Свою новую книгу «Короткая длинная дорога» генерал-лейтенант в отставке Моше (Буги) Яалон начал писать на компьютере. Только поняв, что «я мыслю в ритме письма», он решил перейти на карандаш и листы черновика. Казалось бы, тривиальное дело, но, как видно, предпочтение, отданное остро отточенному карандашу, подходит Яалону как его простые сандалии на его ногах – ногах кибуцнтка из кибуца Групит. Интервью по его просьбе происходило в ранние утренние часы. В его скромном кабинете в здании Центра Шалем в приятной атмосфере, подходящей безмятежности живописного квартала Катамон, открывающемуся нам из окон. На столе лежат две пухлые раскрытые книги, а рядом большой стакан воды и стакан утреннего кофе. Это Яалон – гражданское лицо, свободный от формальности и манерности человека с его послужным списком. Верхняя пуговица рубашки расстёгнута, и его новая книга покоится сбоку от компьютера, рядом с беспорядочной грудой брошюр.
В книге Яалон описывает последние 15 лет, период, когда он наблюдал процессы принятия решений в Израиле на самом высшем уровне. От назначения его командиром территориальной дивизии Иудеи и Самарии в 1992 году, затем главой военной разведки, заместителем начальника Генштаба до исполнения обязанности начальника Генштаба в 2002-05 годы. Из его подобранных слов вырисовывается жуткая картина скрытых процессов, мутных подземных течений, которые направляли события. «Собранные мною диагнозы удручали меня, - пишет он уже во введении к своей книге. – Я чувствовал, что обязан поведать это народу Израиля, или, вернее, тем, кому дорого дело сионизма, для кого важно существование еврейского национального дома». Он продолжает: «Находясь на своих постах, я чувствовал стеснение от того, что процессы, происходившие за последние годы моей службы, которые я диагностировал, не находили выражения в общественном обсуждении, так как общественный диалог находился в зависимости от интересов олигархий и силовых групп, от "культуры рейтинга" и сенсационных заголовков».
Моё протрезвление
«Немедленным фактором поворота в худшую сторону стратегической ситуации в Израиле в противостоянии палестинцам сыграло ошибочное, страное и необъяснимое решение тогдашнего главы правительства Ариэля Шарона. У меня нет сомнения, что решение Шарона вызвано чуждыми соображениями. Увидев, что запутался в проблемах, связанных с уголовными расследованиями против него, следом за этим очутившись в плену политических проблем, коим сопутствовало падение популярности, Шарон решил «перевернуть стол» и провести драматический процесс, который резко противоречил его мировоззрению и не укладывался с его восприятием действительности» (стр.157).
Г-н Яалон, в вашей книге нарисована картина полной деградации власти в Израиле, когда именно перед неудачниками и мошенниками открыт путь на вершину власти. Можно ли определить описанные явления как «капитал – власть – пресса»?
«Не только это. Это все, что запутывало наше общество все 15 последних лет, если не больше».
«Вы имеете в виду общество или элиты?»
«И общество, потому что оно подвержено влиянию общественного диалога, а также политиков, которые «продают» им «золотого тельца» и иллюзии под маской "надежды».
«Так к кому же вы обращаетесь?»
«Я обращаюсь к Суверену, т.е. к народу, к обществу. Народ выбирает себе избранников, а большинство принимает то, что ему продают СМИ. Я говорю и о себе. В книге я описываю процесс моего протрезвления в отношении израильско-палестинского конфликта. Я вышёл из семьи, поддерживавшей территориальный компромисс. МАПАЙ, Кирьят-Хаим ("первый социалистический город", планировалось, что в нем не будет не только ни одного частного магазина, но и даже частного киоска, теперь пригород Хайфы – прим.перев.), газета «Давар» (профсоюзная газета, которую ранее должен был выписывать каждый член профсоюза, с тех пор уже обанкротилась – прим.перев.), "Ноар овед ве-ломед" (молодежное движение партии МАПАЙ-Авода) … Когда были подписаны соглашения Осло, я поддерживал их. Я считал их частью открывшейся возможности придти к покою. Я верил в это! Когда же я начал смотреть на вещи с близкого расстояния, исполняя обязанности главы военной разведки, я понял, что имеет место много обмана и мошенничества - самообмана. Мы спорим якобы о решении, но при этом затушёвываем – в чём корень проблемы».
«Когда начинаешь разбираться, откуда ноги растут, то верно: триада «капитал – власть – пресса» (на иврите "он - шелтон – итон"), и вся эта коррупция – гниль, которой надо заняться. К моей радости, сегодня этим занимаются чуть больше, чем я чувствовал перед окончанием своей карьеры начальника Генштаба. Когда меня спрашивали, что меня, начгенштаба, лишает сна, то думали что я скажу об иранской бомбе. А я сказал: коррупция. Кроме этого, надо думать, что это позволяет тем же элитам «капитала – власти – прессы» и далее править бал и обманывать народ».
«А может, они сами верят в это, ведь они не пережили Вашего протрезвления? Поставим вопрос по-другому. Вы пишете, что, по Вашему мнению, если бы Рабина не убили, он бы отодвинул противостояние на более поздний срок. Вы ожидали, что на определённом этапе он действительно рубарет ладонью и Израиль вступит в конфликт?»
«Конечно! Но вернёмся же на минуту к характеристикам западногог мышления, верящего, что у любой проблемы есть решение. По этой причине легко манипулировать израильским обществом, убеждая его, что решение – на расстоянии вытянутой руки, и всё, что требуется, - это пойти на уступки. Размежуемся с Газой – и будет спокойствие, уйдём из Иудеи и Шомрона – и исчезнут все претензии палестинцев. Но на деле мы видим, что именно отступления последних лет – с Юга Ливана, из сектора Газы – только укрепили экстремизм, который я называю джихадистским исламом. Эта система, продающая общественности грубую ложь «золотого тельца» и дурацких надежд, весьма преуспела в выполнении этой задачи. В своей книге я прежде всего обращаюсь к гражданину, по горло сытому ложью, чтобы он вгляделся и увидел реальность, как я её вижу. Понятно, я надеюсь, что это повлияет на политику и на СМИ – ведь не все там жулики и обманщики! – но прежде всего я обращаюсь к запутавшимся гражданам».
«Вы можете указать на событие, с которого началось Ваше протрезвление?
«Это был длительный процесс, но можно сказать, что в бытность главой военной разведки я уже начал фиксировать расхождение между тем, что читал в прессе и тем действтительностью, которая отражалась в разведматериалах. Это расхождение побудило меня поставить много знаков вопроса относительно происходящих процессов. Когда были подписаны соглашения Осло, я был командиром тренировочной базы Цеэлим. Я ни в чём не участвовал, никаких источников, кроме публикаций в СМИ, у меня не было».
«Что Вы имеете в виду под «расхождением»?»
«В книге я описываю мою встречу с покойным главой правительства Рабином в августе 1995 года, два месяца спустия после моего назначения на должность. Это была рабочая встреча, которая проводится обычно каждые два месяца между главой военной разведки и главой правительства, на которой поднимаются вопросы оценки, разведданных и текущей информации. На той встрече я сделал стратегическое предостережение, сказав ему: «Господин глава правительства, я обязан указать вам на расхождение между тем, как Арафат представляется у нас как готовый к соглашению о территориальном компромиссе в границах 1967 года, и тем, что я вижу в его поведении и руководстве, в риторике палестинских СМИ, а самое главное – в палестинских учебных материалах, полностью находящихся в его ведении. Я мог бы ожидать, что после Осло палестинская система образования признает государство Израиль как еврейское государство – но я этого не увидел. Напротив: отрицание какой-либо связи еврейского народа и Земли Израиля только усилилось. В их учебниках на всей Земле Израиля у евреев нет никаких Святых мест. Государство Израиль отсутствует на их картах. Акко, Яффо, Хайфа – это палестинские порты, а Тель-Авив – еврейское поселение».
«Как же Рабин отреагировал на это?»
«Я только напомню, что разговор имел место в 1995 году, на фоне взрывов у нас автобусов, то, что Арафат был способен остановить, но не остановил. Я говорю это со всей ответственностью. Ведь когда ХАМАС бросил ему вызов, он ни минуты не колебался, чтобы нанести ответный удар. Вот вам один из известных случаев, когда Арафат взял четверых высокопоставленных деятелей ХАМАСа и выбрил им половину бород и усов, тем самым нанеся непоправимый удар по их достоинству – ведь согласно их культурным кодам, это - позор хуже смерти. В течение всего этого времени американские госсекретари – Уоррен Кристофер, Мадлен Олбрайт, Колин Пауэлл, - не раз спрашивали нас: почему Арафат не борется с террором –это вопрос его возможностей или желания? Один раз Кристофер поднял этот вопрос передо мной в процессе представления позиции ЦАХАЛа и оценки разведки, на заседания в канцелярии главы правительства. Я ему ответил ясно и чётко: «Это просто отсутствие желания Арафата». Он их не боится. Были случаи, что он убивал их».
Правительство против реальности
В этот момент мягкий и монотонный тон Яалона резко повышается. Можно ощутить и видеть, что эти вещи по сей день сводят его с ума. «Мадлен Олбрайт, - напоминаем мы ему, - продолжала твердить, что Арафат делает 100-процентные усилия, но что уж тут поделать, если не получается из этого 100-процентного успеха!» Это высказывание характерно для неё самой, как и для уровня её предположений, по мнению Аялона. «Точно это она говорила после теракта в кафе «Апропо» в Тель-Авиве в 1997 году. Эта американская наивность, которая может свести с ума! Однако, выясняется, что и мы, израильтяне снимаем с него ответственность. Ведь каков истинный смысл высказывания «будем добиваться мира, как если бы не было террора»? - абсолютное игнорирование палестинского террора. Снимают с него ответственность за террор, который он задействовал. А ведь я знаю, будучи главой военной разведки, что Арафат – по горло в терроре.
Но вернёмся к встрече с Рабином. После того, как я обрисовал ему упомянутое мною расхождение, он спросил меня: «Ну, хорошо, но что вы предлагаете?» И я говорю: «С профессиональной точки зрения, мы должны остановить процесс и перестать заметать факты под ковёр. Задним числом, мне стало ясно, что это заметание и "не обращение внимания на мелочи" начались уже с мая 1994 года, когда Арафат впервые вошёл в Газу. Тогда он тайно переправил в машине террориста Муххамада Амарина, которому был запрещен въезд и контрабандно провезен РПГ, что было запрещено согласно соглашениям Осло. Задним числом, мне было ясно уже когда я был командиром на базе Цеэлим, что армия требует принятия мер, а высокопоставленные политики говорят: «на данном этапе мы не допустим кризиса». Таким образом мы идём от происшествия к происшествию. Поэтому-то я и сказал Рабину, что настала пора остановить процесс, дабы Арафат понял, что должен навести порядок».
«И каков был ответ Рабина?»
«Он сказал: «Вы правы, но что делать… Палестинская автономия сейчас накануне выборов председателя. Я могу выступить с ультиматумом только сразу после выборов». Но Рабин был убит в ноябре 1995 года, и всё остальное - уже совсем другая история, политика пожимания плечами. Это начало моего протрезвления. Но я обязан сказать, что о некоторых вещах я сожалею. На одном из совещаний Комиссии по иностранным делам и обороне в 1994 году меня поразил депутат Бени Бегин, процитировавший речь Арафата в Иоганнесбурге в 1994 году. (Там Арафат сравнил соглашение Осло с соглашением Худайбе, заключённое Муххамадом в период слабости с племенем Курейш, намереваясь нарушить его, как только он обретёт силу). Это было на пике мирных соглашений, до убийства Рабина, до того, как появились всевозможные поводы для спекуляций и обвинений типа «кто убил мир?» Эта цитата не просто поразила меня, но и вызвала гнев на сотрудников военной разведки. Ведь не может такого быть, чтобы упомянутая речь ускользнула от нашего внимания. Это же была открытая информация!»
«Вы критикуете в этой связи бывшего главу ШАБАКа Ами Аялона, который факттически заметал под ковёр оценки исследовательского отдела ШАБАКа».
«Мне важно прежде всего сказать, что в книге я был вынужден указать имена, потому что иначе невозможно. Речь идёт не о личном интересе, а о высвечивании проблемы, которая превратилась в явление. Ты находишься внутри системы, которая несётся в определённом политическом направлении и не принимает оценки ситуации воееной разведки. В тот же период в АМАНе работали люди, как, например, Яаков Амидрор, глава аналитическо-исследовательского отдела, а после него Амос Гилад, а потом Йоси Купервассер.
Меня порадовало, что во время 2-й Ливанской войны глава аналитическо-исследовательского отдела Йоси Байдец сказал то же самое. Это всё честные люди, прямо и открыто высказывающие своё мнение. Вышестоящие политики могут принять или отвергнуть их мнение. Это легитимно, когда вышестоящие политики отвергают позицию военнойразведки из-за того, что у них своё видение, и более того, политический руководитель сам способен влиять на существующую реальность. Но я тут критикую игнорирование сказанного исследователями. Даже в самой военной разведке проигнорировали информацию, поскольку система несётся в каком-то направлении».
«Минуточку, Вы хотите сказать, что, что сотрудники воееной разведки сознательно проигнорировали информацию?»
«Я полагаю – да. Это бывает. Ведь мы внутри системы, когда вышестоящие политические чины уже приняли решение об определённом направлении. Вследствие этого есть серьёзные опасения приспособленчества…»
«Вы говорите о непрофессионализме?
«О профессиональной нечестности. И это бывает. Меня радует, что это свойственно не всем, в особенности не у всех глав системы. По поводу вашего вопроса про Ами Аялона я описываю в моей книге несколько случаев, когда я чувствовал, что профессиональная позиция человека, происходящего из того же политического плавильного котла, что и я, подвержена влиянию его политических взглядов, хотя внутри системы были люди, мыслящие совершенно иначе.
«Наглядный пример предстал в вопросе «Зелёный свет», год спустя после серии терактов-самоубийств в феврале-марте 1996 года. Через год ХАМАС принял стратегическое решение воздерживаться от терактов-самоубийств. В ночь с 9 на 10 марта Арафат собрал для беседы всех высокопоставленных деятелей террористических организаций. По окончании беседы все её участники, включая командира его полиции Рази Джебали, понимают, что раис желает волны терактов. Важно понять, что не было прямого и однозначного приказа Арафата, как такового - типа «Идите и устраивайте теракты». Не было! Но имеет место «дух командира». Все точно знают, чего хочет Арафат. И в сентябре 2000 года Арафат не отдавал приказа начать новую интифаду, но Маруану Баргути было ясно, каковы намерения. Есть книга ведущего советника Арафата, Объяснявшего, как Арафат руководил и инициировал террористическую войну палестинцев».
«Таким образом, если вернуться в март 1997 года, сразу же назавтра после встречи Арафата начал разворачиваться процесс, в результате которого ХАМАС начал волну терактов. Первый произошёл спустя 11 дней в кафе «Апропо». Далее, 1 апреля, «исламский джихад» устроил теракт в Кфар-Даром, на наше счастье, жертв не было. Рази Джебали мобилизовал две ячейки, которые возглавляли два полковника палестинской полиции, один из Шхема, другой из Туль-Карема. Он им сказал, что раис желает терактов. И одно звено осуществило теракт против рава Друкмана, раввина поселения Элон-Море, на перекрёстке Аскарим, а по дороге к месту второго теракта в районе Хар-Браха, звено было остановлено силами безопасности. На этом этапе раскрылось, что послал их всё тот же сподвижник Джебали. А кто стоит над Джебали? Только Арафат. А мы затушевывали этот факт. Из этого я, как глава военной разведки, вывел, что Арафат дал зелёный свет терактам. К сожалению, глава ШАБАКа Амии Аялон утверждал полностью противоположное».
Запоздалые восклицательные знаки
«Об этом неприятно говорить, но каждый первоклассник в поселениях знал с самого начала то, что Вы раскрыли, только будучи главой военной разведки. Они (поселенцы) видели реальность, как она есть».
«Важно понять, что есть нечто, скрытое от глаз главы военной разведки – это израильская сторона. Например, израильское руководство может и имеет право сказать, что оно движется в направлении «Нового Ближнего Востока». Это вопрос подхода, мировоззрения, если хотите. Лидер может также сказать, что на самом деле это реальность, которую вы видите, будучи главой военной разведки, но он собирается её изменить. Поэтому проще всего сказать, что мальчишка-поселенец всё понимает. Есть у нас очень важная составляющая, и это израильское руководство, орган, инициирующий процессы.
Несомненно, где-то я сожалею о своих ошибках. Я должен был гораздо раньше поставить восклицательные знаки. Только 4 октября 2000 года я поставил их на встрече Барака, Арафата и Мадлен Олбрайт в Париже. Ведь уже в 1999 году я, будучи ком. Центральным военным округом, видел признаки того, что Арафат начнёт войну в сентябре 2000 года. Мы готовились к войне, но и тогда на обсуждениях крутились вокруг вопроса, чего хочет достичь Арафат этой войной. Входит ли в его намерение военным путём создать палестинское государство в границах 1967 года, только бы не получить его на "серебряном подносе" – или же он вообще не хочет достичь окончания конфликта на основе принципа «два государства для двух народов». Мой внутренний спор был разрешён 4 октября в Париже, когда он уклонился от прекращении огня. Я понял, что всё кончено, что это всё мечты о воздушных замках, а на деле он собирается реализовать известный поэтапный план (уничтожения Израиля).
Но и после того, как я расставил точки над «i», и профессиональные армейские круги сказали, что Арафат начал ужасную войну, я сидел на обсуждениях в кабинете и слушал министров, которые говорили: «С чего вдруг? Что это вы делаете из него великого стратега? Он же бедняга, его нужно укрепить». А теперь представьте себе ощущения Арафата: он начал войну или утвердил исполнение терактов, он знает, что мы знаем это, и всё-таки он видит, как политические инстанции игнорируют это и относятся к нему как к партнеру (по "мирному процессу"). Это не что иное, как демонстрация слабости!»
«Вы отметили, что речь идёт о войне, которая будет длиться годами? Тогда почему операция «Защитная стена» началась только спустя полтора года после начала волны ужасных терактов против граждан государства Израиль?»
«Именно за это я резко критиковал политические инстанции. В некоторых случаях речь шла о тех же самых людях. Я выступаю по этому вопросу с резкой критикой по адресу Шимона Переса. Ведь по существу он был тем, кто выступил с идеей об укреплении Арафата после сентября 2000 года. А кто проводил мысль о том, что надо продолжать переговоры и идти на «экстренный посыл» в Табе, для решения конфликта? – опять же он и окружение Барака! Даже после теракта в Дельфинариуме в правительстве обсуждали – стоит ли прореагировать на это мощной военной операцией. Лицом, затормозившим эту операцию, был снова же Шимон Перес - с помощью германского министра иностранных дел Йошке Фишера, находившегося тогда с визитом в Израиле.
Израиль потребовал от него обязать Арафата перед телекамерами призвать к прекращению террора, и это дало Пересу возможность убедить правительство не идти на ответную военную операцию. В решении кабинета не было указано, что Арафат – враг, а что он задействует и поддерживает террор. Ожидалось, что тем же вечером, называлось даже конкретное время, Арафат выступит по телевидению и провозгласит прекращение огня. В тот час у него гостил Мигель Моратинос. Они вдвоём вышли к телевизионным камерам, но говорил только Моратинос, Арафат же сидел сбоку и молчал. О чём это говорило палестинской общественности? Да всё о том же – раис по-прежнему поддерживает террор.
Только после теракта в гостинице «Парк» (Нетания) Перес на заседании правительства указал на Арафата, как на врага. Что же изменилось к тому времени?
Что касается Арафата – ничего! Мне тяжело говорить об этом, но разница была в сотнях убитых в терактах. И когда что Перес (наконец-то!) проголосовал за начало операции «Защитная стена», он вместо того, чтобы использовать свой международный статус и заклеймить Арафата как великого обманщика, Перес продолжал затушёвывать это дело. И этим он занимается по сей день: после всех провалов мы всё ещё не клеймим палестинцев, самым недвусмысленным образом представив их тем, чем они являются. Я знаю, что нелегко изменить взгляды у народа, которому продавали ложь про мир и надежду».
«Вы говорите, что всё это, по сути, – политика? Глава правительства, министры, глава ШАБАКа?»
«Есть отличные люди в любой системе, но, вне всякого сомнения, есть и приспособленцы, прогнувшиеся, сдавшиеся, свернувшие с верного пути. В абсолютных числах, в Генеральном штабе, которым я командовал, я могу сказать о двух-трёх лицах – из 24 - которые, на мой взгляд, перешли грань, связывающую их с политиками, или имели недозволенные связи с прессой. Проблема возникает, когда политическая система коррумпируется: ищут именно тех, с кем можно «красть лошадей». Они не составляют большинства, но от них уже исходит гниль опасна и распространяется».
«Дан Халуц прошёл такой процесс при контакте с политическими инстанциями?»
«Я говорю об общей картине. Когда я достиг звания бригадного генерала, я понял, что перед высшим офицерством стоят великие соблазны. Соблазны с двух направлений. Во-первых, соблазн завязать связи с политиками, которые в конечном итоге решают, кого первого повышать в звании, а кого попозже, и кто, в конечном итоге, будет начальником Генштаба, а кто – нет. Второй соблазн – связи с работниками СМИ. Ты им продаёшь секреты, а они напишут о тебе что-то хорошее. Сохранишь свою офицерскую честь, как я это называю, - и они могут о тебе такого понаписать!.. Я думаю, в этом причина того, что высшие офицеры должны придерживаться «генеральской этики». Выскажи своё профессиональное мнение, но не выходи за рамки - тебя назначают, а не выбирают. Не выступай против решений политических инстанций после того, как они приняты. Это недопустимо. Хотя я был против размежевания, я никогда не выступал публично по этому вопросу со своим мнением».
Власть «Форума Фермы»
«Вы говорите неприятные вещи, но вы же добрались до верхушки пирамиды. Оказывается, можно и иначе?»
«Конечно! Я утверждаю – офицерам следует понимать, что их действия будут говорить за них».
«Но Вы утверждаете, что были избраны на должность начгенштаба, потому что «Форум Фермы» не знал, «с чем вас едят»?»
«Если я правильно прочёл карту тех дней, «Форум Фермы» очень не хотел меня на посту начгенштаба. Об этом много писали в прессе. По моему мнению, если бы Дан Халуц не был человеком «Форума Фермы», как оно имело место быть, Габи Ашкенази был бы назначен на этот пост сразу после меня. Но это не понижает его, Халуца, уровень отличного командующего Военно-Воздушных сил».
«Габи Ашкенази не является ничьим человеком?»
«Вот видите, что можно дойти далеко, не имея связей. Не у всех есть связи. Но я говорю, что ничего не поделаешь – есть определённые периоды, когда «злодеи возрадуются». Это было одно из моих противоборств с «Форумом Фермы». Ядро, так сказать «филиал Форума» при «Форуме Фермы», который занимался этими вопросами: Ариэль Шарон, его сын Омри и адвокат Дов Вайсгласс. Остальные принимали в этом меньше участия» .
«Эяль Арад не был замешан в назначениях?»
«Нет. От отвечал за «рекламу, сбыт и предложения» программы размежевания. Вообще-то идея размежевания была принята на этом «Форуме», а не на Форуме профессионалов».
«Было ли назначение Каради красной лампочкой относительно того, что может произойти в генеральном штабе?»
«Я бы не хотел влезать в дело с назначением Каради, уж он-то в собственном назначении не виноват. По моему мнению, он не участвовал в сговоре; срезали всю верхушку полиции. Но несомненно, речь идёт о красной лампочке в вопросе о назначениях в генштабе».
«Минуточку, Вы говорите и о министре внутренней безопасности в тот же период, о Цахи Анегби?»
«Безусловно. Он был министром внутренней безопасности, и он, по моемумнению, действовал заодно с Омри Шароном».
«Как Вы сегодня относитесь к периоду пребывания Шарона во главе правительства? «Тёмный период» закончился, или стиль правления существует по сей день?»
«В армии есть два явления, о которых всегда поднимается вопрос – как от них избавиться. Это принуждение к бессмысленной работе и взаимоотношения новичков и ветеранов. Оба эти явления я называю «преступная суб-культура». Ведь политика начгенштаба ясна: никаких принуждений и нет - положению, когда в ротах ветеранов молодые солдаты играют роль послушной прислуги у ветеранов. Но что делать, если натура человека такова, и этот вопрос то и дело всплывает снова и снова. Всегда имеют место недобрые побуждения. Касательно коррупции – имеет место непрерывная и длительная борьба света и тьмы. У меня чувство, что пик борьбы с той же властной коррупцией пришёлся на тот период, когда я был начгенштаба, то есть в эпоху Шарона».
«Шарон стоял во главе «преступной суб-культуры»?»
«Мы все помним о коррупции. Те расследования, так и не доведённые до конца. Мои подозрения - что соображения не имели отношения к делу, включая таковые по решению о плане размежевания, но прежде всего - проблемы с Йерихонским казино и вопросов энергии (передачи газовых месторождений палестинской администрации). Я чуял, что дело нечисто, в том, что происходило на моих глазах, я видел, что соображения не имели отношения к делу. Но, исполняя обязанности начгенштаба, я не мог поставить доказательств. И поэтому, выйдя в отставку с этого поста, я был гораздо больше обеспокоен, нежели нынче, когда система поддержания закона, вопреки всем попыткам ослабить её, снова борется. И суды, и прокуратура, и полиция, и общественность видит».
«В последнее время Вы говорите об израильской политике в Газе, на которую влияют соображения, связанные с компанией Бритиш-Газ».
«Конечно же я поставил много вопросов в области израильской политики в Газе, как не связанных с "Бритиш-Газ", так и связанных с соглашениями с этой компанией».
«Уж не о вовлечённости ли Мартина Шлаффа Вы говорите?»
«Если бы это был только Мартин Шлафф! Но у меня нет сомнений, что в последние годы, говоря прямо, он попросту захватил канцелярию главы правительства. Со времени убийства Рабина мы видели установление связей с ним людей, стоявших во главе канцелярии. Первым был Шимон Шевес. Далее – Авигдор Либерман оставил канцелярию Нетаниягу и наладил деловые связи со Шлаффом. И Дуби Вайсгласс вошёл в канцелярию, когда он представлял Шлаффа в связи с «Казино-Австрия», которым последний владел. В 2003 году, будучи начгенштаба, я обнаружил, что сделаны непонятные вещи в части передачи Йерихона Абу-Мазену. Не по сути решения, но – как передаём, где армейские блок-посты? Я поднял эти вопросы, что привело к взрыву этого вопроса, и в конечном итоге моя позиция была принята. Но невозможно же игнорировать процесс, в котором неверные вещи».
В ожидании подходящей платформы
«Немного о политике, с Вашего разрешения. Вы были бы готовы взять на себя ответственность и полномочия, словом, войти в политическую жизнь и занять правительственную должность?»
«Есть два рычага влияния – лидерство и воспитание. Воспитанием я занимаюсь сегодня. Что до лидерства, то я ныне выдвигаю идеи по общему руководству – в книге, которую написал, в статьях и в лекциях. Я не настолько наивен, я понимаю, что единственный способ реально влиять это политика – исполнительная власть или на законодательном уровне. Ведь решения не принимаются в Центре Шалем или в прочих исследовательских институтах. Говоря по правде, я не рвусь в политику. На основе моего опыта, я не очень люблю эту сферу. Более того: на сегодня политика в государстве Израиль выполняет отрицательную сортировку, в отличие от армии, которая позволяет самым лучшим идти в самые престижные боевые части».
«Вы можете расширить сказанное?»
"Если чтобы преуспеть, надо завязать связи с владельцами капитала и с прессой, то я не в этом кругу. В жизни не стану связываться со всеми этими факторами».
«Это Вы про Ольмерта? Про Ливни? Про Барака?»
«Это не личный вопрос. Глава правительства, на котором висит такое количество расследований – ясное дело, без коррупции тут не обошлось! Ведь все эти его расследования говорят о капитале: каким образом он так связался с капиталом? И пресса, или каналы СМИ, которые находятся под властью владельцев капитала, у которых повестка дня и интересы, которые отнюдь не всегда точно соответствуют интересам государства Израиль – вот вам и проблема во всей её остроте! Так и получается, что политический лидер вместо того, чтобы вести, становится ведомым. Так и получается, что нынешняя методика приводит (к лидерству) людей, связанных с капиталом. Я знаю, что заплачу личную цену за эти слова, что они вызовут на меня огонь, но я не боюсь. Ведь мне небезразлично, что будет со страной, и я готов отдать за неё жизнь. Я готов идти в атаку за это. Но уж если я пришёл к выводу, что нет подходящей политической платформы, что я не готов к существующим правилам игры, может, предпочтительней, чтобы остался снаружи и выдвигал предложения».
«Пока Вы не исключаете возможность вхождения в политическую жизнь».
«Если я найду подходящую платформу, чтобы не только играть (в политические игры), но и влиять – в таком случае есть, о чём говорить».
«Вы говорите о Ликуде?»
«Я бы не хотел обсуждать этот вопрос».
«Почему нет?»
«Я уже подробно изложил дилемму, и этого достаточно».
«Когда же Вы примете решение по дилемме, которую представили?»
«Мне ясно, что как только объявят о выборах, мне придётся принять решение. Конечно, не ранее того!»
«Вам не странно, что как раз в той партии, которая для Вас не была «плавильным котлом», очень хотели бы Вас заполучить?»
«Это и странно, и не странно. В то же время, там, где находился мой «плавильный котёл», меня старательно игнорируют. Это меня не удивляет – ведь я понимаю, что там творится. Профессора Амнон Рубинштейн, деятель «Шинуя», позиционирующий себя как явный левый, недавно спросили в одном из интервью: «Что с вами произошло? Вы сдвинулись вправо?» Он ответил: "С чего вдруг? Я остался на своём месте, это все сдвинулись влево!»
«А может, Вы создадите новый политический блок?»
«Я действительно не хочу касаться этой темы».
«У вас были встречи и обсуждения с политическими деятелями?»
«Я стараюсь воздерживаться от политических вопросов. Когда меня просят дать совет, я отвечаю, что я не говорю о политике, пока не решу, идти в неё, или нет. Если вы хотите услышать о моей профессиональной позиции, это я готов подробно обсудить».
«Кое-кто говорит, что вы стали раздражённым, что из-за того, что не получили четвёртый год в должности начгенштаба, вы поливаете огнём и серой всю систему. Написанная вами книга – доказательство с их стороны».
«Есть павловская реакция на всё, что я говорю, только чтобы перечеркнуть мои слова. Что же, прежде всего я не умолял о 4-м годе также, как я не умолял о назначении начгенштаба и не создавал лобби для этого. Я ясно и чётко дал понять: если вы хотите меня – вот он, я, если вы не хотите меня, мне есть, что делать. Это фраза, которую я повторяю каждый раз, с тех пор, как вернулся на сверхсрочную службу, я её говорил и будучи начгенштаба. Я закончил 3-й год, как я и как я говорил, и все с открытыми глазами.
Это обострилось еще в начале 2005 года, когда я высказал всё, что я думаю, и по поводу размежевания и по поводу назначений, которые я описал, как часть коррупционного процесса. Я сказал, что не произведу ряд назначений, пока не буду знать, остаюсь я начгенштаба на будущий год или нет. Вокруг этого дела и возник у меня конфликт, когда была попытка шантажировать меня по поводу некоторых назначений – от меня требовали произвести назначения «свойских человечков», взамен на продление на год моего пребывания на посту начгенштаба. Я своим телом заблокировал это дело. Вследствие этого возникло противостояние – ведь если бы я прогнулся, или «участвовал в краже лошадей», проигнорировав отрицательное явление, у меня бы не возникло никаких проблем. Это был конфликт с самим главой правительства Шароном – ведь он руководил этим делом, хоть тогда начало усиливаться влияние других лиц из-за того, что как раз тогда его здоровье начало слабеть.
«В книге Вы рассказываете, что у вас возникли мысли об уходе в отставку, но вы не сделали этого, опасаясь, что это будет воспринято как переворот в армии. Есть ли такой этап, когда начгенштаба должен уйти в отставку?»
«Конечно. Приказ, над которым развевается черный флаг (незаконный приказ – прим.перев.) обязывает к отставке. К тому же, если вы думаете, что собираются сделать что-то, что , по вашему мнению, может повлечь ущерб для государства, а ваша отставка может повлиять и остановить это, вы обязаны сделать это. Я пишу в книге, что если бы я думал, что моя отставка может остановить размежевание, я бы ушёл в отставку. Однозначно! Но я знал, что моя отставка лишит меня легитимности будто я один отказник (от выполнения приказа) номер один.
У этой отставки могло быть влияние на упорядоченную политическую систему, на равновесие и сдержки, на то, что СМИ проснутся и начнется серьёзная общественная дискуссия о том, каким путём следует идти. Но неупорядоченная реальность, которую я описал ранее, не давала такой возможности. Вместо этого сделали бы мне де-легитимацию и выкинули на свалку истории как начгенштаба, который хотел устроить путч, не дав слова сказать, не приведя к дискуссии. Поэтому я сказал себе: раз мне всё равно не удастся остановить процесс, значит, нельзя и уходить в отставку, есть своя цена у этого шага, который в некоторой степени недемократический».
«Стало быть, вы благодарите Всевышнего, что не возглавляли армию, когда надо было руководить реализацией размежевания?»
«В книге я пишу, что в тот вечер, когда я узнал, что моя функция завершена, я почувствовал большое облегчение».
«Но ведь если бы вы остались на 4-й год, вы бы оказались участником операции размежевания, против которой возражали».
«Я бы выполнил её наилучшим образом, так, чтобы причинить как можно меньше вреда народу Израиля».
«И так это сделал ваш преемник?»
«Я полагаю, что да. Как минимум, со стороны армии. Я думаю, что объединение руководства армии с поселенцами и их руководством не предотвратили полностью вред, но нет сомнения, минимизировало вред от возможных раскола и поляризации. Взгляните на разницу между размежеванием и насильственной эвакуацией в Амоне».
«Многие уверены, что Амона была результатом тишины во время размежевания».
«Я так не думаю. По моему мнению, в Амоне был неверный стиль руководства. Если бы я был ответственным за эвакуацию Амоны, я бы провёл это по-другому, не так агрессивно».
Оптимистичный гражданин
«Кстати, про размежевание. Многие утверждают, что провал во 2-й Ливанской войне следует из того, что армия слишком занималась размежеванием».
«Я этого не принимаю. Можно утверждать,что вред размежевания выражается среди тех солдат и офицеров, которые лично пострадали от этого, принадлежащие к лагерю национально-религиозного сионизма. Но в самой 2-й Ливанской войне мы видим, что именно представители этого лагеря продемонстрировали высокое мужество и среди погибших их немало. Это похвала армии, поскольку армия занималась этим вопросом правильно, не позволив политике повлиять на это.
Утверждение, что из-за размежевания не было времени подготовиться к 2-й Ливанской войне – грубая ложь. Армия готовилась ко 2-й Ливанской войне. Мы строили оперативные планы на этот случай, от уровня начгенштаба до уровня простого солдата. Это верно, что армия напряжена до предела возможностей – из-за различных фронтов в Газе, в Иудее и Самарии, в Сирии и с Хизбаллой. Но во всех случаях солдатам давались ясные, не запутанные указания, армейские части, как срочные, так и резервистские, полностьюпобеждали Хизбаллу. Проблема была в том, что не действовали по планам, которые отрабатывали. Не мобилизовали резервистов, не организовались как следует в этой войне. Это и есть провальное руководство.
Ясное дело, найдутся люди, что попытаются снять с себя ответственность, утверждая, что ответственны те, кто были до них. Но в конечном итоге речь идёт о провальном руководстве из-за отсутствия опыта и высокомерия. У министра обороны Переца отсутствовал опыт, а что до Ольмерта и начгенштаба Дана Халуца – так тут речь о высокомерии. (Только то ??? – прим.перев.)
«И под конец, ныне вы – обеспокоенный гражданин?»
«Я заканчиваю книгу на оптимистичной ноте. Мое премущество в том, что я знаком с молодым поколением. В этом причина, что я занимаюсь воспитанием молодёжи в средней школе и в молодёжном движении. Я знаю, что часть молодёжи почти ничего не знает о нашем далёком и близком прошлом. Но мы обнаруживаем и другую молодёжь, неравнодушную, причастную, вовлечённую во всё, что происходит в стране. На последней конференции в Герцлии было обнародовано исследование, согласно которому 9 из 10 евреев хотят, чтобы наше государство было еврейским и независимым, они готовы пожертвовать ради этого жизнью. И в кибуцном движении я вижу изменения. В моём кибуце Групит проходят изменения, именно такие, которые я пережил. Это источник моего оптимизма. Моё личное мнение – когда молодые люди приходят в армию, они попадают в этакий плавильный котёл, из которого молодой человек выходит с верой в наш путь, он обладает громадным потенциалом, который жаждет реализовать на благо общества и страные».
«Макор ришон», № 582, 03.10.08.
Текст на иврите
Перевела Фаня Шифман
МАОФ
Фото «Макор ришон»