Мы, несколько пар, сидели вокруг стола и каким-то образом наша беседа коснулась темы изнасилования. Одна из дам сказала: "Я бы предпочла, чтобы меня убили, но не изнасиловали». Мужчины отреагировали на это пренебрежительно, сказав, что она преувеличивает. Но тут ещё одна дама сказала: «Ясное дело – лучше быть убитой, чем изнасилованной! С этим невозможно жить…» Ещё одна с нею согласилась, и ещё одна, и ещё. Мужчины были потрясены – они не могли такому поверить.

Мы пытались объяснить, до чего сильна боль, какое это надругательство над телом и душой. Какой непреодолимый разрыв между отношениями по согласию и любви и изнасилованием, между которым и чувственной страстью нет ничего общего. Но это было тяжело. В конце концов, мы им сказали: «Представьте, что это происходит с вами». Лёгкая усмешка проскользнула по их лицам. Пока мы не прибавили: «Нет-нет! Не воображайте нежную девушку, насилующую мужчину. Если вы в самом деле хотите понять, что такое изнасилование для женщины, попытайтесь представить себе некоего мужчину, путём принуждения совершающего над вами акт содомии». Улыбки тут же стёрлись с их лиц. Похоже, что-то начало меняться в их представлении.

По правде говоря, неважно, способен или нет мужчина ощутить весь ужас, пережитый изнасилованной женщиной. Не это должно быть решающим. Надо знать, что изнасилование – это конец света. Если после этого остаются в живых, это уже будет совсем другая жизнь, к прежней жизни возвращение невозможно, вопреки тому, что жизнь сильней всего, и женщины доказали, что после изнасилования, как и после других тяжёлых трагедий, человек способен подняться и начать жизнь как бы с новой страницы, но все же изнасилование подобно убийству. Однозначно.

А теперь я спрашиваю вас: вы обдумывали ли бы вопрос помилования человека, обвинённого в убийстве – только потому, что он президент государства? Или президенту, обвинённому в убийстве, могли бы вы смягчить наказание только потому, что он «уже достаточно наказан»?

Ещё одно замечание

Я уже писала мои критические замечания по делу Кацава в этой газете при нескольких предоставленных мне возможностях. Я писала, что Кацав обвинён полевым судом прессы, состоявшимся на площади Рабина ещё до начала суда. Простите меня, но я не принадлежу к тому направлению, которое верит в то, что судьи защищены от критики и влияния прессы. Они всего лишь люди, они подвержены влиянию кампании, разворачиваемой в прессе ничуть не меньше обычного гражданина, сознание которого постоянно атакуется залпами рекламы Кока-Колы. Никто из нас не подходит к этому суду, будучи объективным и чистым от чужого влияния. Ни судьи, ни те, кто ныне цокает языком в их адрес, или против прессы, или против Кацава. Но в итоге кто-то должен вынести приговор. У нас нет выбора, остаётся только полагаться на судей. Именно они выслушивали свидетельские показания, во всем тщанием и аккуратностью слушали и проводили перекрёстные допросы. Именно они прочитали весь материал по вещественным доказательствам. Никто не может быть объективным, но они, судьи, самые объективные из тех, что есть, чтобы решить судьбу человека, который является виновным в отношении других.

Прим.перев.: почему-то автор ни слова не сказала о временном разрыве, измеряемом годами (!!!), между совершением деяния и его рассмотрением в суде. Она просто выражает полное доверие суду по той простой причине, что (как видно из вышеприведенного) тема изнасилования является весьма болезненной для женщины. А стало быть, по мнению автора, суд, объективнее которого ничего быть не может, вынес свой справедливый вердикт, основываясь только на показаниях (неважно, через сколько лет они были даны!!!) потерпевших, безоглядно им поверив. При этом суд с порога отметал любое отрицание вины ответчиком, очевидно, именно это и назвав чинением суду помех в проведении следствия. Это отнюдь не означает, что я полностью на стороне Кацава, который, вне всякого сомнения, использовал своё высокое положение, чтобы склонить потерпевших к интимной связи. Но между склонением к интимной связи (отнюдь неоднократной, как мы можем видеть из опубликованных материалов дела) и изнасилованием – дистанция огромного размера, как между моральным и уголовным осуждением этого человека.

(Прим.перев. - 2 – надо отметить, что в народе бытует иная абсолютно неполиткорректная версия: Кацава судили за то, что он не делал, и не судили за то, что он делал. Согласно этой не совпадающей с судебной версией, он просто оплачивал сексуальные услуги за счет государства (платил зарплату секретарши и премии). Когда дама решала, что ей полагается больше – ведь она обслуживала министра, а затем президента – возникало недоразумение/конфликт. Т.е. по общенародной версии его надо было судить за казнокрадство – изнасилования там, повидимому, не было. Одна из дам, будучи "изнасилованной" им в министерстве туризма, через несколько лет пошла вновь работать к нему секретаршей во дворце президента. У тех, кто читал интервью одной из этих дам британской желтой газете, вообще вопросов не возникало)

Белый дом Золушки

К этому Обама был совершенно не готов. Он должен был быть прогрессивным президентом, прекраснодушным, человеком, который снимает с Америки костюм ковбоя и оброчавается галабией. Это примиряет Восток, создаёт отношения доверия между арабскими странами и западной державой. Тот, кто посмотрит мусульманам в глаза и скажет с белозубой улыбкой: «Салям алейкум». Он должен был быть альтернативой Бушу. Увы, не получается!.. США под правлением Барака Обамы, ставшего лауреатом Нобелевской премии мира, - ещё не успели просохнуть чернила на церемонии его клятвы! – ведут три войны одновременно. Это в Афганистане, Ираке и теперь в Ливии. Хотя Обама нащупывает свой путь, как во внешней, так и во внутренней политике, балетными шагами танцовщицы и отказывается быть тем, кто возглавляет борьбу против Каддафи, но отсидеться в стороне ему не удаётся, да он и не может.

Обама на мгновенье выглянул из окошка сказочного замка из истории про Золушку и обнаружил в потрясении, что любой начинающий израильский политик уже научился декламировать: «То, что видно отсюда, не видно оттуда» Вдруг он обнаруживает, что его мечта зависит не только от него, но также и от арабской стороны.

Ливийский народ взывает о демократии, и неожиданно противоречивые принципы требуют от Соединённых Штатов Обамы занять позицию: мир или демократия. Примирение или свобода. Хоть и с колебаниями, Обама выбирает сейчас демократию и свободу за счёт мира, он действует во имя спасения ливийских граждан от жестокого тирана, властвующего над ними. Он обнаруживает, что сражение с диктаторами без Б-га в душе, в том числе и Аллаха, и с этим ничего не поделать, идет через страдания, огонь и серу.

Кажется, что если бы сегодня Обама сидел в канцелярии главы правительства в столице Израиля, и видел бы картины теракта в Иерусалиме, Касамы в Беэр-Шеве и остатки семьи Фогель, он бы и тут решил в пользу демократии и против палестинского Каддафи. Это только «как будто». На деле же и в Иерусалиме видят жестокость, понимают все противоречия и от них требуется решить в пользу демократии и жизни за счёт мира. Но из Иерусалима видят и замок Золушки в Вашингтоне. И Золушка не разрешает. С её точки зрения, то, что видно в Ливии, не видно в Газе.

("Макор ришон" 25.03.11)


Перевела Фаня Шифман
МАОФ