Maof

Monday
Dec 23rd
Text size
  • Increase font size
  • Default font size
  • Decrease font size

Рейтинг: 2 / 5

Звезда активнаЗвезда активнаЗвезда не активнаЗвезда не активнаЗвезда не активна
 
Но пока мы должны понять, что мы ведем не просто войну с террором, а войну против идеологии, которая хочет обратить нас в ислам или умертвить. Третьего не дано.
Чтобы понять, за что борются американцы, прежде всего нужно осознать, что мы не ведем "войну с террором". Мы так же не противостоим террористам, как и не противостояли камикадзе в годы Второй мировой войны. Мы, безусловно, должны были пресекать атаки камикадзе – японских пилотов-самоубийц, врезавшихся на своих самолетах в американские боевые корабли. Но мы вели войну с японским фашизмом и империализмом.
Это же утверждение верно и сегодня. Мы боремся с исламским фашизмом и империализмом (но, конечно же, не со всем мусульманским миром).
Между этими двумя на первый взгляд разными понятиями прослеживается четкая историческая параллель. Целью фашистского режима в Японии являлось порабощение большей части земного шара, в особенности Азии. Ради этого он шел на все, презрев любые моральные нормы и ограничения. Фашистские элементы в исламе хотят покорить весь мир путем насилия, также не обращая внимания на моральные устои.
Есть здесь, конечно же, и различия: императорская Япония стремилась поработить Азию, а империалистский ислам – весь  мир. Императорская Япония пришла к этому, движимая националистическими настроениями, а империалистический ислам – развитием транснациональной религиозной идеологии.
Исламский террор – это тактика идеологии. Идеология эта может называться как угодно - "радикальным исламом", "воинствующим исламом" или "исламизмом", - но происходит она от исламского империализма.
Многие слушатели моей радиопрограммы, неплохо знакомые с историей религий и изучавшие арабский мир и ислам, звонили ко мне в студию, чтобы задать вопрос: считаю ли я, что в самом исламе заложено насилие и даже зло? После 11 сентября я отвечаю им, что не могу давать оценку той или иной религии; я оцениваю людей, которые эту религию исповедуют. Почему? А потому что нельзя оценивать религию в отрыве от ее приверженцев, которые очень часто входят в противоречие с ней. Например, христианство принадлежит большинству евангелистов или только  Национальному совету церквей? Ведь их позиции  различаются практически по всем ключевым вопросам. Это же относится и к правым и левым течениям в иудаизме.
Тем не менее, можно сказать, что ислам изначально был империалистической религией. Здесь я использую определение империализма, данное профессором Лондонского университета Эфраимом Каршем, последняя книга которого "Исламский империализм" стала одним из важнейших трактатов об исламе.
Карш определяет империализм как "покорение иностранных земель и порабощение их населения". Со времен пророка Мухаммеда мусульмане всегда стремились именно к этому. Церковь тоже вынуждала разные народы принимать христианство, и Европа пережила множество длительных религиозных войн. Но, как отмечает Карш, христианство со времени своего зарождения признавало отделение религии от политики – богу богово, а кесарю кесарево.
В исламе отсутствует подобное разделение. Именно поэтому национальные государства создавались только в христианском, а не в мусульманском мире. Например, мусульманские страны Ближнего Востока являются порождением западного (светского) империализма или раннего ислама (например, Египет). Они чужды большинству мусульман, проживающих в этом регионе (жителям Иордании, Ирака или Сирии, например), которые считают себя частью "уммы" – мусульманского сообщества.
Исламский империализм проистекает не столько из поведения мусульман, сколько из мусульманской теологии. В качестве эпиграфа к своей книге Карш цитирует высказывания четырех известных мусульман.
В своем прощальном слове пророк Мухаммед говорил: «Мне было приказано бороться со всеми до тех пор, пока они не скажут: 'Нет бога кроме Аллаха'».
Саладин (великий деятель 12-го века, основатель династии айюбидов, в которую входили Египет, Сирия, Йемен, Ирак и большая часть современной Саудовской Аравии): «Я переплыву море, доберусь до их островов и буду преследовать их до тех пор, пока не останется ни одного человека на земле, который не признавал бы Аллаха».
Аятолла Рухолла Хомейни (лидер исламской революции в Иране): «Мы распространим нашу революцию на весь мир... чтобы везде были слышны призывы 'Нет бога кроме Аллаха, и Мухаммед – пророк его'».
Усама бин Ладен в ноябре 2001 года: «Мне было приказано бороться с другими народами до тех пор, пока они не скажут: 'Нет бога кроме Аллаха, и Мухаммед – пророк его'».
В том, что мусульмане хотят, чтобы весь мир исповедовал их религию, нет ничего противоестественного. В конце концов, христиане ведь тоже стремились, чтобы во всем мире признали Христа. Здесь важно дать ответ на один вопрос: что вы готовы предпринять для того, чтобы обратить весь мир в вашу религию? Практически любой христианин ответит: только личный пример и убеждение (а евреи никогда не считали, что весь мир должен исповедовать иудаизм).
С другой стороны, даже по самым скромным оценкам, 10% мусульман разделяют идеи бин Ладена. Это означает, что, по меньшей мере, 100 миллионов человек готовы пойти на убийство (и, очевидно, на муки) во имя Аллаха. А если вспомнить историю исламского империализма и мусульманскую теологию, на которой он основан, то к этому числу можно добавить еще сотни миллионов. Отсюда и практически единодушная поддержка режима геноцида в Судане всеми правительствами мусульманских стран.
Нам остается только молиться, чтобы появилась сильная мусульманская группировка, которая руководствовалась бы сурой из Корана: «Не может быть принуждения в вопросах веры».
Но пока мы должны понять, что мы ведем не просто войну с террором, а войну против идеологии, которая хочет обратить нас в ислам или умертвить. Третьего не дано.

Опубликовано на Интернет-сайте Jewish World Review  9 мая 2006 г.
Перевод с английского Хинанит Хинани, МАОФ.

Статья на английском