Но пока мы должны понять, что мы ведем не просто войну с террором, а
войну против идеологии, которая хочет обратить нас в ислам или умертвить.
Третьего не дано.
Чтобы понять, за что борются американцы, прежде всего нужно осознать,
что мы не ведем "войну с террором". Мы так же не противостоим террористам,
как и не противостояли камикадзе в годы Второй мировой войны. Мы, безусловно,
должны были пресекать атаки камикадзе – японских пилотов-самоубийц, врезавшихся
на своих самолетах в американские боевые корабли. Но мы вели войну с японским
фашизмом и империализмом.
Это же утверждение верно и сегодня. Мы боремся с исламским фашизмом
и империализмом (но, конечно же, не со всем мусульманским миром).
Между этими двумя на первый взгляд разными понятиями прослеживается
четкая историческая параллель. Целью фашистского режима в Японии являлось
порабощение большей части земного шара, в особенности Азии. Ради этого
он шел на все, презрев любые моральные нормы и ограничения. Фашистские
элементы в исламе хотят покорить весь мир путем насилия, также не обращая
внимания на моральные устои.
Есть здесь, конечно же, и различия: императорская Япония стремилась
поработить Азию, а империалистский ислам – весь мир. Императорская
Япония пришла к этому, движимая националистическими настроениями, а империалистический
ислам – развитием транснациональной религиозной идеологии.
Исламский террор – это тактика идеологии. Идеология эта может называться
как угодно - "радикальным исламом", "воинствующим исламом" или "исламизмом",
- но происходит она от исламского империализма.
Многие слушатели моей радиопрограммы, неплохо знакомые с историей религий
и изучавшие арабский мир и ислам, звонили ко мне в студию, чтобы задать
вопрос: считаю ли я, что в самом исламе заложено насилие и даже зло? После
11 сентября я отвечаю им, что не могу давать оценку той или иной религии;
я оцениваю людей, которые эту религию исповедуют. Почему? А потому что
нельзя оценивать религию в отрыве от ее приверженцев, которые очень часто
входят в противоречие с ней. Например, христианство принадлежит большинству
евангелистов или только Национальному совету церквей? Ведь их позиции
различаются практически по всем ключевым вопросам. Это же относится и к
правым и левым течениям в иудаизме.
Тем не менее, можно сказать, что ислам изначально был империалистической
религией. Здесь я использую определение империализма, данное профессором
Лондонского университета Эфраимом Каршем, последняя книга которого "Исламский
империализм" стала одним из важнейших трактатов об исламе.
Карш определяет империализм как "покорение иностранных земель и порабощение
их населения". Со времен пророка Мухаммеда мусульмане всегда стремились
именно к этому. Церковь тоже вынуждала разные народы принимать христианство,
и Европа пережила множество длительных религиозных войн. Но, как отмечает
Карш, христианство со времени своего зарождения признавало отделение религии
от политики – богу богово, а кесарю кесарево.
В исламе отсутствует подобное разделение. Именно поэтому национальные
государства создавались только в христианском, а не в мусульманском мире.
Например, мусульманские страны Ближнего Востока являются порождением западного
(светского) империализма или раннего ислама (например, Египет). Они чужды
большинству мусульман, проживающих в этом регионе (жителям Иордании, Ирака
или Сирии, например), которые считают себя частью "уммы" – мусульманского
сообщества.
Исламский империализм проистекает не столько из поведения мусульман,
сколько из мусульманской теологии. В качестве эпиграфа к своей книге Карш
цитирует высказывания четырех известных мусульман.
В своем прощальном слове пророк Мухаммед говорил: «Мне было приказано
бороться со всеми до тех пор, пока они не скажут: 'Нет бога кроме Аллаха'».
Саладин (великий деятель 12-го века, основатель династии айюбидов,
в которую входили Египет, Сирия, Йемен, Ирак и большая часть современной
Саудовской Аравии): «Я переплыву море, доберусь до их островов и буду преследовать
их до тех пор, пока не останется ни одного человека на земле, который не
признавал бы Аллаха».
Аятолла Рухолла Хомейни (лидер исламской революции в Иране): «Мы распространим
нашу революцию на весь мир... чтобы везде были слышны призывы 'Нет бога
кроме Аллаха, и Мухаммед – пророк его'».
Усама бин Ладен в ноябре 2001 года: «Мне было приказано бороться с
другими народами до тех пор, пока они не скажут: 'Нет бога кроме Аллаха,
и Мухаммед – пророк его'».
В том, что мусульмане хотят, чтобы весь мир исповедовал их религию,
нет ничего противоестественного. В конце концов, христиане ведь тоже стремились,
чтобы во всем мире признали Христа. Здесь важно дать ответ на один вопрос:
что вы готовы предпринять для того, чтобы обратить весь мир в вашу религию?
Практически любой христианин ответит: только личный пример и убеждение
(а евреи никогда не считали, что весь мир должен исповедовать иудаизм).
С другой стороны, даже по самым скромным оценкам, 10% мусульман разделяют
идеи бин Ладена. Это означает, что, по меньшей мере, 100 миллионов человек
готовы пойти на убийство (и, очевидно, на муки) во имя Аллаха. А если вспомнить
историю исламского империализма и мусульманскую теологию, на которой он
основан, то к этому числу можно добавить еще сотни миллионов. Отсюда и
практически единодушная поддержка режима геноцида в Судане всеми правительствами
мусульманских стран.
Нам остается только молиться, чтобы появилась сильная мусульманская
группировка, которая руководствовалась бы сурой из Корана: «Не может быть
принуждения в вопросах веры».
Но пока мы должны понять, что мы ведем не просто войну с террором,
а войну против идеологии, которая хочет обратить нас в ислам или умертвить.
Третьего не дано.
Опубликовано на Интернет-сайте Jewish World Review 9 мая 2006
г.
Перевод с английского Хинанит Хинани, МАОФ.