Арафату наконец удалось рассчитать золотое сечение,
вырастить мандрагору с корнем, а философию - с камнем. В итоге мировое
сообщество, суровое и милосердное, просвещенное и остальное получило то,
чего в неустанных хлопотах по лучшему мироустройству не то что осознать
и испугаться - а опознать и ойкнуть не успело. Точнее, итоги впереди, а
пока процесс пошел, побежал по бикфордову шнуру, и дотянет ли ООН до его
логического завершения - вопрос для пророков, а не политологов.
Национально-территориальный
кон-фликт, каковым до последнего времени оставалось противостояние арабов
и евреев, на наших глазах стремительно превращается в религиозную войну.
Большие и малые войны за острова и проливы,
передел и загребание под себя чужих территорий, раскрой златосреброносных
участков по живому - то есть по людям, имеющим несчастье прорастать из
угленеф-тегазоводоносных недр, - и все это под аккомпанемент религиозной
риторики - чума не одного лишь 20-го века. Все эти бесконечные, затяжные,
сезонные, в блиц-формате, более или менее кровавые племенные, феодальные,
буржуазные и "интернациональные" конфликты никакого отношения к ре- лигиозной
войне не имеют - только к геополитике и экономике. Циничное использование
религиозной символики и лексики призвано утаить от исполнителей и жертв
истинный интерес очередной кровавой кампании.
Это касается русско-турецких, франко-прусских,
англо-французских, всех балканских, кавказских, афганских и любых других
войн нового времени.
Внутриконфессиональные войны (католиков с протестантами,
суннитов с шиитами, сикхов с индуистами, национал-социалистов с комунистами-интернационалистами),
обычно еще более жестокие и кровавые, тем не менее остаются локальными
конфликтами, разрывающими сердце, мозг и сосуды одного
народа во Христе или одной исламской нации.
Настоящая, полноценная религиозная война -нечто
принципиальное иное. Попросту говоря, это не когда "мы против них" или
"мы против всех". Это - когда все против всех.
Священная война, будь то джихад либо конкиста,
проходит одновременно по всей ойкумене. Никто не остается в стороне или
за дверью: всеобщесть и доступность основной идеи, высочайшее духовное
напряжение, испепеляющее возбуждение толпы, терновый букет коллективных
мифов и символов,
под сенью которых тают полутона, немеет логика и снижается
болевой порог, - эта мутная, с кровавьым подбоем волна захлестывает территории
и судьбы. Религиозная война взывает к прошлому и пробуждает в человечестве
хтонические страсти, старательно забытые пугаными поколениями, по-
давленные мягким, как подушка, прессом цивилизации.
Теоретики "реальной политики", заслуженные гуру геополитики и социоэкономики,
казалось бы, учли непроницаемость фундаментализма и уязвимость плю-
рализма, описали современный мир как динамическую,
подверженную непрерывным изменениям общую систему частных случаев, придали
ей специальный вектор и составили такой привлекательный, такой перспективный
план победы либеральных ценностей над пережитками и суевериями. И на тебе:вперед,
в прошлое?..
Последний по времени прецедент - изгнание гранадских
мавров (и разумеется, евреев) в 1492 году - стал финальным аккордом растянувшейся
на пять веков религиозной войны, в конце концов очертившей евразийские
границы, своеобразным реваншем за потерю Константинополя за сорок лет до
этого.
Агония исламского ренессанса на Пиренеях продолжалась
параллельно с воцарением ислама на противоположном фланге - в Малой Азии,
на Балканах и в Палестине.
Гранадский халифат был обречен с момента потери
маврами Кастилии - за 450 лет до окончательного решения "арабского вопроса"
в Европе. Падение Константинополя было предопределено за 220 лет до того,
как турки опять появились на берегах Босфора. Французские бароны и монахи-меченосцы,
вонючий дикий сброд с крестом на пузе и вшами в бороде,
отправившиеся воевать Иерусалим, свернули с пути и, вместо того чтобы обрушиться
на неверных предпочли грабеж двоюродных по вере братьев, просвещенных сибаритов,
наследников по прямой первоначального, то есть восточного христианства.
Потому что любой из внуков Салах ад-Дина с его мамелюками, курдами или
хорезмийцами эту банду надменных разбойников скорее всего развесил бы по
пальмам и тополям. Если уж храмовники и госпитальеры, изощренные политики
и бесстрашные воины, отступили со Святой земли под напором исламского воинства
(кстати, и Салах ад-Дин, и позднее Бейбарс по отношению к ним проявили
известное благородство, позволив откупиться и эвакуироваться, что само
по себе уже говорит о многом), то уж
эту немытую аристократию вырезали бы скоро и беспощадно.
Участники 4-го крестового похода предпочли
того, кто слабее, предсказуемей, понятней. Кстати, три четверти ватиканских
раритетов (а также все эти щепки с креста, волосы, ногти и слезы Христа),
хранящихся по европейским монастырям, - оттуда, из разграбленного Константинополя.
С тех пор направленная вовне милитантность
христианства практически иссякла, а воинственность ислама понемногу была
подмята феодально-племенными тираниями. Почти пять веков обе главные конфессии,
умышленно или бессознательно избегая прямого конфликта, развивались экстенсивно,
захватывая ничейные территории и души христианство
в обеих Америках и на Дальнем Востоке, ислам - в Африке и Юго-Восточной
Азии.
И вот в конце XX века угроза глобальной конфронтации
замаячила вновь и в тех же местах.
Арафат точно знает, что делает. Он, собственно,
и не скрывал своих намерений никогда. Более того, он все подробно изложил
в знаменитой Иоханнесбургской речи 1994 года. Тогда видеокассета с его
выступлением была едва не контрабандно ввезена в Израиль, но так и не была
показана полностью,
не то что проанализирована. Армейско-политическая
клика рукою Рабина привычно отмахнулась, устами Переса привычно отшутилась,
а лицом Барака брезгливо поморщилась: какой джихад против наших танков,
тем более под предводительством нобелевского лауреата? Альберт Швейцер
и Арафат,
Сахаров и Арафат, мать Тереза и Арафат. Вчерашнего
бомбиста ввели в пантеон Истории - а он нам за это войну?
И тем не менее религиозная война. Есть уже
и зримый символ - старая мечеть, взывающие к мщению мощи агнца Мухаммеда
ад-Диры есть. "Читка пьесы" на Суккот 1996-го убедила Арафата в правильности
выбранной стратегии: оказалось, что повод неважен, факт не нужен - главное
правильно выбранные символы и мифы. "Не будь правым, будь разумным!" -
кричали испугавшиеся евреи своему нелюбимому лидеру. "Танки - не метод
усмирения страстей", - увещевали союзники его же. И Арафат понял: можно.
"Генеральная репетиция" 2000-го - пристрелка,
проба сил, смена вех перед решающим сражением. Впервые Арафат призвал к
оружию не только братьев по крови, но и далеких братьев по вере - из Ирана,
Индонезии, Афганистана. Ему нечего опасаться вчерашних надменных патронов
- пусть их
передернет от предчувствия кровавой анархии. А он
вполне сознает, чем и кем рискует, знает, что не один его народ захлебнется
в грядущей стихии и не одни евреи - пол-планеты, не меньше, будет втянуто
в смертоносный водоворот. Но этот нездоровый, рябой человек во френче решил
запечатлеться в памяти обоих полушарий человечества - то ли пророком, то
ли антихристом, неважно. Так же, как другой рябой и нездоровый во френче
злодей остался, кажется, навечно.
Фрэнсис Фукуяма, автор знаменитого. "Конца
истории", не верит, что грядет апокалиптическое столкновение цивилизаций.
Но при этом сетует на то, что одной из раздражающих его особенностей нынешнего
мироустройства является "потеря силы обобщающих закономерностей за пределами
специфического региона". Как раз на эту слабость обобщений и, стало быть,
непредсказуемость и алогичность исторического развития мы и можем уповать.
И может быть, тогда изложенное выше останется нерабочей гипотезой, вызванной
к жизни видом смертей.