Римский поэт Овидий, родившийся в 1-м веке до нашей эры, написал легенду о Пигмалионе - кипрском скульпторе, презиравшем всех женщин и поклявшемся никогда не жениться.
Но он любил Афродиту, богиню любви, и поэтому изваял совершенную женскую фигуру из слоновой кости в ее честь.
Пигмалион назвал ее Галатеей, влюбился в нее, одевал ее, разговаривал с ней и обнимал ее.
Галатея не обнимала его в ответ, но поскольку была статуей, то и не отвергала его ухаживаний.
В Галатее не было изъяна, поэтому можно понять горячую любовь Пигмалиона, ищущего совершенства. Поскольку это все-таки легенда, Пигмалион не закончил свою жизнь как городской сумасшедший.
Богиня Афродита была к нему благосклонна и вдохнула жизнь в статую, на радость высокомерному и привередливому влюблённому.
Овидий воздерживается от упоминания о том, оставалась ли она идеальной в глазах Пигмалиона и после того, как стала настоящей женщиной.
Возможно, потому, что он знал, что в жизни, в отличие от песен, нет совершенства.

В 1913 году британский драматург Бернард Шоу использовал легенду о Пигмалионе как основу для одноименной пьесы.
Шоу заменил скульптора Пигмалиона на Генри Хиггинса, профессора лингвистики, который также презирал женский пол.
Хиггинс заключает пари с другом, что, исправит произношение и манеры цветочницы Элизы Дулитл и сможет ввести ее в высшее общество.
Для него Элиза — сырой материал, как кусок слоновой кости для Пигмалиона. Хиггинс совсем не плохой человек и большой сторонник равенства.
Он даже презирает всех одинаково, как говорит о нём его лучший друг.
В пьесе Шоу, как и у Овидия, творец достигает своей цели.
Элиза претерпевает метаморфозу, становится той, которая выглядит и говорит точно так же, как дочь благородных родителей.
Хотя Хиггинс не влюбляется в нее, поскольку она настоящая женщина и не проявляет особого интереса к ее чувствам или потребностям, он, безусловно, готов оставить ее в качестве своей домоуправительницы.
В отличие от Галатеи, Элиза не заинтересована в этом великодушном соглашении и покидает Хиггинса, запустив в него его домашние туфли и хлопнув дверью.

Зрителей возмутил такой совсем неромантичный финал, и в версии мюзикла 1956 года странное имя «Пигмалион» уже было изменено на «Моя прекрасная леди».
А Элиза Дулиттл вместо того, чтобы уйти от властного профессора, возвращается к нему. Люди любят счастливый конец.
В одной из песен мюзикла Хиггинс наивно сокрушается, с ни с чем не сравнимым удивлением:
«Почему женщины не могут быть такими, как мужчины?»
До конца пьесы он не может понять, почему Элиза настаивает на таких нелогичных чувствах и желаниях.

Подобную наивность и удивление можно было увидеть и на лице бывшего председателя Верховного суда Аарона Барака в долгом разговоре с журналистом Рони Кубаном для «Kan 11».
Наш современный Пигмалион взял на себя задачу гораздо большую, чем творить из куска слоновой кости или продавщицы цветов.
Барак хотел создать нацию и он поражен, ошарашен, не может поверить, что люди не отдаются во власть скульптора и даже кричат, когда резцом закона режут их живую плоть.
"Если, не дай Бог, наш народ придет к выводу, что он не хочет никаких прав, и диктатура ему на пользу, всегда найдется достаточно диктаторов, готовых служить народу. Если не будет духа свободы, если нет стремления к правам, то никакой суд не поможет", - сокрушался Барак.
Совсем как профессор Хиггинс, когда ему стало ясно, что Элиза скорее вернётся и снова будет продавщицей в цветочном магазине, чем хлопотать вокруг него в его элегантном доме.
Барак тоже неплохой человек, он как и Пигмалион, и как Хиггинс, просто стремится к совершенству. Правда, не всегда можно понять, какое совершенство он имеет в виду.
Ведь он так часто говорит о «правах» как о воплощении добра, но вы никогда не знаете, каково его существенное толкование этого термина, также, как когда он говорит о диктатуре.
Но на протяжении многих лет он ясно дал понять в своих словах и судебных постановлениях, что реальное общество полно недостатков, как и у настоящей женщины у Пигмалиона.
Общество, оно как сырой материал, как кусок слоновой кости, и Барак может преобразовать его в эфирное понятие, которое он назвал «просвещенной публикой», и предпочесть это смутное просвещение реальности и настоящим ценностям общества».

Перевод Тали Цион

https://www.facebook.com/vitalia.tsion