- Спали мы в палатке, - рассказывает 19-летний Игорь Дубов из Петах-Тиквы. - Меня разбудил сигнал тревоги. Я вскочил. Прогремел взрыв, и я почувствовал, как в руку вонзилась какая-то железяка (наша палатка находится метрах в 10-15-ти от места падения ракеты).
Спросонья Игорь не осознал, что случилось, и побежал в сторону туалета (единственное строение с более-менее нормальной крышей).
- Оглянулся - вокруг полно солдат, половина - в крови. И у меня из руки хлещет кровь...
Игорь, как мог, попытался пережать артерию. Вернулся в палатку, чтобы одеться.
- Спал я в трусах, - говорит он. - Кое-как натянул на себя шорты и наполовину - футболку: просунуть в рукав окровавленную руку я не смог, было очень больно.
Раненых отвели (а многих - притащили на носилках) в медпункт.
- Там мне наложили жгут и остановили кровотечение, - говорит Игорь. - В медпункте собралось очень много ребят: кто мог, сидел, другие лежали... У какого-то солдата (не знаю, куда попал ему осколок) началась рвота. Нас с двумя другими пострадавшими усадили не в амбуланс, а в армейскую машину и повезли в больницу - так быстрее... Минут через сорок я уже был в приемном отделении...
Мы беседуем (а точнее - шепчемся, чтобы не мешать лежащему на другой кровати солдату) в 22-й палате ортопедического отделения ашкелонской больницы "Барзилай".
У постели Игоря дежурит мать - Людмила и подруга Ирина Беседски.
- Сегодня Игорь должен был закончить курс молодого бойца и приехать домой на побывку, - говорит Людмила Дубов. - Старший сын - сверхсрочник, офицер инженерных войск, ремонтирует электронику на заборах, отделяющих нашу территорию от палестинской автономии. Игорь был призван в армию месяц назад.
Людмила - инженер-технолог по металлам, в "прошлой жизни" работала в литейном цехе крупного промышленного предприятия в Днепропетровске. В стране Дубовы 17 лет. Людмила, по ее собственным словам, - богатая мама, у нее пятеро детей: четыре сына и дочь. Двое младших - сабры (сыну 13 лет, дочери - десять с половиной).
- Младшей девочке известно о случившемся с Игорем? - спрашиваю я.
- Да, - говорит Людмила. - Слава Б-гу, Игорь ранен легко - в руку. Поврежден и слух - видимо, его оглушило взрывной волной. Сделали сыну под общим наркозом операцию - извлекли осколки.
- Как вы узнали, что ваш друг ранен? - спрашиваю я Ирину.
- Игорь позвонил мне в три часа ночи и сказал, что на базе упала ракета. Я позвонила его маме. Ей уже было обо всем известно. Мы тут же поехали в больницу...
Людмила с Ириной умалчивают о пережитом на рассвете под дверью операционной. Главное - в палату Игоря он везли вместе с санитаром, так что сразу после операции рядом с ним оказались самые родные, самые любимые люди.
Ирина ни на секунду не отходит от Игоря. Ученица 12-го класса, она готовится через год призваться в ЦАХАЛ.
- Болит рука?
- Да, очень... Но болеутоляющих я не прошу: знаю, какую железяку вытащили мне из руки. После такого ранения боль еще долго не утихнет, - объясняет Игорь. - Инъекцию попрошу в одном-единственном случае: если боль станет нестерпимой.
Людмила Дубова убеждена:
- Нужно за одну ночь выдавить палестинских террористов из тех районов сектора Газы, откуда они обстреливают территорию Израиля. По-другому ничего не получится.
- Кем вы мечтаете стать? - спрашиваю я Игоря.
- Человеком! - отвечает он твердо, по-мужски. - Главное, с моей точки зрения, - создать после армии семью и устроиться на работу.
Труби, трубач, труби?
В коридоре около соседней палаты знакомлюсь с Сарит Вольфус, матерью 18-летнего Офри.
- Сыну ампутировали ногу... - произносит она.
- Офри искалечен... - вторит муж Шуки.
- Кошмар... - шепчет Сарит, но не плачет: наркоз отошел, Офри в сознании и в любой момент может позвать мать. Сын не должен видеть ее слез.
Супруги Вольфус рассказывают, как среди ночи в их квартире в Кирьят-Оно раздался звонок.
- Социальный работник сообщила о ЧП на базе Зиким и сказала, что Офри ранен, только что ему сделали операцию, ампутировали ногу и сейчас он еще под наркозом, - говорит Сарит. - Мы с мужем оторопели от ужаса. Бросились в машину, помчались в больницу...
11 сентября Офри, подобно другим выпускникам курса молодого бойца, должен был приехать домой. Семья Вольфусов музыкальная - Шуки и Сарит служили в оркестре ЦАХАЛа. Пошел по стопам родителей и Офри: готовился стать армейским трубачом.
- Когда раздался звонок, я была уверена, что это Офри: мы так его ждали, - говорит Сарит. - До самого начала операции он, по словам хирурга, оставался в сознании. Офри понимал, что с ним происходит, но представить себе не мог, что осколками полностью раздробило кость и ранение выльется в ампутацию...
У Вольфусов трое детей, Офри - старший.
- Средний сын (ему четырнадцать лет) пытается нас поддержать, а младшая восьмилетняя дочка в шоке - все время плачет, - говорит Шуки. - Да и мы с женой еще не в состоянии осознать масштабы трагедии. Врачи говорят, что после ампутации Офри сможет жить нормальной полноценной жизнью, но психологическая травма, по-моему, чудовищна, ничто ее не залечит.
В палате у постели Офри собрались одноклассники.
- В ближайшее время им предстоит призваться в армию, - говорит Сарит. - Казалось бы, столько солдат было ранено, столько трагедий пережито, но до тех пор, пока беда не постучит в свою дверь, не коснется лично тебя, ты не в состоянии прочувствовать, какая безысходность владеет семьями искалеченных солдат.
- Чего бы Офри хотелось сейчас больше всего? - спрашиваю я.
- Он все время просит, чтобы я была рядом, - говорит Сарит.
- А еще он постоянно спрашивает, что случилось с товарищами, - дополняет Шуки. - Он хочет знать всю правду.
А правда - она такова: 69 (шестьдесят девять!) солдат ранено.
- В приемный покой больницы "Барзилай" было доставлено 67 человек, но восьмерых, срочно нуждавшихся в хирургическом вмешательстве, пришлось транспортировать на вертолетах в другие медицинские центры страны, - говорит пресс-секретарь больницы Лея Малуль. - Пятеро госпитализированных у нас военнослужащих в состоянии средней тяжести, остальные получили легкие ранения.
Экстренная операция
Как и после любого теракта, в результате которого обошлось без убитых, по коридорам и ординаторским разносится одно и то же слово: "Чудо". Заполонившие коридоры родители и друзья солдат озвучивают его, глядя куда-то вверх, будто обращаясь к Всевышнему. Зато в ординаторских говорят о конкретном чуде - медицинском. Причастен к нему хирург "Барзилая" - 40-летний Юрий Мнускин: пару часов назад он виртуозно зашил сердечную мышцу тяжелейше раненного солдата.
- Осколок ракеты угодил ему прямо в сердце, - объясняет доктор Мнускин усталым голосом.
Беседуем мы в кабинете с сугубо спартанской обстановкой: "Барзилай" не "Ихилов" и не "Хадасса Эйн-Карем". На "периферии" (если уместно это географическое понятие в такой "микроскопической" стране, как наша) отсутствие внешнего лоска с лихвой компенсирует уникальный человеческий материал - специалисты экстракласса!
- Вы провели операцию на открытом сердце? - спрашиваю я.
- Нет, в таких случаях оперирует пострадавшего не кардиохирург, а хирург-травмотолог, - объясняет доктор Мнускин. - Поражение сердечной мышцы - быстро развивающееся событие. Раненые, как правило, очень тяжелые, а специализированного отделения кардиохирургии в больнице "Барзилай" нет. Дожидаться приезда из центра кардиохирурга недопустимо - ты рискуешь человеческой жизнью. Заведующий нашим отделением - блистательный хирург доктор Борис Иоффе научил нас гораздо большему, чем учат в других израильских больницах, прежде всего - тому, как действовать в экстренных случаях.
Больница "Барзилай" не идет ни в какое сравнение с крупнейшими медицинскими центрами страны ни по объему финансирования, ни по наличию техники, оборудования и площадей. Сознавая безвыходность ситуации, доктор Борис Иоффе начал производить в руководимом им отделении сложнейшие операции не только на травмированном сердце и легких, но и на сосудах. И хотя в израильской медицине господствует принцип узкой специализации, исповедовать его в "глубинке" - значит, рисковать жизнью пострадавших в терактах или в таких "мега-авариях", как крушение поезда, когда в считанные минуты в приемное отделение маломощного "Барзилая" было доставлено порядка ста двадцати раненых.
Для врачей - выходцев из бывшего СССР универсализм не является чем-то сверхъестественным. Скорее, он - норма, чем исключение из правил.
Сегодня ночью, без четверти два, когда в квартире доктора Мнускина зазвонил телефон, Юрий вскочил, по-солдатски быстро оделся и в считанные минуты успел не только доехать до больницы, но и занять место старшего дежурного врача в приемном отделении.
- Случай экстренный - на ноги подняли весь персонал, - объясняет он.
- Два часа ночи, если верить исследованиям, - время самого глубокого сна, - замечаю я.
- Вы правы, но стоит врачу узнать о ЧП, как в кровь выделяется такая доза адреналина, что сон как рукой снимает.
Когда Юрий приехал, приемное отделение походило на растревоженный улей: яблоку негде упасть.
- При первичном осмотре выяснилось: большинство солдат ранено легко, - рассказывает доктор Мнускин. - Но было ясно и другое: с пятью-семью ребятами поработать придется очень серьезно.
Юрию пришлось в считанные минуты диагностировать несколько десятков раненых и первыми направить на операцию самых тяжелых, чьей жизни грозит опасность.
- Двое из пяти солдат нуждались в срочной операции, - говорит он. - С одним из них в операционную пошел я, с другим - мой коллега-хирург, приехавший чуть позже. Парнишка, раненный в сердце, реагировал на наши обращения, но очень слабо, сознание у него было затуманено.
Поразило осколком в сердце солдата-репатрианта, так что обращался к нему хирург - по-русски.
Медицине известны случаи повреждения ткани сердца в результате проникающего ранения. Исход при поражениях такого рода зависит от одного-единственного фактора - времени!
- Когда ткань сердца повреждена, самая большая опасность грозит мозгу, так как прерывается снабжение кислородом, - объясняет доктор Мнускин.
В прошлом Юрию уже доводилось накладывать швы на сердце пациента, получившего ножевое ранение. Оттого и сегодня он действовал решительно и четко, как часы.
- Сознание к солдату еще не вернулось, но состояние его стабильно: он находится в реанимационном отделении, подключен к аппарату искусственного дыхания, - подводит доктор черту.
Выпускник Красноярского медицинского института, Юрий Мнускин в стране 14 лет. Здесь выросли его дети ("Сын Саша служит в армии - он танкист"). Скоро призовется в ЦАХАЛ и 17-летняя дочь Маша.
По приезде Юрий успешно сдал экзамен, подтвердил диплом и с легкой руки заведующего хирургическим отделением доктора Бориса Иоффе приступил вначале к стажировке, а затем и к самостоятельной работе.
Поначалу пришлось молодому хирургу заново подняться по всем ступеням мучительно длинной иерархической лестницы: на всю жизнь запомнились Юрию круглосуточные дежурства в приемном отделении, когда к концу смены ноги гудят от усталости.
Оперирует он уже 12 лет.
- Жизнь скольких людей вам удалось спасти за годы работы в больнице? - спрашиваю я.
На этот вопрос доктор Мнускин отвечает с застенчивой улыбкой:
- Мы всего лишь делаем свое дело, никто из нас не считает себя спасителем. Просто если обстоятельства сложились таким образом, что в критической ситуации человеку суждено выжить, наш долг - всячески в этом ему помочь. Я считаю врача одним из инструментов... провидения! Конечно, огромное счастье, когда удается вытащить человека с того света. Но случается и другое: казалось бы, врач сделал все от него зависящее, а спасти больного не удалось...
- Доводилось ли вам оперировать раненых, доставленных из Сдерота?
Риторический вопрос! Через руки Бориса Иоффе, Юрия Мнускина и других хирургов "Барзилая" прошли все пострадавшие горожане, в том числе и такие тяжелораненые, как 17-летний Снир Коэн...
- Вы живете в Ашкелоне... Ощущается ли в городе нервозность из-за ракетных обстрелов?
- Пока - нет, хотя обстреливали Ашкелон уже неоднократно, - говорит Юрий Мнускин. - По крайней мере нет никаких сравнений со Сдеротом - там у пяти-шестилетних детей выработался условный рефлекс: они при любом шорохе прячутся, кто куда...
- Считаете ли вы сегодняшний день из ряда вон выходящим?
- Несомненно. Столько раненых мы не принимали с момента крушения поезда на перекрестке Ровадим...
Выглядит усталым и завотделением доктор Борис Иоффе. Выпускник Иркутского медицинского института, репатриировался он из Каунаса. В Израиле работает по специальности 30 лет. С 1991 года заведует хирургическим отделением больницы "Барзилай".
- Сложный сегодня день? - спрашиваю я.
- В результате дорожных происшествий и террористических актов в больницу довольно часто поступает большое количество пострадавших, но сегодня за очень короткий отрезок времени мы приняли просто массу раненых, - говорит он.
Доктора Иоффе тоже подняли среди ночи с постели. Впрочем, ему не привыкать: старший лейтенант медицинского корпуса ЦАХАЛа, он трижды, начиная с 1982 года, оказывал военнослужащим первую медицинскую помочь на территории Ливана.
- Доводилось ли вам оперировать под огнем?
- Нет, но экстренные хирургические вмешательства - дренаж при гемотораксе и пневмотораксе, - были для нас обычным делом, - говорит он. - Мы накладывали на кровоточащие сосуды давящие повязки и транспортировали раненых в тыл.
12 лет назад доктор Иоффе был освобожден от резервистских сборов, но даже после демобилизации 6 лет на добровольных началах он оставался главным сосудистым хирургом медицинских войск. Работал на военной базе в Црифине.
- Как человек военный, считаете ли вы нормальной ситуацию, в которой оказалась больница "Барзилай"?
- К сожалению, нам уже приходилось в одночасье принимать довольно большое количество пострадавших, но не такое, как сегодня, так что рутиной это не назовешь. Вообще происходящее в последнее время в нашем регионе (доктор Иоффе подразумевает непрекращающиеся ракетные обстрелы - Е.К.) давно превратилось в рутину. И то, что мы чудом обходимся без большого числа жертв и раненых, - от Б-га, иначе не скажешь.
Всевышний... Провидение... Чудо... В устах нерелигиозных врачей-интеллектуалов теологические термины наполняются новым смыслом: светские уповают на Б-га лишь в тех запредельных, сюрреалистических ситуациях, когда больше надеяться не на кого.
Борис Иоффе много лет живет в Ашкелоне.
- Обстрелы города вам не мешают?
- Мешают, но - только психологически, - говорит он. - Постоянная угроза давит на меня, как и на любого вменяемого человека. Быть может - чуть больше, потому что укрепление и защита единственной на весь регион больницы "Барзилай" так и не сдвинулись с мертвой точки.
- В прошлом году в интервью нашей газете об этом говорил управляющий больницей, - замечаю я.
- Верно, но с тех пор ничего не изменилось: укреплены только окна - на них установлены решетки, не более, - подтверждает доктор Иоффе.
- Какие чувства испытывает хирург, который оперирует в незащищенной операционной?
- В момент операции ты не думаешь ни о чем другом, кроме судьбы больного. Врачи - люди сильные. И если мы о ком-то тревожимся, то только о пациентах и поступающих в "Барзилай" раненых... Вот кому действительно требуется сознание защищенности.
16 сентября, через пять дней после мегатеракта на базе Зиким, я позвонила доктору Мнускину.
- Как чувствует себя солдат, сердце которого вы зашили?
- Идет на поправку, - сообщил Юрий Мнускин. - Даже аппетит постепенно возвращается...
![[]](http://world.lib.ru/img/k/krawchik_e/070925_kravchik_barzilay/zikim-070.jpg)
![[]](http://world.lib.ru/img/k/krawchik_e/070925_kravchik_barzilay/zikim-053.jpg)
![[]](http://world.lib.ru/img/k/krawchik_e/070925_kravchik_barzilay/zikim-115.jpg)
![[]](http://world.lib.ru/img/k/krawchik_e/070925_kravchik_barzilay/zikim-134.jpg)
