(опубликовано в еженедельнике ХАБАДа «Восхождение» от 14 тишри 5764г. – канун праздника Суккот)
В Суккот не ругаются. В Суккот говорят о мире на земле, о мире в душе.
Что мне рассказать вам о празднике Суккот в моей шхуне?
Наверное, надо начать с того, как я возвращаюсь вечером домой. Автобус, сыто ревя, ныряет в бывшее вади,
где теперь асфальт и провода. И тут же над нами нависает, буквально прыгает на голову Рамот, пригород
Иерусалима, где тридцать тысяч огней зажигаются в окнах, где остатки заката розовыми перьями пляшут по
скалам.
Люди с сумками вываливаются наружу на каждой остановке, и я завидую им. Я тоже хочу отдохнуть от тряски.
И пройти по твердой земле в прохладной иерусалимской мгле.
Деревянные шалаши выросли во двориках и на балконах. В одной поют, в другой включили магнитофон, в
третьей и ть, и другое.
Поначалу непонятно, как волны звуков (и желания их хозяев) сливаются в одну мелодию. И потом тоже
непонятно. Но ты отмечаешь факт: слились.
Я живу в той части Рамота, где дома стоят на границе горной пустыни. Три улицы вдоль и одна поперек, не
заблудишься.
Я родом из Москвы. Я жил на Пушкинской улице, по которой дважды в год, сверкая кортиками, шли на парад
офицеры из Академии химической защиты.
Это они, надо полагать, выращивали в колбах и загружали в баллоны разные убивалки, которые Саддам
Хусейн с радостью у них покупал.
И я жил у метро «Аэропорт», в одном из писательских домов, где публика почище, а чувство «вот они, свои»
все равно не возникало.
И я жил в конце Ленинского проспекта, в небоскребе, где неизвестно, кто поселился над тобой и кто за
стенкой. Всем на всех наплевать.
Это чувство «вот они, свои» появилось, когда мы стали жителями «русской шхуны» в Рамоте.
Оно крепло при контакте с крикливыми марокканцами или непроницаемыми, как маски, харедим.
Оно усилилось, когда нашу улицу заселили евреи со всех концов света: «бухарцы», «американцы», «парси» и
даже «иерушалми».
В двух словах, что мне в них во всех нравится? А вот: здесь в каждом доме хозяева знают, чего можно и чего
надо – зарабатывать на хлеб, растить детей, служить Творцу.
И поэтому они не лезут тебе в печенки и помогут, если ты попросишь.
Ну, все. Сказал шоферу спасибо и вышел на последней остановке. Моя улица идет в гору. Я поднимаюсь по
ней, через кивки и «шаломы» соседей, через галдеж их детей. Этот район «нижнего среднего класса» считается
престижным.
Мы платим подрядчикам лишние деньги друг за друга. За то, что никто из нас не обворует соседа, не
подмигнет его жене. Кстати, в наших краях нет даже полицейского участка.
Я, конечно, знаю, что живу не в раю – и не пытаюсь вам втереть очки на этот счет.
Но когда я открываю окошко, то вижу, как исполняется древнее пророчество: в эру Машиаха Иерусалим
разольется по всей Святой Земле.
Новостройки вырастают в пустыне, на горной гряде как мираж. Но это не мираж.