Вместо венка 1974.
Опять творят кладбищенский обряд,
Опять проспали в празднике кого-то (который день, который век подряд) Убийцами нарушены субботы. На кладбище открыты все ворота. Веселый май печальней октября, Любимый Лод несчастней Маалота.. Учиться в школе, радоваться дню, Писать стихи, молиться страстно Богу - И вдруг, придти к смертельному огню Давным- давно назначенной дорогой. Теперь тебя никто не защитит От роковой гранаты, или пули. Ни щит Давида, ни молитвы щит. Прощай любовь, и виноград в июле И белая, как бабочка тетрадь. Ах, мамы, вы любить не запрещайте! И мячики, и мальчики, и мать И все, что остается жить, Прощайте! А школа вся, в пожаре и дыму. Сгорят в огне сиреневые платья. “Я разве сторож брату своему? “- Сказал прохожий и оставил братьев. Никто не спас, не вывел, не помог. Считали баксы лавочников руки, И если есть на самом деле Бог. Как допустить он мог такие муки, Я не могу представить ни на миг. Соседскую девчонку неживою, Что стоит мудрость всех библейских книг. Когда так страшно плакальщицы воют. Зачем орать о благородстве зря, Когда ещё живут все Окамото. И светлый май, чернее октября, И город Лод, мрачнее Маалота, Мы пускаем разных Окамот По воскресеньям или по субботам. Они живут в тот час, когда плывет Кладбищенский набат над Маалотом И ночь темна, как пропасть и овраг, И нет в стране ни мира, ни порядка И внешний ли, иль внутренний ли враг Преступный глаз не сводит с той кроватки, Где спит малыш. Следят со всех сторон. И каждый день предчувствиями полон. Зачем так много кладбищу ворон, Хотя б один ученный черный ворон. Но вот летит раскаркавшихся тьма Когда в атаке мы иль в обороне. Мы провороним все свои дома, Когда один хоть дом так проворонен. Когда наивность детская в расчет Берется террористом и ребенок, Один из тех, кем козыряет чёрт Один из самых первых погребенных. А тот, кто им пожертвовал - живет, О, если б власть Царя изведать мне бы. Я б распорол кощунственный живот, Сожравший жизнь, и заслонивший небо, Когда позволишь царствовать рабу, Тогда повиснут над страной проклятья. Сиреневые девочки в гробу. Висят им не подаренные платья. Вот босоножки лучшие из всех, Которые для них никто не купит. И кто - то рад, и где- то вспыхнет смех, Когда труба твой смертный час протрубит. Опять к войне взывает барабан. Кому-то стало в госпитале лучше. Не по грибам пошли, а по гробам Такая школа мужеству не учит. Когда могилой хочет стать земля И нет конца упрекам бесконечным. И прочь бегут чуть свет учителя, Оставив своих малых подопечных На произвол “Катюши” и врага, На произвол судьбы и автомата, Когда кому-то шкура дорога, А после долго ищут виноватых. Мне зябко в мае. Словно бы пурга. Так холодно, как прежде не бывало. У девочки оторвана нога, Достойная балета, или бала. У матерей совсем не стало слез Уже три дня, и может быть неделю На девочек и завтраков не делят. На самом деле смерть совсем всерьез. Не выдумка, не сон - на самом деле Попробуй- ка в такую боль поверь. Все небо - свежевырытая яма. Все кажется, вот- вот откроют дверь, И девочка войдёт и крикнет: «Мама!. Я так устала, дай скорей поесть». В песке лежит расстрелянный ботинок. Я мстить зову, всегда уместна месть Когда детей наивных и невинных, Шлют торговать мечтою на базар. Когда они участники позора, И детские библейские глаза, Становятся мишенью для террора, Когда детьми торгуются и мстят, И гибнет гений будущий до срока, Когда мосты девчонками мостят, Не знающими жажды и упрёка. И ленты вместо сабель, и букварь Прихлопнуть должен глотку пулемёта, Тогда чернеет в горе календарь. Опять проспали в празднике кого-то. На кладбище открыты все ворота, Убийцами нарушены субботы, Как было это некогда, как встарь, Когда уснувший караулит ложе И с поля боя убегает стража. Мы колыбельной сыну не споем: “Спокойной ночи” – доченьке не скажем. Вновь кровь детей окрасила песок. Большие дети Ближнего востока. Вас лошадь бьет копытами в висок Страшней, чем в фильмах ужаса Хичкока. Прекрасен мир, и все вокруг цветет. Но даже солнце не поднимет сына. И этот майской рощи эшафот, И этой старой пальмы гильотина Запомнится пусть всем живым навек. Смотри, пришли в больницу за вещами. Ёще вчера был сын, был человек. Вот маленькой девчонки завещанье. Играют дети, тысячи детей. Готовятся к батмицвам в их тринадцать. Птенцы, не зная участи своей Мечтают перед смертью надышаться. Плывет над Маалотом страшный стон Убитых ждут кладбищенские выси. В постскриптуме виновник осужден, Пусть создадут хоть тысячи комиссий. Одни безкосы ленточки висят Остались без детей в коробках игры. Убитых малышей не воскресят. Их не вернуть и матери не вытрут Внезапных слез пролитых у могил. На старой блузке кровь цветочком алым. Вот кипа - та, которую носил, Вот кеды - те, которыми играл он, Вот карта, где волшебные миры, Вот глобус, вот пенал, вот этажерка. Кому-то, словно карта для игры Понадобилась только эта жертва Для банка крови, только эта кровь- Кровь девочки несовершеннолетней. Европа пусть в своем бесстыдстве, вновь Распространила по вселенной сплетни, Что мы убили собственных детей, И сами в траур вырядили лица. По ихним представлениям еврей Всегда самоубийца иль убийца. Стреляют по рукам иль по ногам. И где-то этой детской казни рады. Мы дали видно повод лгать врагам. Есть в каждой лжи глухая доля правды. Опять ведется долгий разговор, Опять целует Кисенджера Коллек, И шарит в нашем полушарье вор, И не хватает доноров и коек. И ждут в гаремах сладострастных гоек И под Кораном прячется топор И траурные пишутся стихи, И сын твой должен Молоху достаться, И дети погибают за грехи, За смертные грехи старух и старцев, Как - будто ради всех его причудю И ради блажи страшного убийцы Бессмысленный свершиться должен суд. И падает подстреленною птицей Девчонка, красивей которой нет. Точеный стан и яблоками груди Она невеста, ей шестнадцать лет. Но свадьбы никогда у ней не будет, И не коснется рук ёе трава, Не мыть лица ей дождиком от пыли. Она в другом краю. Она мертва. Она который час Лежит в могиле. Всё для других - Морская благодать, Всё для других - Все в мире карнавалы. И купленная к празднику кровать, И новое для свадьбы одеяло. Земля, все флаги черные одень Промчится ночь, родится новый день Пусть каждый камень молится и плачет. Вновь промелькнула террориста тень И не спасет невесты мальчик, Когда пробьёт её смертельный час, И ангелы споют ей скорбным хором. Все те же панихиды каждый раз. Все тот же грустный разговор с укором. И только проглядевший свадьбу глаз, В повязке черной прокружит, как ворон. Мне раздирает душу детский крик Порой приходит помощь слишком поздно Погибли все: невеста и жених, И свадьба их отпразднуется в звездах. У каждого из нас судьба одна Любой из нас всегда - спасенный чудом. И прыгнувший мальчишка из окна, И не успевший выпрыгнуть оттуда. И этих катафалков страшный путь. И этот май, израненный шрапнелью Пускай научит нас чему-нибудь, Чтоб детям спать спокойно в колыбелях. * * * Пройдет еще минута, две И состоится взрыв у дискотеки И девочка с цветочком в голове Не возвратится в дом родной вовеки. Красивые песни, нарядные платья Был вечер подруг и любимых друзей. За эти бесплатные танцы Заплатит девчонка, Заплатит единственной жизнью своей. 1974-2002 Скажите мне на милость Прошу вас дать ответ Что в мире изменилось За двадцать восемь лет? Всё те же плачущие стены, Всё та же зябнущая плоть. Но остаётся неизменной Моя любовь к тебе, Господь! Объявление в газете 2001 “Вход девочкам бесплатный” Это было недавно, Это было давно. |