Сразу оговорюсь. Я не считаю позором для Израиля само по себе наказание президента или премьера этой страны её судом. Напротив, это хорошо, что ни президенты, ни премьеры не свободны от ответственности именно перед своим народом за совершаемые преступления. Вот, в Южной Корее двух президентов приговорили к смертной казни за казнокрадство, хотя потом и помиловали, но не оправдали. На грани осуждения был Никсон, под следствием состоит Миттеран и, насколько помню, Берлускони, импичмент был объявлен Конгрессом президенту Клинтону за враньё под присягой, и его лишь помиловал Сенат. Тюрьму на себе попробовал и японский премьер. Не забывает посещать следователей и суд бывший премьер-министр Израиля Э. Ольмерт. Во всех этих случаях местная Фемида изрядно потрепала нервы народным избранникам, и ещё немало сделает на этом правильном пути.

Будь моя воля, я ввёл бы наказание руководителей стран, да и их ближайших официальных помощников за фатальные ошибки, заведомые упущения, наносящие вред стране и народу, поставивших их на высокий пост. Я совсем не возражал бы против того, чтобы увидеть на скамье подсудимых бывших «архитекторов Осло», или тех, кто осуществил «Мюнхенский сговор» или подписал «пакт Риббентропа-Молотова». Сразу подчеркнуть, что говорю не о суде победителей, как в Нюрнберге в 1946, а о суде своего народа. Понимаю всю сложность подобной задачи и, как следствие, нереальность этой мечты. Но она для меня от этого не становится менее притягательной.

Я не возражал бы, и считал бы правильным, существуй наказание судьям за заведомо несправедливый приговор, и адвокатам за преднамеренное игнорирование части известных фактов во имя оправдания подзащитного, следователям и обвинителям, намеренно игнорирующим некоторые факты, говорящие в пользу обвиняемого. Увы, этого нет, и организовать подобное крайне сложно.

Понимаю и принимаю, что, при прочих равных, высокопоставленного деятеля уместно судить более строго, поскольку кому многое дано, с того должно много и спрашивать. Такая позиция, однако, сама по себе, не бесспорна, поскольку во многих кодексах есть отдельная статья, предусматривающая специальное наказание за злоупотребление служебным положением, тем самым отделяющая тех, кому многое дано, от обычных подсудимых. Полагаю, что известное пристрастие судей извинительно в какой – то мере желанием избавить голову общества от гниения.

По мне, так суды над руководителями страны гораздо лучше говорят в пользу страны, чем формальная безгрешность (и неподсудность) какого-нибудь Ким Чен Ира, или других авторитарных правителей, осуждение которых происходит на основе неподтверждённых слухов и шёпотом, на кухнях трепещущих от страха граждан. Право судить руководителя – важный принцип демократии. Судить, но не устраивать судилища, карать за реальные преступления, а не по прихоти моды или по визгу общественных организаций, всегда жаждущих каких-либо расправ. Однако не мне, неспециалисту в области юриспруденции, уместно приводить чёткие формулировки и давать конкретные рекомендации судам. Но есть проблемы, которые затрагивают на самом деле очень многих, и лежат вне рамок очевидно преступного, а искусственно загоняются в эти рамки по прихоти моды, именуемой политкорректностью или прозаической заинтересованностью политических противников осуждаемого. Здесь в качестве конкретного примера я имею в виду дело президента М. Кацава об изнасиловании и сексуальных домогательствах.

Я лично не имел чести быть знакомым с президентам М. Кацавом. Говорю о «чести» без всякой иронии, поскольку видел его выполняющим на посту президента свои представительские, предусмотренные законом обязанности вполне достойно. Он немало ездил по миру, представляя Израиль, отказался помиловать бандита Баргути[1]. Печально, что он не выступил против одностороннего размежевания, осуществлённого премьер-министром А. Шароном в 2005, однако это не выделяло его из числа многих, уступивших авторитету Шарона. Отмечу, что и по традиции вопросы политики не относятся к кругу обязанностей президента Израиля.

Не скрою, Кацав был мне симпатичен и тем, что, выходец из простой семьи иранских евреев, он сумел быстро и многого достичь. Было приятно, что, первый кандидат правых, он в 2000 выиграл борьбу за пост президента страны у Ш. Переса. Перес, хоть и имеет много заслуг перед Израилем, повинен, с моей точки зрения, в политическом воскрешении террориста Арафата и его банд, что создало Израилю огромные военно-политические трудности, не преодолённые до сих пор.

Поражение Переса, представителя левых сил, приведшее впервые за полвека на пост президента человека с правыми политическими взглядами, было сокрушительным и едва ли забыто им и его сторонниками до сегодняшнего дня. Не удивлюсь, если окажется, что вынужденная отставка Кацава 29 июня 2007 с почти мгновенным избранием на этот пост Ш. Переса (!) есть след выборов 2000, как и весь ход судебного процесса над ним связаны, пусть лишь и косвенно, с выборами президента в 2000. Она связана, допускаю, и с предстоящими выборами президента в 2007. Конечно, согласно закону, президент Израиля может быть в этой должности лишь один срок. Но ведь один и тот же Кнессет принимает законы и избирает президента. Так что, кто его знает, куда он мог двинуть, этот безнадзорный Кнессет в обстановке постоянной пальбы из Газы по Югу Израиля в 2007 г. Сказанное не есть обвинение, но рассматриваемая профессиональным теоретиком гипотеза, не противоречащая известным ему фактам и общим законам природы. Эта гипотеза тем более уместна, что непосредственный предшественник Кацава, Э. Вейцман, представлявший левые силы, в июле 2000 ушёл в отставку, по обвинению в коррупции, которое вынужден был признать основательным.

Даже и без переизбрания на президентский пост, Кацав, не будь он опорочен судом, оставался бы сильным и влиятельным политиком право-центристского направления. Да и позиции правых на выборах президента были бы много сильнее.

Напомню, как внешне началось и развивалось дело. В 2006 Кацав обратился к юридическому советнику правительства с просьбой оградить его от шантажа бывшей сотрудницы, требующей примерно 100000 долларов за молчание о домогательствах Кацава к ней, имевших место, не помню точно, годах этак 1988-1990. Сотрудница заявила, и это подтвердил, якобы, детектор лжи, что была вынуждена вступать в половой контакт с президентом после того, как тот намекнул ей, что если она откажется, то будет уволена[2]! Меня несколько удивила цена молчания, его длительность и прямо провозглашенная связь хорошей работы с «девичьей честью». Я наивно и по-стариковски полагал, что честь выше денег, тем более, что в Израиле определённо не одно министерство и не одна контора, где может молодая женщина найти себе работу.

Однако страсти нарастали, и вскоре «половой контакт» превратился в «изнасилование». Опять я никак не мог понять, почему подвергшаяся насилию не сопротивлялась, не звала на помощь. Конечно, возможно, что двери в министерстве звуконепроницаемые, так что – кричи – не кричи… Но ведь можно уйти с работы, даже если стыдно посторонним признаться в том, что стала жертвой насилия. А тут, опять неожиданно, сообщили, что был, оказывается, не один, а два случая изнасилования сотрудницы, с перерывом в несколько месяцев. А за ним следует её письмо, написанное якобы, по просьбе насильника, полное слов любви и обещаний верности[3]. После этого пошли годы молчания и лишь затем сформулирована жалоба, в которой честь и деньги оказались тесно связаны друг с другом. Признаюсь, мне этого не понять, - почему суд признал подобную, явно противоречивую, чепуху заслуживающей доверия. Почему против Кацава, с точки зрения судей, говорило то, что он путался в деталях. Я, например, напрочь не помню, что делал, например, 12 августа 1989 г. Поразительно, однако, что такое отношение суда нашло понимание у некоторых моих либерально настроенных коллег. «Вы знаете, что такое потерять работу?», - кричали они мне с тем же энтузиазмом, с которым обычно обосновывают необходимость вывода израильских войск из Южного Ливана или Газы. Признаюсь, крик меня не убедил.

Что касается путаницы в деталях, не могу не вспомнить про то, как, благодаря мастерству адвоката Йорама Шефтеля путались в своих показаниях свидетели обвинения Демьянюка. И защита добилась своего – убийцу оправдали, дав ему вместо виселицы ещё тридцать лет жизни. Теперь выяснилось, что сбитые были правы, но Демьянюк жив. То есть путаница в показаниях обвинявших убийцу десятков тысяч людей трактовалась в его пользу, а несуразицы в показаниях обвинительницы Кацава убедили судей в её искренности и обеспечили ему 16 лет тюрьмы. Не странно ли?

Прошу меня правильно понять – дело суда решать, виновен человек или нет. Я не адвокат, прокурор или эксперт – криминалист. Хочу верить, что судьи следовали точно букве закона. Но не могу взять в толк, как происшедшие двадцать лет назад эпизоды, без малейших объективных свидетельств, при некоем, по крайней мере, внешне безобидном сосуществовании «жертвы» и «насильника», могут вообще стать предметом судебного разбирательства. Думаю, что тут не обходится без сознательного, происходящего под давлением феминистских организаций и сочувствующим им левых либералов, расширительного толкования терминов «сексуальное домогательство» и «изнасилование».

Не могу понять, как можно считать «изнасилованием» происшествие, которое повторяется через месяцы, не встречая сопротивления, его участники – «жертва» и  «насильник», говорят по телефону и пишут друг другу письма. Что-то порочное есть в определении понятия изнасилования, если одинаковым оказывается то, что хулиган сделал со случайно оказавшейся в его руках жертвой под угрозой убийства и то, что якобы произошло из-за возможности потери респектабельной работы.

Примечательно, что и прокуратура, расследовавшее дело понимала шаткость обвинений в изнасиловании, предлагала Кацаву «полюбовную», простите за неуместный каламбур, сделку, в которой он признался бы в «домогательствах», по которым срок уголовного преследования явно вышел. Но если человек невиновен, зачем ему признаваться даже частично, и брать позор на себя? Кацав сделку отклонил, и, пройдя через суд, кстати, закрытый, с зашифрованными именами пострадавших, был осуждён на 16 лет тюрьмы.

Проблема расширительного толкования понятий «сексуальное домогательство» и «изнасилование» вовсе не локальная израильская проблема. Помню, как в бытность иностранным членом Аргоновской национальной лаборатории в США, как и все сотрудники, получил текст приказа директора лаборатории, указывающий, как надо вести себя с женщиной – сотрудницей или подчинённый. Написанный как фельетон, он регламентировал каждое движение мужчины и унижал, по сути, и женщин и мужчин, сея страх в одних и науськивая других. Поразительно, но мои американские коллеги восприняли этот, по сути, оскорбительный приказ нормально. Привыкли, видать.

Обстановку такие «фельетоны» накаляют, активно пытаясь заменить чувства, там, где они есть, показным лицемерием. Приведу пример. Сотрудничавший со мной в Атланте профессор после собеседования отказал представительнице «слабого» пола в приёме на работу. Она ответила жалобой на него, обвинив в попытке изнасилования. Напрасно говорил он, что с такой не пошёл бы на связь даже за большие деньги. Время и безупречная репутация моего коллеги, нежелание университета иметь скандал, а также тот факт, что оба участники разборки принадлежали к «меньшинствам», т. е. были чёрными, позволили погасить пожар. Но с тех пор мой коллега принимает всех, и мужчин и женщин, только при настежь открытых дверях, памятуя, что донос может написать и мужчина. Псевдомораль победила.

Другой мой друг, блестящий математик и механик из Лаборатории Реактивного движения (США), комментируя начальственное разъяснение, как можно и нельзя себя вести с женщинами, сказал мне, иронизируя: «Оказывается, ущипнуть проходящую секретаршу за попку – нельзя!».

Расширительное толкование «сексуальное домогательство» и «изнасилование» весьма опасно для общества. Присоединись к нему аналогичное отношение к «порнографии», и под угрозой окажется пласт культуры – сколько танцев можно отнести к домогательству, а картин величайших художников – к порнографии.

Скажется это и на искренности отношений людей друг к другу на работе и в университете, где столь нередко завязываются близкие отношения. Ведь теперь невольно мужчина будет думать о возможности стать жертвой шантажа, даже когда на самом деле для этого не будет ни малейших оснований. Подобное расширительное толкование вредно порядочным людям, пачкая их взаимоотношения грязными подозрениями. Оно вредно и порядочным девочкам и девушкам, ставшим жертвами бандитов и хулиганов – насильников, поскольку их беда неизбежно в общественном сознании, да и судей – части общества, растворится во множестве расчётливо организованных и ловко спланированных доходных бед.

Было бы неправильно, в рамках обсуждаемого предмета не упомянуть общеизвестное – интимно – производственные отношения, как механизм служебного продвижения. Об этом можно прочитать в книгах, в биографиях знаменитых актрис и музыкантов, женщин-учёных, а можно просто вспомнить имевшее место в знакомой среде. И дело не только в похотливости мужчин – начальников, но и в расчётливой небрезгливости определённой категории дам, готовых на некоторые, скажу так, неудобства во имя карьеры. Сложившуюся практику и естество не изменить судебными постановлениями. А вот помешать нормальной жизни, посеять опасения всеобщего доходного доносительства – можно.

Закончу тем, что случайно прочитал вчера на сайте Ashkeloninfo.com[4] как редакционный комментарий: «Экс президент Кацав - Позор для всех евреев Израиля! (Как опасно макаку выбирать президентом!) …Хочется напомнить, что этот сексуальный маньяк относится, как раз к той самой восточной общине, из которой чаще всего сыпятся оскорбления в адрес русскоязычных репатриантов. Именно таким, как этот грязный индивидуум, принадлежат многотысячные высказывания о том, что «русские» все проститутки и пьяницы. Именно таким, как этот негодяй, свойственно поведение вседозволенности в быту, при приёме на работу и в её процессе. Именно такие, как Кацав истекают слюной при виде «русской» женщины, и идут на всё, лишь бы добиться близости и, затем хвастливо показывать её своей тусовке, мол Какой я гевер?!! (мужик)».

Видно, не исчезли бесследно потомки тех, кто на собраниях клеймил всех, кого прикажет начальство – космополитов, вейсманистов, изменников Сахарова и Пастернака, тунеядца Бродского. Что делать, плебс он и есть плебс. Думать ему не надо, и не дано.

Иерусалим