...Катастрофой, вернее, катастрофами историческая память не ограничивается. Все-таки мы жили там много столетий, в этой самой Европе, пока нас не выжгли оттуда - дымом в польское небо. Этот старый континент выстроен еще и нами. Он наш, разве не так? Опубликовано на http://www.livejournal.com/users/kyshara

Воздух в моем Шомроне удивительно вкусный, густой, насыщенный запахами сухой травы, оливковых деревьев, земли и солнечной пыли. Лучше него - только горьковатый от хвойного привкуса воздух Иерусалима. Но кто может переплюнуть Иерусалим? В турнирах с его участием первое место не разыгрывается, так что я с радостью довольствуюсь вторым. Мы приехали из аэропорта после полуночи, а сейчас утро, я сижу на террасе, дышу своей прекрасной страной и смотрю на противоположный холм, пятнистый от камней и овец. Это место, которое я люблю, где я живу, куда мне хочется возвращаться. Зачем тогда было уезжать?

В самом деле, вопрос. Почему иногда так тянет в северные края? Ну уж прямо... лукавить-то не надо, да? А мокрый лиственный лес, а папоротник, черничник, крепкий гриб с коричневым слизняком на шляпке? А дождь над озером? Разве не скучно без всего этого? Скучно, конечно, скучно.

Но не только из-за природы, в которой я родилась и выросла, тянет меня в Европу. Это стало понятно не сразу; в самом деле, трудно поверить странному чувству сопричастности, возникающему при первом же визите в абсолютно чужие страны: Францию, Германию, Нидерланды. С чего это вдруг? Все тут незнакомое, кроме климата: и люди, и язык, и дома, и реки. Неужели тогда только природа?

Видимо, нет. Наверное есть она, историческая память. Что мне, к примеру, в той синагоге, указатель на которую мы проехали по дороге в Трир? Я и в Израиле-то по синагогам не больно хожу. Отчего же так цепляют мой взгляд эти указатели на европейских дорогах? Отчего хочется плакать над развалинами микве в Кельне? Нынче все это приравнено в Германии к памятникам культуры. Исчезнувшей культуры. Теперь немцы не могут надышаться на то, что еще совсем недавно жгли. У немцев неизжитый комплекс. Жгли-то всей Европой, а обвиняют только их. Хуже всего, что об этом деликатном моменте вслух не расскажешь, что, естественно, плохо помогает психореабилитации.

"Разве только мы жгли? – немо вопрошает угнетенное немецкое самосознание. – И синагоги, и кое-что другое, в крематориях? Мы ведь были как все, разве что поорганизованней... ну так это свойство у нас такое, национальное. За что же вы нас в эксклюзивных плохишей записываете?"
Дым синагог Гуш-Катифа должен был, по идее, помочь беднягам. Теперь они уже не одни. Теперь жжет еще и кто-то другой, причем никто его за это не ругает. Может, теперь и их ругать перестанут?

Но Катастрофой, вернее, катастрофами историческая память не ограничивается. Все-таки мы жили там много столетий, в этой самой Европе, пока нас не выжгли оттуда - дымом в польское небо. Этот старый континент выстроен еще и нами. Он наш, разве не так? Какой, к черту, Рейн без гейневской Лорелеи? Прага без Кафки? Вена без Фрейда? Амстердам без Спинозы? Кордова без Рамбама? Берлин без Эйнштейна? Какой Монмартр без Модильяни и Витебск без Шагала?

Мы здесь повсюду, наши руки и головы, наши скрипки и перья, наши слезы и шутки... камни наших домов, наши разоренные кладбища, наши сожженные синагоги и разрушенные микве. Небеса Европы серы от нашего пепла. Как же тут не образоваться чувству сопричастности? Чай, не чужие.

(продолжение следует)