Чувствую себя, занимающегося скульптурой в Израиле, как пряха, на переднем плане батального полотна.
Чтобы как-то устранить диспропорцию, на четыре месяца сменил фон – отключился от Интернета, телевизора,
радио (сделал это после смерти Хаи Абуксис в Сдероте, когда сидел и выл в будке, как затравленный пёс) и
остался на фоне своей семьи. Только изредка из-за этой мирной картины слышны были выстрелы, впрочем,
сливавшиеся с компьютерными играми детей.
Страусиная политика.
В шабат вечером позвонил житель Сдерота, мой ровесник. Уже по первому вопросу «Соблюдаю ли я
шаббат», я догадался – человек с линии фронта. Он попросил у меня телефон Фейглина. Я предложил и-мель
Аси Энтовой, но понял, что ему надо высказаться и чтобы слушали. У нас, конечно, не Сдерот, но я понимаю
их.
«Иван, я Вам задам вопрос, который задавал заезжим корреспондентам «Маарива».
У меня есть «Калашников» и я хочу его продать арабу из Азы! Вы удивлены? Но наше правительство,
точнее, наши слуги это сделали совершенно безнаказанно! То ли 20, то ли 30 тысяч «калашей»! Фейглин
должен срочно подать на них в суд! Это надо сделать до «итнаткута», чтобы его остановить! Надо спасать
наших детей! Срочно! Ведь это так просто!»
В книге Юлия Марголина «Путешествие в Страну Зе-Ка» есть невыдуманный персонаж Алеша. Умирая
от голода, он сошел с ума и ходил по лагерю, приставая к охранникам с абсолютно здравыми мыслями:
«Выпустите меня! Я ни в чем не виноват! Я хочу кушать, а в лагере еды нет. Дома меня мама накормит, а здесь
я умру. Зачем? Я же вам ничего не сделал!» Самое страшное, что они оба правы, и тот Алеша и этот житель
Сдерота. Но ни тогда в СССР, ни никогда в Израиле не было суда. В понятии суда, состоящего из независимых
ни от чего, кроме неизменного (или редко изменяемого) закона, правдивых людей, к которым по своей воле
обращаются люди в поисках «правосудия», суда по праву и по правде.
В понятии суда, неторопливо взвешивающего все обстоятельства, факты, детали дела, и выносящего в
70-80-% оправдательные приговоры, по принципу «Лучше оправдать виновного, чем осудить невиновного»
Надо отдать должное моему собеседнику, он это тоже понимает, что суда нет. Народ, чья судебная система
древнейшая в мире, остался без суда. Нельзя же назвать судом процесс над Игалем Амиром, когда подсудимый
на суде узнаёт, что стрелял с расстояния 0 (твах эфес), в то время как все свидетели и эксперимент показывает,
что это не так. А уж то, что делает судебная и тюремная системы с ним и Ларисой сейчас – нельзя никак
назвать, не используя ненормативную лексику.
А про «детей перекрестков» и суд я вообще промолчу. Что мы еще должны пережить, чтобы суд издевался
над нашими младенцами? Семейные камеры уже ждут своих жертв! Что должна сделать банда, захватившая
власть 22 июня 1948 года (день растрела "Альталены"), чтобы мы вышли на перекрестки и уже не возвращались
домой, пока эти семейные камеры не наполнятся «правящими семьями» мозесов, рабиных, мазузов и шаронов?
Какое беззаконие нам еще нужно? Господи, да проснись народ еврейский!
Что я могу сказать моему ровеснику из Сдерота?!
Завтра, 22 июня, день начала войны, не Великой Отечественной, а «той единственной гражданской»,
которая не кончается никак с 1948 года.
Она пришла уже и в Ваш дом. Я понимаю Вас, я с Вами.
