Люди - как люди.
Ничто человеческое им не чуждо.
М. Булгаков

Всё, что было - есть. Всё, что есть - будет.
Сенека

       Эту заметку мы посвящаем четырёхлетию МАОФа, одного из наших родителей, наряду с дядей Гришей (см Меир-Моше биографию). Без МАОФа, как и без Гриши, нас бы не было. Каждый, кто рождался, знает как страшно подумать, что его или её могло бы не быть. Мы есть, и это само по себе переполняет благодарностью. Но быть от такого родителя... В этом и вправду, как говаривали прежде, есть что-то особенного.
       Нам всего два года, и не потому вовсе, что мы начали писать именно тогда: нас понудили к этому занятию ровно1 год, 3 месяца и 16 дней сему назад. Два года - эта разница наших возрастов, и, поскольку мы непрестанно противоречим друг другу почти в каждом мелком вопросе (в крупных, к примеру, в оценке важности своей деятельности, мы абсолютно едины), именно разница, а не сумма - есть наш возраст.
       И, тем не менее, мы решили включить в эту заметку наши воспоминания, основанные на совместном, более чем стосорокалетнем, житейском опыте. Он нас научил видеть в малом, бытовом, большое, исторически - глобально - государственное. Так, один из нас вспомнил, что, когда в детстве и молодости жил в коммунальной квартире, его книжный шкаф, стоящий, никому не мешая, в коридоре, был, тем не менее, причиной периодических буйных "огорчений" соседа, хулигана и дебошира. Он требовал шкаф этот немедленно убрать, а в случае "непослушания" обещал его выкинуть. В поддержку сосед вызывал из жилищной конторы "общественность". Та, ещё напитанная дурманящим воздухом "дела врачей", всегда поддерживала требование убрать шкаф и освободить "общую" территорию.
       Неизменно после этого, в ближайшие два - три дня, в какой-то мистической спиритуальной связи - хотите верьте, хотите - нет, появлялась нота МИД СССР или заявление Хрущёва, или то и другое вместе, требующие от западных стран "очистить столицу ГДР от своего присутствия". "В противном случае", следовала угроза, "доступ в Западные зоны Берлина будет перекрыт". Международная "общественность" в лице "борцов за мир" всегда поддерживала "свежую" идею. Это всё было пожизненным уроком, ибо показывало, что большое моделируется малым, а квази-великое - смешным.
       Тут другой вспомнил, как давным-давно его покойные родители и дядя с тётей строили дачу. Они наняли работника возводить фундамент для замысленного дома. Оконченный труд поехали оплачивать зимой, по снегу, - ведь "человек сделал своё дело и не должен ждать". По весне оказалось, что один край "дела" на 20 см. выше другого, но потребовать переделать, пригрозить "побить морду" в случае отказа, было выше их сил: "Ведь он старался, но просто не смог лучше! А не оплатить труд было бы не справедливо." Других аргументов в пользу "молчи, не рыпайся" не было. И до сих пор этому другому трудно понять, почему "справедливо" должно всегда означать "за наш счёт".
       Долго никто не брался возводить дом на этом кривом фундаменте. То есть брались, подписывали "договор", угощались рюмкой -другой и просили аванс. Дядя, признанный обще-семейный глава, считал, что "человек не должен работать даром", и аванс давал. Поскольку он превышал цену нескольких бутылок водки, авансированная братия "созидателей" исчезала навсегда. Тянулось это долго, просто выброшенные деньги образовали заметную сумму, и как-то дядя сказал: "Надо понять, что есть плохого в нашем поведении. Люди нас бойкотируют. Ведь все не могут быть не правы". Началось обсуждение на мотив "с этим что-то делать надо, надо что-то предпринять". И никто не прореагировал на вопрос допущенного без права голоса на высокий совет щенка, ныне одного из авторов заметки: "А может, это вовсе не люди, а пьянь?". А щенок запомнил, что прежде чем реагировать на "всех", стоит разобраться, кто "они".
       О, этот, ныне старый, дом - учитель! В процессе строительства он требовал древесины больше, чем Святогорский целлюлозно-бумажный комбинат. Простое следствие показало, однако, что дом древесину не ест. Легко удалось выяснить, что она, древесина то есть, складывается штабелями во дворе соседки Катьки, которая её ворует просто каждый рабочий вечер. Обнаружив это, щенок вместе с погодками - родней совершили "агрессию", т. е. перешли границу и вернули награбленное. Катька с супругом, едва державшимся на ногах от ежеутреннего "перебора", сначала пытались сопротивляться, но вскоре успокоились и покорились судьбе. Супруг сделал это лёжа, и уже во сне. Катька терпела даже тогда, когда кой-какую древесину прихватили дополнительно, в виде трофея и в наказание за дурное поведение.
       И тут появилась "Волга" дяди. "Что здесь происходит?"- грозно спросил он щенка, и тут же получил все объяснения. Впрочем, он и сам знал ситуацию. "Екатерина Тимофеевна, скажите мне, я Вам полностью доверяю, неужели Вы брали наш лес? Ах, нет. Тогда понятно", и, повернувшись к щенку, рявкнул: "Всё перенесите назад!" А рявкать он умел, став ещё до Великой Отечественной войны главным инженером большого завода и получив ещё тогда служебный автомобиль ЗИС с аналогичным шофёром. "Ты в своём уме?"- щенок совсем обнаглел от обиды. "Она нас давно обворовывает, а теперь вместе со своими собутыльниками ещё будет и высмеивать." "Мы не можем быть, как она", -твёрдо сказал дядя. "У нас нет такого морального права." "В споре честного человека и проститутки всегда выигрывает проститутка" - пояснил щенку его папа. Всё это не убеждало, а, скорее, удивляло - ведь кому нужны моральные принципы, из тех, что обеспечивают преимущества воровкам и проституткам.
       Другой вспомнил свою поездку из некой Лысьвы в Пермь после сильно научной конференции. Сели они в абсолютно пустой вагон старой электрички, трое евреев и один русский, и начали говорить обо всём и ни о чём: предстояло четыре долгих часа пути. Тут оказалось, что в вагоне есть ещё кто-то. Вскоре он подсел к квартету полумолодых "научников".  И хоть был абсолютно пьяный, сразу смекнул, с кем имеет дело. Пошли указания, куда тройке надо убираться, где их проклятое место и какая у них морда.
       Один из тройки пытался урезонить "оратора", а другой сказал резонёру: "Молчи и не зли его. Мы здесь не хозяева". Третий заметил, что он везде чувствует себя хозяином, включая "здесь", и сказал пьяному этак довольно тихо: "Я тебя, б..., сейчас выкину из поезда. Скорость большая, насыпь высокая. Сдохнешь, и никто долго не спохватится. Свидетелей нет. Ты понял, б...?". "Да что вы ребята, да я же шучу!" - был ответ. "Вот и шути молча и в своём углу!". И он, протрезвев, ушёл, обучив сразу четверых на всю их оставшуюся жизнь пользе даже угрозы применения избыточной силы и превышения необходимых пределов самообороны.
       Так к чему мы это всё? Может, и ни к чему, но уверены, что в малом есть образ большого. Вообще, знающие люди говорят, что, согласно Фрейду, действия человека определяются упорной борьбой между свежевоспитанным "Я", которое сидит в сознании, и дремучим, унаследованным из далёкого прошлого, "Оно", образующим подсознание. В этом-то ОНО и сидит многое, весьма неприятное, включая готовность уступить, стерпеть, устанавливать справедливость только за свой счёт и т.п.
       В чём-то Фрейд прав. Спасибо МАОФу, с недюжинной энергией старающегося избавить столь многих от этого тяжкого груза, именуемого в просторечьи Галутным синдромом.
 
Иерусалим