Однажды Аладдину захотелось женщину, причем не какую-нибудь, а американскую, как в голливудском кино. Его тезка из сказки по такому замысловатому поводу непременно обратился бы к джинну из лампы. Но у нашего современника, жителя деревни Ум Саламуна к югу от Бет-Лехема, нашелся более прозаический путь. Он направился прямиком к дому, где ночевали заморские добровольцы из интернационального движения солидарности с угнетенным арабским народом мифической страны Фалястын.

- Кто там? – спросили активисты и активистки в ответ на его стук. После дневной демонстрации в районе Билъин-Наалин они были сильно набегамши, не жрамши, устамши и встревожимши.
- Это я, серый волк, - чуть было не ответил Аладдин, но вовремя спохватился и поправился: - Это я, Омар. Пустите переночевать. Сезам, откройся.

За дверью зашушукались. С одной стороны, активисты и активистки хорошо знали Омара Аладдина, видного борца за свободу из той же деревни, отсидевшего срок в тюремном застенке сионистских оккупантов. Он нередко сопровождал активистов на «фалястынских» демонстрациях, помогал донести до места флаги с транспарантами и даже подавал удобные камешки для метания в израильских угнетателей. С другой стороны, уж больно пристально поглядывал при этом Аладдин на крупы заморских активисток, а иногда даже и активистов.

- Мы устамши, - попробовали отговориться активисты и активистки. - Шел бы ты домой, о храбрый и доблестный Омар! Но Омар не уступал. Ему очень хотелось американскую женщину.
- Я не могу домой, - жалостливо проговорил он. – За мной гонятся Шабак, а также Цахал, Интерпол, Сиайей, Кагебе и Гестапо! Меня вчера зверски избили на блокпосту. У меня все члены ноют… Последняя фраза, в отличие от остальных, соответствовала истине, хотя и весьма отчасти. Аладдина впустили. Выждав, когда все затихнут, он подкрался к намеченной цели, зажал ей рот и уволок в укромный уголок, где и приступил к осуществлению задуманного. Поначалу парализованная страхом, американская женщина опомнилась лишь в самый последний момент. Как отмечено выше, Омар был борцом за свободу, а бороться с борцами, особенно, с такими целеустремленными, не очень-то легко. Тем не менее, бедняжке удалось вырваться. В побитом и растерзанном виде, крича и причитая, она выскочила на улицу – прямиком в объятия случайного деревенского прохожего.

Трудно поверить, но тот не уподобился горячему Аладдину, и не поволок девушку в другой укромный уголок, хотя имел на то полное исламское право (ведь порядочная женщина одна на улицу не выйдет, да еще в таком непотребном виде). Вместо этого прохожий взял недоизнасилованную активистку под свою великодушную опеку. Можно лишь гадать о причине cтоль бескорыстного поведения: очевидно, помыслы и желания арабского крестьянина были всецело угнетены преступлениями сионистской оккупации, так что на грех сил не оставалось вообще. Но существует и другая версия: будучи по вероисповеданию мусульманкой, американка кричала «Помогите, насилуют!» по-арабски, а потому могла претендовать на некоторую степень доверия. Ведь если бы она кричала то же самое на любом другом языке, то, согласно современной практике исламского судопроизводства, считалась бы совратительницей и заслуживала бы, как минимум, тюрьмы, а то и побития камнями. Потому что все женщины неверных сами понимаете кто.

Стоп! Мы с вами ничего не пропустили? Погодите-погодите… Давайте-ка еще раз восстановим ход событий. Так… Ночь. Улица. Фонарей в деревне не было отроду, окромя лампы Аладдина. Аптеку тоже пока не открыли. Идем дальше. Аладдин и его ноющий член. Жертва Аладдина. Укромный уголок. Борьба правозащитницы с правозащитником. Снова улица. Истошный крик. Великодушный прохожий… Нет, чего-то не хватает… Но чего?

Ах, да! Вот! Что все это время делают прочие активисты и активистки? Почему они лежат тише воды ниже травы, в то время как похотливый Аладдин волочит в уголок свою парализованную ужасом жертву? Отчего они притворяются спящими, когда мерзавец рвет на их подруге одежду и лупит ее по щекам? По какой причине они продолжают бездействовать, когда, пробежав к выходу едва ли не по их телам, рыдающая девушка выскакивает на улицу? Если подобное поведение интернациональных борцов за счастье арабского народа кажется вам нелогичным и даже где-то в чем-то преступным, то вы глубоко ошибаетесь. Объяснение есть, и оно, несомненно, удовлетворит любого радетеля универсальных гуманистических ценностей.

Именно его – объяснение – слышит жертва изнасилования наутро, когда, еще всхлипывая и считая синяки, она обращается в полицию арабской автономии с жалобой на насильника. Власти сочувственно выслушивают ее сбивчивый рассказ, обещают примерно наказать Аладдина (забегая вперед, скажу, что его действительно задержали, но тут же отпустили в обмен на извинения), однако заявление просят забрать. Как забрать?! А так – забрать и забыть. Сами подумайте, госпожа борцунья за справедливость: ну зачем нам эта огласка, марающая честное имя сражающегося Фалястына? Девушка не верит своим ушам; пошатываясь, она выходит из полиции и направляется туда, где ее, несомненно, поймут: к своим невероятно сонливым друзьям-активистам. Уж они-то не позволят затушевать столь ужасное преступление, уж они-то все поголовно живут и дышат идеалами феминизма!

Увы, друзья-правозащитники встречают ее суровыми взглядами.
- Борьба требует жертв, - говорят они. - Нельзя допустить, чтобы скандал просочился наружу.
- Да, но… - робко пытается возразить несчастная.
- Никаких но! – решительно обрывают ее активисты движения солидарности с угнетенным Фалястыном. – Что, по-твоему, важнее: наказание единичного насильника или борьба с оккупацией?
Она молчит. Молчат и друзья-солидарщики. В их солидарном молчании ясно слышится невысказанный упрек: вот ведь, заварила кашу! Нет, чтоб по-тихому раздвинуть ноги… Солнце уже высоко, пора выдвигаться на демонстрацию, а тут эдакая досадная помеха.

Но скандал таки просочился. Просочился не потому, что был чем-то экстраординарным, а по прямо противоположной причине: по причине обыденной, регулярной повторяемости случаев сексуального насилия и домогательств со стороны арабов по отношению к правозащитницам и активисткам всевозможных «движений за мир», которые год за годом слетаются в Израиль из инкубаторов прекраснодушного дебилизма. Случаев было много, и их заметали под ковер до тех пор, пока под ковром не вырос приличный холм, не заметить который было нельзя - ну, разве что, если очень старательно смотреть в сторону. Но, глядя в сторону, недолго и споткнуться.

Первым споткнулся Ави Иссахаров, корреспондент газеты «Гаарец» по арабским вопросам. Его заметка о подвиге Алладина была напечатана под рубрикой «Криминальная хроника», что само по себе показательно. Почему показательно? Потому что интересным в этой истории является вовсе не криминальный момент. Мерзавцы и насильники встречаются отнюдь не только у арабов, так что сам факт попытки изнасилования американской активистки вряд ли заслуживал внимания спецкора-арабиста. Чудовищным было иное: систематическое и преднамеренное замалчивание актов насилия. И кем – самыми отъявленными феминистками! Теми, кто требует тащить в суд коллегу по работе за неосторожно отпущенное замечание о покрое блузки! Теми, кто протестует против израильского «кибуша» (оккупации) по идеологическим, чисто феминистским соображениям: мол, «кибуш» территории напоминает им «кибуш» женщины, агрессию грубых шовинистических сил.

И вот – они же покрывают откровенных насильников! Возможно ли такое из ряда вон выходящее лицемерие? Ведь те же самые феминистки и поддерживающие их политики никогда не упускают случая прижучить не в меру прыткого ухажера «из чужих». Взять хоть бурную кампанию, которая похоронила карьеру влиятельного министра Хаима Рамона всего лишь за один сорванный силой (сам-то он был уверен, что по согласию) поцелуй. Рамоново домогательство обсуждали в течение нескольких недель на первых полосах газет; выпуски теленовостей открывались дискуссиями о том, просунул ли министр язык в девичий рот и если да, то насколько. Неправедно расцелованная секретарша поначалу не хотела подавать жалобу, но ее заставили; помню, одна политикесса не то из МЕРЕЦ, не то из Аводы заявила тогда, что те, кто покрывают насильника, уподобляются ему, а потому заслуживают не менее суровой кары.

Что ж, согласен. Но коли так, то сегодня нужно срочно отдать под суд Захаву Гальон, Шели Ехимович, а также более-менее всех функционеров из «Шалом ахшав», «Гуш Шалом», «Бецелем» и прочих левацко-анархистских контор, причем не только израильских. Их место – в камере, рядом с Кацавом. Покрывая многочисленных арабских насильников и шовинистов, они наработали, как минимум, на несколько лет тюрьмы. Что и говорить, материал Иссахарова вполне тянул на мировую сенсацию. Тянул, тянул, да не дотянул. Как израильские, так и мировые СМИ ни словом не обмолвились о статье, предусмотрительно заткнутой на тридевятую полосу, в захолустье криминальной рубрики.

Спустя два года уязвленный невниманием Ави Иссахаров вернулся к той же теме. Да и холм под ковром успел за это время превратиться в гору, которую не обойти, не объехать и невозможно оставить незамеченной. И снова не в меру честный журналист ошибся в своих расчетах! Нет такой джомолунгмы, которую не могли бы не заметить большевики! Впрочем, одно изменение все-таки произошло: некоторые форумы (в основном, левые, для своих) крайне неохотно, но приступили к обсуждению этого, мягко говоря, наболевшего вопроса. Что главнее – борьба с «кибушем» Иудеи и Самарии сионистскими оккупантами или борьба с «кибушем» левых правозащитниц грубыми арабскими шовинистами, которые продолжали регулярно прихватывать импортных активисток солидарности то за грудь, то за филей.

В своей статье Иссахаров приводит несколько таких примеров.
Вот что рассказывает своим подругам, некая С. из протестно-подзаборной группы «Анархисты против забора»:
«На сегодняшней демонстрации в деревне А-Дик я почувствовала на себе взгляды молодых арабов. Эти взгляды сопровождались двусмысленными жестами. И то и другое производило неприятное, угрожающее впечатление. Они разговаривали между собой, не обращаясь ко мне, но я разобрала регулярно повторяющееся слово «шармута» (шлюха), сопровождаемое кивками в мою сторону. Я сказала об этом своим товарищам А. и Х., после чего Х. старался держаться рядом со мной. Но и его присутствие не избавило меня от нескольких явно не случайных прикосновений. Они продолжали называть меня шармутой. Все это было крайне неприятно».

«Как-то раз мы собрались в Иерусалиме – женщины, принимавшие участие в борьбе против оккупации, - пишет другая активистка. – И выяснилось, что во время демонстраций почти каждая из нас подверглась сексуальному нападению в той или иной форме…»

Но самым большим потрясением для активисток-феминисток становятся проявления шовинизма и сексуального насилия со стороны израильтян, товарищей по борьбе за светлое арабское будущее всего человечества. К примеру, левая организация «Солидарность с Шейх-Джарахом» открыла кампанию против еврейского поселения Мигрон, поместив на свою страницу в Фейсбуке изображение баночки с вазелином в сопровождении надписи «Заткнитесь, нагнитесь и сглатывайте – вы ведь знаете, что вам это нравится».
На иврите имя собственное «Мигрон» можно прочитать как «ми гарон» (что значит: «из глотки»), и левые мастера пиара не нашли ничего лучше, как обыграть этот момент намеками на оральное/анальное изнасилование.

«Трудно сказать, что я удивилась, увидев этот плакат, - написала по этому поводу еще одна израильская борцунья, также подвергшаяся сексуальному нападению со стороны израильского активиста-правозащитника. – Откровенно говоря, левые вовсе не такие уж приверженцы идеи равенства полов, как им хотелось бы думать».

Конечно, безымянная кларацеткин ошибается, причем в корне. Именно по части приверженности идее трудно отыскать кого-либо усердней левых функционеров, идеологов, политиков, журналистов. Понятно, что не одни лишь леваки совершают преступления и подлости, но лишь они прикрывают свою подлость именем справедливости, добра и всеобщего счастья. Видимо, поэтому левая подлость особенно подла. Видимо, поэтому объединенная левая шобла прилагает столько усилий, чтобы любой ценой скрыть от человеческого взгляда свою истинную отвратительную физиономию.

Kolhauma.org.il