Известный журналист Гидон Коэн стоял у окна и чувствовал, как он неумолимо правеет. В нем поднималась волна правизны, которую в последнее время он уже научился безошибочно распознавать в себе. Он глядел на противоположную сторону улицы, где в пикете стояли выброшенные на улицу из своих домов поселенцы, и медленно правел.

Гидон уже обращался к психиатру, тот выписал ему строгую диету, а также запретил читать газеты, смотреть телевизор, слушать радио. Все эти средства массовой информации, несмотря на то, что упорно стремились насаждать левые идеи, непроизвольно выдавали и факты, которые, попав в расслабленный мозг обывателя, могли подтолкнуть его к правизне.

Эти ограничения первое время приносили пользу. Процесс правизны в организме Гидона Коэна заметно затормозился. Но в наш век, пронизанный информацией, очень трудно сидеть на строгой информационной диете. Гидон зашел в Интернет в поисках горящей путевки в Эйлат, и тут же наткнулся на главное событие дня – очередную провокацию боевиков Хизбаллы на ливанской границе. Коэн тут же вышел из Интернета и дал себе слово до полного выздоровления забыть все эти «даблью, даблью, даблью». Когда позвонил домашний телефон, он к нему не подошел. Он уже знал, что любая беседа с родственником, другом или просто знакомым вызывает рецидивы болезни. Он не хотел отвечать и на звонок на мобильный, но пришел эс-эм-эс, и достаточно было взглянуть на первые слова на маленьком экране, чтобы похолодеть от страха: давний товарищ, служивший в Мосаде, сообщал об успешном испытании в Иране первой ядерной бомбы…

Гидон выпил две упаковки акамоля, выписанного семейным врачом. Пользы от лекарства было мало. В постель с собой он брал только классику. Но даже в действиях типично левого героя Дон Кихота Ламанчского он ухитрялся найти оправдание правых идей.

Жена, причитая, натирала его каждый вечер скипидаром. Она понимала, что если болезнь перейдет в хроническую стадию, муж останется без работы, их выбросят из их роскошной виллы на берегу моря.

Но самое страшное было в том, что и руководство газеты заметило правый крен в его статьях. Недавно его послали написать репортаж со съезда правой партии, и вместо обычного саркастического рассказа о сборище малообразованных, ограниченных, корыстолюбивых правых активистов, он принес более или менее объективный отчет, и на всю статью были всего-навсего две или три критических стрелы в адрес председателя партии.

Его отправили на съезд левой партии - он вернулся с едким фельетоном, высмеяв лидера-демагога. Он поехал на митинг ультраортодоксов, ожидая встречи с фанатичной однородной злобной толпой, а увидел перед собой несчастных бедняков, желающих одного – чтобы сильные мира сего не мешали им жить своей жизнью.

Его заслали на конференцию "узников Сиона" – он провалил и это задание. Еще на заре большой алии он написал несколько едких фельетонов о примитивности этих "русим", не доросших до понимания истинных демократических ценностей, а в этот раз он после конференции пил вместе с "узниками" водку, провозглашал тосты за Израиль, горланил песни Номи Шемер…

Гидон приходил на работу мрачный, небритый. И на глазах у всех коллег безудержно правел. Сначала коллеги пытались было подшучивать, радуясь, что в конце концов ведущий журналист газеты, не вписавшись в генеральную линию редакции, вынужден будет уйти, и для них откроется возможность продвижения по службе, но потом в их души закралось подозрение, что эта болезнь заразная, они стали как чумы избегать его. На обед в соседний ресторанчик Гидон теперь ходил один, никто к нему не подсаживался, начинающие журналисты, которые прежде заглядывали ему в рот, сейчас сторонились его.

Редактор, всегда относившийся к нему благосклонно, вызвал в свой кабинет и провел с ним часовую беседу. Коэн откровенно признался ему о возникших проблемах. Редактор проникся, пообещал сделать все, что можно. Интервью ему теперь поручали брать только у писателей - Давида Гроссмана, Иегошуа Соболя, Алеф-Бет Иегошуа.

Принятые превентивные меры дали результаты. Наступило улучшение. В недавней статье он даже сострил по поводу излишней любви правых к государственному флагу. Подобное в редакции всегда принимали на ура. Но вот вчера редактор заказал ему очередную статью про неправомерные акции поселенцев, и он не может ее написать. Редактор ждет от него как всегда искрометной инвективы против примитивных и жадных поселенцев. Но слова не складываются. Вернее, они складываются, но пафос и сатира направлены против агрессивных террористов. И это в газете, в которой даже слово «террорист» является табу, и самое смелое название для этих людей - «вооруженные палестинцы» - можно использовать один раз за весь номер, и то с письменного разрешения главного редактора.

Гидону следовало описать, как агрессивные поселенцы отравляют жизнь палестинцев, мирным образом проезжающих по главной улице поселения, но вместо этого у него получалось, что палестинцы устроили провокацию. Коэн был в том поселении, видел все это своими глазами.

Вечером дома с ним случился острый приступ правизны. Жена попросила разобрать хлам на чердаке и выбросить ненужное. В одном из ящиков Гидон нашел подшивки его родной газеты двадцатилетней давности и жадно прильнул к ним. Выяснилось, что двадцать лет назад эта же газета, слывшая уже тогда ультралевой, писала такое, что сейчас считается ультраправой пропагандой. И когда очнулся – уже было поздно, в нем кипело благородно негодование и острая жалость к несчастным гонимым отовсюду евреям…

Коэн отошел от окна, вернулся к своему столу, посмотрел в экран. Там была всего одна фраза, которую еще можно было представить на страницах его газеты: «В очередной раз произошло столкновение между жителями еврейского поселения Шахар и палестинцами, прибывшими собирать урожай своих олив на улицах этого поселения».
Дальше следовало описать грубость и агрессивность поселенцев и страдания палестинцев – и задание можно считать успешно выполненным. Но в голове крутилась одна мысль: Чего эти палестинцы поперлись в логово враждебно настроенных поселенцев?

Коэн оттолкнул клавиатуру, встал, и побежал вниз. Он выбежал на улицу, встал рядом с пикетчиками и принялся кричать вместе со всеми:
- Долой правительство пораженцев!
…«Скорая», которая везла его в психиатрическую клинику, долго не могла проехать – на всех улицах города были автомобильные пробки, образовавшиеся в результате очередного теракта.

Врач «скорой» держала его голову на своих коленях и ласковым голосом успокаивала: «Не переживайте, господин Коэн. Сейчас вам сделают укол, выпишут таблетки, вы поживете в клинике месяца два - и вся эта дурь у вас из головы начисто выветрится».