Я не могу назвать себя частым участником израильских демонстраций – возможно, поэтому отчетливо помню каждую, где побывал.
Помню настроение всеобщего отчаяния на площади Царей Израиля в проклятые времена Осло.
Помню демонстрации против правительства Барака-Бейлина-Сарида, которое завело Страну в очередную яму – тогда прямо у знаменитого фонтана я получил звонок на мобилу от офицера связи: «цав шмоне» (немедленная мобилизация) и тут же уехал домой собирать китбэг и отправляться на место сбора. В тот день на площади мечтали об Ариэле Шароне – царе и спасителе Израиля…
Помню, как затем вернулось отчаяние времен Рабина – на сей раз в облике царя-спасителя, обернувшегося лжецом-гонителем. Помню сотни тысяч людей в Саду роз и в парке Сакера. Помню безнадежное сидение в Офакимском лесу – трое суток в удушающей августовской жаре…
Эта память – на всю жизнь, что я и подразумевал вчера, когда написал, что не пришедшие заслуживают сожаления. Вчерашнюю демонстрацию я тоже запомню надолго – ведь она в корне отличалась от всех предыдущих.
Первую половину дня, начиная с предрассветных часов, мы с женой провели в неприятных больничных хлопотах, поэтому я попробовал уговорить свою верную боевую подругу остаться дома. Ведь в больнице я пользовался несомненным преимуществом умирающего пребывать в горизонтальном положении, в то время как моя без пяти минут вдова промучилась все это время на стуле рядом со смертным одром. Увы, уговоры не помогли. Мы вновь запрягли нашего усталого росинанта, ровесника «офакимского сидения», и поехали-таки вместе. Подозреваю, что главной причиной упрямства, которое проявила в данном случае "Tamara Pliss", были вовсе не политические мотивы, а желание зафиксировать супер-камерой супер-нового супер-айфона мою геройскую кончину под сенью бело-голубых знамен. Кадр и в самом деле получился бы классный.
Следуя идиотской привычке приезжать вовремя даже туда, куда принято опаздывать минимум на час, мы пришли на площадь Царей Израиля без четверти семь. Сбоку от пустой сцены стояла небольшая группка, человек триста. Судя по их слаженному хоровому пению, это были футбольные болельщики. Они без передышки исполняли свои стандартные арии с некоторыми вариациями текстов. Знаменитые вневременные речитативы «Смерть арабам!» и «Мухаммад – гомо!» перемежались несколько более злободневным «Оле-оле-оле! Солдат! Герой!» и, видимо, написанной специально к сегодняшнему вечеру хабанерой «Если не вернете мальчика, мы перевернем всю Страну!»
Еще несколько сотен участников тихо сидели тут и там на каменных парапетах и возле Маслины. Так что, скажу честно: ничто не предвещало даже минимальной массовости. Если, конечно, не считать обильного присутствия полиции и прессы. Прилегающие улицы были перекрыты, а прямо на возвышении напротив сцены в полной боевой готовности расположились камеры телеканалов. Рядом с камерами, как и положено, топтались надзиратели, мастера художественного свиста в микрофон. В принципе, они могли бы и не приходить, поскольку тексты репортажей были заготовлены еще позавчера («позорная акция», «сборище крайне-правых», «общественность проголосовала ногами, проигнорировав призыв экстремистов», «число участников не превышало нескольких сотен», «фанатики скандировали расистские лозунги» и проч.). Но, как известно, вранье намного съедобней в сопровождении телекартинки, снятой под нужным углом и в правильном ракурсе, поэтому пресса вынужденно терпела, с нескрываемой ненавистью поглядывая на скандирующих футбольных фанов.
Потом стали подтягиваться люди – поодиночке и парами, группками по пять-шесть-восемь человек – сколько влезло в частную легковую машину, в частный минивэн, в частный микроавтобус. Подтягивались, подтягивались… – и в конце концов наподтягивались на полплощади. Тут следует кое-что сказать об израильской традиции массовых демонстраций: все они на моей памяти организовывались крупными политическими силами, специально созданными общественными объединениями, партийными и внепартийными группами. Люди здесь редко приходят на эту огромную площадь просто так.
Массовость стоит очень больших денег: дорогостоящая рекламная кампания в прессе, изготовленные в типографии плакаты и лозунги, приглашенные поп-звезды, мощная шоу-поддержка (аппаратура освещения, звука, музыки, спецэффектов), поголовная мобилизация молодежи кибуцных школ (если демонстрация левая) и поселенческих йешив (если демонстрируют консерваторы). Обязательно подключаются местные органы власти. Из более-менее крупных населенных пунктов всегда есть подвозка: по всей Стране это сотни и сотни специально нанятых автобусов. Поднять такую махину весьма нелегко – на это уходит несколько недель. Но – по опыту – набрать двести тысяч людей для заполнения площади Царей Израиля можно у нас только так – как будто ожиревшей Страной правят только и исключительно деньги – истинные ее цари.
Вчерашняя демонстрация была совершенно иного толка. О ее проведении было заявлено всего три дня тому назад. Крупные партии и объединения дружно осудили эту идею. Пресса поливала ее грязью. Местные городские и поселковые советы даже в Иудее и Самарии в лучшем случае сидели, прижав ушки, и помалкивали; в худшем – «решительно осуждали». Приглашенные поп-идолы, поначалу с жаром поддержавшие устроителей, отозвали затем свое согласие вследствие оказанного на них грубого давления. Не было ни типографских плакатов, ни листовок, ни флайеров, ни огромных цветастых баллонов, ни лозунгов на тридцатиметровых растяжках. С трудом удалось набрать деньги на полтора-два десятка автобусов…
И, знаете, хорошо, что так. Потому что в отсутствие обычной шоу-техники это была ЧИСТАЯ демонстрация. Те, кто пришли вчера на площадь, сделали это не для того, чтобы послушать концерт или поглазеть на фейерверки. Их не загоняли в автобусы ни общественное давление, ни необходимость поддержать личное политическое реноме – напротив, всё это мешало, твердило: «не ходи!», повторяло: «останься дома!» Там почти не было организованных групп – за исключением вышеупомянутых фанов и группы Бенци Гопштейна в футболках «Леавы». Но численность «Леавы» и болел вряд ли превышала несколько сотен. Остальные тридцать-сорок тысяч были именно ЧИСТЫМИ, пришедшими сами по себе. Половина площади чистых людей! Это было нечто, уверяю вас.
Люди самого разного вида – пожилые сдержанные интеллигенты и горластые парни с рынка, девочки в длинных юбках и татуированные розы тель-авивской богемы, светские и религиозные, сефарды и ашкеназы… Было много малых детей, и это тоже характерно. Что заставляет человека принести на площадь, где не предвидится ни концерта, ни хепенинга, двух-трехлетнего ребенка – самое важное свое владение? Причина может быть только одна: сознание особой важности происходящего.
Плакаты – отдельный разговор. Их было не просто много, но очень много. Самодельные почти все без исключения, изготовленные дома на скорую руку из кусков картона и пластика, они ярче всего свидетельствовали о том, как близко к сердцу принимают происходящее самые разные люди. Потому что одно дело – поднять над головой типографский плакат, сунутый тебе на выходе из автобуса партийным функционером, и совсем другое – расстелить лист бумаги на полу домашней гостиной и, отгоняя озадаченную кошку, неумелыми каракулями вывести то, что обязательно нужно сказать – нет, выкрикнуть! Выкрикнуть, потому что важно, потому что иначе больно в груди от задавленного, загнанного внутрь крика! Цены им нет, этим плакатам – сотням, сотням, сотням плакатов с глубоко личными, глубоко важными выкриками.
Так о чем была она, эта демонстрация? В поддержку солдата? Частично, да. Но только частично. Это была демонстрация людей, потерявших веру в тех, кто должен их представлять, защищать, судить, обслуживать. Это была демонстрация против политкорректного вранья, чьей оборотной стороной раз за разом становится кровавая правда. Это была демонстрация Страны, которой обрыдло. Обрыдло платить зарплаты импотентным министрам и болтливым депутатам, обрыдло слушать лгущих журналюг, обрыдло быть подсудными обнаглевшим неправедным судьям, обрыдло посылать детей в армию, которой командуют горе-генералы вроде нынешнего военного министра – генералы, чьи главные усилия уходят не на защиту Страны от арабского врага, а на оборону собственной задницы от посягательств других, столь же ничтожных конкурентов.
И я прекрасно понимаю панику, которая должна охватывать и без того склонного к панике Биньямина Нетаниягу при виде этого зрелища. Не потому, что, в конечном счете, это демонстрация против него (левые собирали на свои анти-Биби-фестивали в три-четыре раза больше народу), а потому, что на сей раз против него вышли его собственные избиратели. Подозреваю, что часть пришедших вчера на площадь еще не вполне осознали этот факт, ведь двадцатилетняя привычка электората израильского национального лагеря давно уже превратила нынешнего премьера в «наше-всё» – по типу того, как Пушкин олицетворяет такое же «наше-всё» для русской словесности.
В итоге, люди здесь часто путают, за что именно они голосуют – за любимую Страну или за это уродливое «наше-всё», якобы ее олицетворяющее. Но действие упомянутой пагубной привычки рано или поздно закончится, и вчерашняя демонстрация стала одним из первых признаков тому. За десятками тысяч вчерашнего чистого нетто стоит пока еще молчаливое, но не менее недовольное брутто, оставшееся дома в силу тех или иных причин. Брутто, которому тоже обрыдло. Или даже обруттло.
Трогательно убогую аппаратуру на сцене тяп-ляп-монтировали прямо у нас на глазах. Потом были короткие выступления. Потом – концерт. Да-да, концерт все-таки был, хотя и далеко не такой, который мог бы собрать полную площадь. Мы слушали его уже затылками, по дороге к машине. На ветровом стекле нас поджидало уведомление о штрафе – не зря, видать, тель-авивский мэр уговаривал вчера не приезжать. Не послушались – получите. Да и хрен с ним, с мэром и с его штрафами. Главное, что новый супер-айфон моей дорогой жены был полон замечательных фоток – правда, не кончины, а начала. Я и в самом деле надеюсь, что эта неожиданно мощная Демонстрация Чистых станет прологом перемен. Такой уж я оптимист, не перековать.
21.04.2016
https://www.facebook.com/aleks.tarn.1/posts/10207664743590983