостей сабр девочек, девушек, женщин среднего возраста, как, например, мать виновника торжества, - несколько
поколений её предков жили в Эрец Исраэль. Но кто эти женщины? Какое положение у них в обществе? Чем занимаются? Какие у них семьи? Почти
все многодетные, у каждой по восемь-десять детей, ну а внуков, у кого они уже есть, не пересчитать! И что удивительно, они - матери и
бабушки - очень моложавы.
При таком количестве детей на мужнин заработок не проживёшь. Почти все женщины, кто не вышел на пенсию,
работают. Большинство - воспитательницы в детских садах, учительницы в религиозных женских школах. Есть преподавательницы музыки, им
трудновато: разъезжают по разным городам и поселениям. Некоторые женщины работают в вычислительных центрах, в лабораториях, в медицинских
учреждениях (много медсестёр, есть и врачи). Большинство в той или иной мере знает английский, но конечно уровень образованности очень
разный.
Но вот наступает решающий момент. Мальчик идёт читать Тору. Он с отцом поднимается на возвышение, где стоит длинный стол.
Внизу полукругом на стульчиках уселись мальчики, которым вскоре минет 13 лет. Они уже готовятся к этому торжественному обряду. Отец
обращается к собравшимся с короткой речью, а затем мальчик начинает громко читать Тору. Стоит полная тишина, никто ни слова, ни кашлянёт,
ни сдвинет стула. Происходит важное сакральное событие. Вчерашний озорной мальчишка приобщается к сообществу взрослых мужчин. Берёт на
себя ответственность перед людьми и перед Богом. С этой минуты и на протяжении всей последующей жизни перед ним будет вставать Выбор, и
он должен будет самостоятельно его совершать. И от этого будет зависеть его собственная жизнь и в значительной степени - его детей. И его
Выбор, так же как и Выбор множества других людей будет влиять на то, по какому пути пойдёт наш народ. Сейчас мальчик этого не осознаёт,
но серьёзность минуты ощущают и он и все, кто его слушает. Это написано на лицах и взрослых, и детей
Мальчик закончил читать, рав
Левингер сказал ему напутственное слово.
Началось празднование. Все казалось, забыли, что рядом притаился враг, заиграли музыканты.
Мужчины, раввины и нерелигиозные гости, седобородые старики и маленькие мальчики обняли друг друга, и закружился быстрый хоровод. В
центре высокий юноша (брат мальчика, он уже взрослый, поступил в военную ешиву, а через год станет танкистом), на его плечах тот, ради
которого все собрались. Как весело и ритмично они пляшут! Меняются фигуры танца, но никто не сбивается с ритма, не толкает другого.
Осторожно обходят двух маленьких девочек, которые спустились вниз и, пританцовывая, взявшись за ручки, оказались в кругу пляшущих. Эта
хороводная пляска, сплетение рук символизирует наше единство, сплочённость, неразрывность и нашу вечность: круг не имеет конца. Пляска
под музыку и напев танцующих - это и выражение радости по случаю дня рождения мальчика и религиозный обряд.
Женщины смотрят
сверху, подпевают, хлопают в ладоши. Потом все рассаживаются и принимаются за угощение.
За столами все себя чувствуют свободно.
Различия ритуальные, этнические, социальные, образовательные - всё это не имеет значения. Сидят вместе, смеются, что-то обсуждают, у них
есть общие темы: семья, здоровье, дети. Но главное, что их объединяет, это, то, что они твёрдо верят во Всевышнего и в то, что он
предназначил Эрец Исраэль еврейскому народу, который должен эту землю защищать, даже ценой своей жизни. И, сидя здесь за праздничным
столом в Хевроне, им и в голову не приходит мысль, что можно уйти из поселений, и уж, тем более что можно отдать Хеврон недругам! Они
помнят, что написано в Торе: "Кирьят-Арба, она же Хеврон". Здесь более 3700 лет назад началась история еврейского народа.
У
них, наверное, есть свои трудности, не говоря уже о постоянной угрозе терактов, но сейчас они об этом не думают, надо радоваться
праздничным дням, которые нам посланы Свыше. Сегодняшний хороший праздник подходит, однако к концу, гости начинают расходиться. Я тоже
спускаюсь, тут меня нагоняет моя хевронская приятельница. "Я немножко задержалась, - говорит она, меня остановил рав Левингер". Рав
Левингер, муж Мириам, я его только что видела сверху, а слышала о нём много. Его каждый раз арестовывают за слишком горячую защиту
Хеврона и его еврейских обитателей. Он славится своей истинной религиозностью, проникновенной верой в Творца и твёрдостью убеждений. "Вы
знаете, о чём он со мной говорил? Он спросил: "Кто эта седая женщина, та, которая сидела рядом с тобой?". Я сказала, что вы
сравнительно не так давно из России, из Москвы, преподавали там в Университете. Сейчас живёте в Иерусалиме. Он внимательно выслушал и
снова спросил: "Приехала с семьёй?" Я ответила: "Нет, одна!". Он повторил: "Одна? Из Москвы. В Иерусалим. Одна!" Он покачал головой,
помолчал, и мы стали прощаться. И вдруг он сказал: "Передай своей подруге, что я её благословляю".
Пора ехать. Обнимаю
приятельницу, сажусь в автобус...
Вот я и побывала в стране, о которой когда-то мечтал маленький мальчик. Это она - страна
Евреия.
31/12/2006
*Натурей карта - очень малочисленная группа религиозных в основном из Америки. Тех, кого Вы называете раввинами, никакого
отношения к этому званию не имеют.
Это просто, видимо, евреи, одетые в религиозные одеяния.
Звание раввина нет ни у кого, из прибывших туда.
Религиозная община Иерусалима полностью исключили их из общества, не допуская даже для молитвы в другие (кроме их собственной)
синагоги.
Полное игнорирование.
А среди любых животных может оказаться и бешенное...
