Не только Вы, дорогой читатель, не знаете чего, в сущности, хотят нынешние активисты протеста. Никто не знает. И не потому что Вы не поняли их мессидж, а потому что и они не знают, что они хотят изменить. Они в гневе, они в огорчении, они ненавидят правительство, и поселенцев, и харедим, и богатых, и бедных, и их мэра Хульдаи. Они искренне чувствуют, что не хорошо жить в этом государстве, как оно есть, и цель, которую они хотят достичь, - это чтобы и Вы чувствовали так, чтобы и Вы были огорчены и гневались.

Есть среди них идейные принципиальные анархисты, имеющие стройную фолософию и определенную политическую программу, но большинство выражают, в основном, разочавание и гнев. За что именно? За тель-авивское изобилие? За полные кафе? За переполненные торговые центры? В самом деле непонятно. Ведь они не заботятся на самом деле о бедных и слабых, и не покидают Тель-Авив, и на самом деле неплохо им в жизни. Так в чем дело?

Возможно, это похоже на разочарование и гнев, которые чувствует разведенный мужчина, когда видит насколько счастлива его бывшая жена с новым мужем (и в соответствии с правилами политкорректности, последнее предложение, разумеется, относится к разведенным мужчинам и женщинам). Причина того, что невозможно определить цели протеста, заключается в том, что протест направлен не против провалов государства, а против успехов. Это протест против нервирующей действительности, в которой кто-то другой заправляет делами - кто-то, кто по их теории должен был потерпеть поражение - а вместо этого он преуспевает.

И этот кто-то - необязательно Нетаниягу. Это не личное и даже не полностью связано с политикой. Это что-то более глубокое. Это протест против успехов сионизма, который уже должен был потерпеть поражение, это протест против процветания капиталистической экономики, которая уже давно должна была развалиться, протест против всего мира, который в противоречии со всеми теориями не бойкотирует Израиль и не видит его как государство, управляемое харедим и поселенцами и которое уже давно перестало быть просвещенным и демократическим.

И еще больше, чем гнев, тут проявляется обида. Просвещенность, секуляризм и левачество обещали сами себе исключительность и первенство, и это обещание ратворяется, когда Яков Лицман с талантом и ответственностью руководит системой здравоохранения, когда религиозные поселенцы успешно командуют батальонами и брагадами в ЦАХАЛе, а репатрианты из СССР сидят в правительстве и влияют на государственные процессы.

И поскольку речь идет об обиде, "социальный протест" так близок сердцу принадлежащих к просвещенному лагерю. Этот протест вернул им уважение к себе и гордость за свое направление. Ничем не подкрепленные разговоры о том, что "мы несем государство на своих плечах, только мы платим налоги, проходим резервистские сборы и тяжело работаем, помогая экономике и стране", вдруг удостоились бурных аплодисментов и были восприняты как живительная вода путником в пустыне. Также и сам выход на улицы, и чувство единения, и мобилизация ради общих и возвышенных целей, хоть и не ясно, в чем они заключаются.

Кому больно, когда бьют

Хоть поселенцы, например, платят налоги в объеме 20 миллиардов шекелей в год и поставляют ЦАХАЛю 80 тысяч резервистов; хоть харедим, например, все больше внедряются в израильскую экономику, получают обычное образование и увеличивается количество харедим в ЦАХАЛе; хоть социально слабые слои населения служат в армии не меньше, чем тель-авивский средний класс; но когда речь идет об обиде, нет смысла спорить, приводить факты и числа. Необходимость в чувстве "мы, только мы" сильнее фактов и данных.

И когда речь идет об обиде, отключается слух и теряется чувство пропорции. Писатель Этгар Керет, безусловно серьезный человек, написал на этой неделе в "Йедиот ахронот", что он чувствует себя, как его отец-ревизионист в 50-е годы, когда государство принадлежало партии МАПАЙ и тот, у кого не было "красной книжечки" (прим.перев. - т.е. членского билета партии или профсоюза), дискриминировался и увольнялся с работы. "Если раньше обладатели "пинкас адом" были хозяевами страны, то теперь есть новые хозяева страны", - пишет он и немедленно объясняет, что если бы Дафни Лиф была поселенкой, то нет сомнения, что израильская полиция проявила бы к ней чувствительность и снисходительность, даже, если бы она нарушила закон. "Но Лиф не поселенка и поэтому получит пинков". Читая это, вы спрашиваете себя: он что никогда не слышал об амоне, не видел полицейских, жестоко избивавших участвовавших в демонстрациях против "размежевания", не читал о поселенцах, заключенных на длительный срок за перекрытие шоссе? Ведь все писалось, фотографировалось, транслировалось. Издан ли хоть против одного тель-авивского активиста "социального протеста" ордер на высылку на полгода от места его проживания, от семьи - из Тель-Авива и Гуш Дана?

Но когда речь идет о чувстве обиды, нельзя пренебрегать им. В прошлом году слышались призывы к правым и поселенцам участвовать в этом социальном протесте, "охватывающем все сектора". Большинство право-религиозной общественности не прислушалось к этим призывам, справедливо уловив своей интуицией, что это не настоящий социальный протест, не охватывает все общество и чото в глубине направлен против правых. Я не предлагаю изменить это отношение нынешним летом и присоединиться. Наоборот, в этом году все гораздо яснее. В прошлом году в палаточный городок прибыли несколько десятков наивных поселенцев и воспитанников молодежного движения "Бней Акива", в этом году они не пришли, а если придут, будут изгнаны левыми с ругательствами, а возможно, и силой. Все более открыто, чем в прошлом году, и более печально. Но я предлагаю слушать и размышлять.

Этгар Керет слышал и видел, как полиция жестоко избивала поселенцев, но побои поселенцев не болят ему, удары, нанесенные Дафни Лиф, - да. В этом все дело. И теперь у меня нет выбора, кроме, как честно спросить себя: болит ли мне, когда наносят удары Дафни Лиф? К моему сожалению и стыду, ответ: нет. Мое чувство обиды говорит мне: так им и надо этим избалованным "хозяевам страны", пусть их поколотят в их Тель-Авиве.

Обе стороны должны избавиться от обид и чувства "жертвы".

("Макор ришон" 29.06.2012)


Перевел Моше Борухович
МАОФ