В то время, как в партии Мерец вилят и извиваются в объяснениях, большинство израильской общественности понимает, что сохранение еврейского характера государства связано с определенной обособленностью

(прим.перев. - в названии игра слов: кнут и пряник или кнут и раса)

Нам не нужно было, чтобы вылезло шило из программы Мерец вследствие публикации в газете "Макор ришон" о том, что в Мереце решили стереть слово "сионизм" из программы партии, - мы и так знали, что ультралевые находятся в глубоком кризисе идентификации. И все же было забавно наблюдать, как депутаты этой фракции извиваются в объяснениях перед СМИ, обвиняют газету и ее журналистов за то, что они делают журналистскую работ. Мерецники занимаются апологетикой вместо в самом деле судьбоносного вопроса: верит ли еще эта партия в сионизм?

И вновь мы видим их сменяющих версии в том темпе, что Коби Оз меняет очки, они юрзают от неловкости - лишь бы не обидеть арабских членов партии. Лишь 15 тысяч арабов проголосовали за Мерец на последних выборах, но, как сказала Зехава Гальон в интервью Рази Баркаи: "Я хочу, что было больше".
(прим.перев. - в предыдущие избирательные кампании до половины депутатских мандатов Мерец получала за счет арабских голосов. После ословских соглашений и волн террора евреи все больше сдвигаются вправо, а арабы все больше голосуют за свои партии, поэтому Мерец - на грани непрохождения избирательного барьера)

Они хотят превратить это в сложный вопрос, на который невозможно ответить одной фразой. Но правда заключается в том, что речь идет об очень простом вопросе: верите ли вы в национальное движение, главное устремление которого возрождение еврейского народа и воссоздание еврейского государства в Эрец Исраэль? (согласно определению словаря Эвен Шушана)

Это определение тяжело для левых, потому что любое предпочтение определенного народа по отношению к другому ведет их расизму. А расизм - это Германия, и лагеря уничтожения, и Ку клукс клан, и прочие вещи, с которыми они не хотят идентифицироваться.

И вот чудесным образом - буквально на этой неделе - еще один светский родитель был вынужден решать для себя этот вопрос: Дрор Инбар обнаружил, что его дочь встречается с Амиром Фахером, вылетевшем ранее из телепередачи "Выживание", израильским арабом. В отличие от мерецников, Дрор Инбар не запутался, а опубликовал следующий текст в Интернете: "Наших детей бомбардируют мессиджами о плюрализме и промывкой мозгов, разрушающей их еврейскую идентификацию. Молодежь слышит, что манекенщица Бар Рафаэли была в связи с Леонардо ди Каприо, Тарантино - с Даниэлой Пик; и все это без того, чтобы молодежь услышала хоть одно слово против этого".

Вот оно как: то, что сложно для мерецников, становится очень простым для просвещенного светского еврея, когда его идентификацию и культуру припирают к стенке. Я слышала как-то молодую женщину из Рамат-Авива (прим.перев. - северный Тель-Авив), гордившуюся тем, что в детский садик ее сына приняли эритрейского ребенка и как все родители приняли его с любовью. Я сказала ей: "Чудесно, а сейчас умножь этого ребенка на 20 и поставь возле них 3 израильских детей - оставила бы ты своего сына в таком детском садике?" Она не ответила. Но ответ мы получили, когда Итамар Бен-Гвир и Михаэль Бен-Ари решили привести 40 инфильтрантов из Африки в бассейн Гордон в Тель-Авиве и столкнули купающихся с простым фактом - большинство израильтян приходят в стресс, когда речь идет об их базовой идентификации.

Есть несколько "агентов идей" - часть из них держат микрофон - которые пытаются сделать так, чтобы мы почувствовали себя неморальными из-за нашего мировоззрения. Так произошло, когда Ити Веред делал обзор "аль Акса - история любви" перехода в ислам Ной Шитрит с и ее супруга из бедуинского поселка Рагат в Негеве. При этом Ити Веред критикует токбекистов, протестовавших против перехода в ислам.
(прим.перев. - речь идет о марокканке, перешедшей в ислам в аль-Аксе, вышедшей замуж за бедуина, сбежавшей от "новой жизни", скрывавшейся в убежище, вернувшейся в иудаизм, вновь вернувшейся к бедуину, продолжение следует...)

Так что, в сущности, происходит здесь? Неужели инстинкты большинства израильтян - расистские? Ответ сложен. Вера в сионизм и противодействие ассимиляции - это в самом деле основа нашего мировоззрения, предпочитающего один народ по сравнению с другим. Единственный вопрос заключается в том: идет ли речь о неморальном мировоззрении и почему любое такое высказывание сразу вызывает реплики, связанные с нацизмом и Германией. Для примера: если бы немецкий народ заявил бы, что по причине своего превосходства и успешности он принимает ответственность за еврейский народ, заботится о его правах как меньшинства и ищет для него надежный национальный дом, кто-то выступил бы против? Моральное суждение в отношении расизма всегда следовало из его положительных или отрицательных влияний. Поэтому надо быть точными в определениях: расизм - это ненависть к чужим только потому, что они чужие, и со времени Гитлера это связано с уничтожением чужих. Еврейство испокон веков было обособляющейся религией, но никогда не пыталось уничтожить мир.

Так учитесь, мерецники. Учитесь у простого еврейского отца, который не опасается говорить само собой разумеющееся: нет иного пути для нас продолжать нашу жизнь в качестве евреев на Ближнем Востоке, если не будем здесь большинством. Мы обособляемся, потому что у нас нет выбора. Мы замыкаемся, потому что это необходимо для выживания народа, вынужденного воевать за свой облик и идеалы, будучи окруженным народами с совсем другими принципами.

Когда израильские левые повторяют мантру о "двух государствах для двух народов", потому что "надо отделиться от палестинцев", - исходная точка такого подхода левых - расизм. Гораздо бОльший расизм, чем правых, говорящих, что не хотят ассимилироваться среди арабов, но готовы жить по соседству с ними под израильским суверенитетом, который будет хранить права арабского меньшинства, но параллельно обеспечит продолжение существования Израиля как еврейского, демократического, современного государства. Это обособление - верно. И обособление может быть справедливым и просвещенным.

("Макор ришон" 3.11.2017)

Перевод: Лея Халфин