«Говорят, у нас в институте завёлся тигр. Именно он съел двух старших сотрудников. И никто ничего не делает». «Ничего. Съест уборщицу – сразу отловят».
Старая байка

Когда-то и где-то читал, что основная задача руководства крупного научного коллектива на Западе - в первую очередь организовать работу вспомогательного персонала так, чтобы учёный не мог отвлечься от своей основной задачи даже при его желании. Именно поэтому там директор научного института – лицо часто сменяемое, задача которого обеспечить мягкое и безотказное управление на основе установленных научными финансистами, в первую очередь – государством – законов и общих принципов. Разумеется, далеко не всегда и не везде это удаётся, так чтоб бюрократ-столоначальник был в обиде и обустроился хуже учёного. Конечно тот, через кого идут деньги и документы, не будет притеснён и себя не обидит, к примеру – ни выбором комнаты, ни условиями в ней. Однако и полное принесение в жертву интересов научного работника в угоду удобства бюрократии – институтской или университетской – явление в развитых странах крайне редкое.

Кардинально иначе обстоит дело в России, где бюрократия совершенно не считается со временем, чувством достоинства и регалиями научных работников. Давно и напрочь забыто, что не будь этих людей – бюрократия научно-образовательного комплекса просто осталась бы без работы. Сейчас же она процветает, постоянно растёт численно и территориально, занимая всё большие и лучшие помещения, претендуя и получая вполне сопоставимую с остепенённым научным сотрудником зарплату, а нередко и на много её превосходящую. При этом бюрократия выполняет в основном контрольно-ограничительную работу, проводя идущие сверху распоряжения, иногда просто абсурдные, абсолютно ничем не способствуя реализации тех целей, во имя которых созданы университеты и исследовательские центры.

Мне удобно проиллюстрировать сказанное конкретным примером «одного дня Мирона Янкелевича», представив ту, почти полностью ненужную беготню, которой я занимался при оформлении командировки за границу (в близкое зарубежье), творческого отпуска на длительный промежуток времени и ремонта своей и ближайшего сотрудника, тоже доктора наук, комнаты.

Чтобы поехать на конференцию, например, в Украину, помимо приглашения, необходимы деньги с какого-либо гранта и финансовая помощь приглашающей стороны. Средств на командировки, абсолютно необходимые для сохранения связей с бывшими странами СССР, для обмена опытом с западными и японскими коллегами не имеют ни главные научные сотрудники, ни заведующие лабораториями, ни члены РАН. А ведь эти поездки абсолютно необходимы с тем, чтобы не допустить окончательного разрыва плодотворных связей, да и каналов влияния, столь успешно разрушаемых политиками.

Итак, чтобы «добыть» деньги, надо обратиться в Российский фонд фундаментальных исследований (РФФИ), заполнить весьма длинные вопросники и про себя, и про конференцию. Это делается через интернет. А вот на необходимой бумажной версии для РФФИ нужна резолюция главбуха – т.е. первая существенная пробежка по коридору власти, а затем – в канцелярию нам дорога, за печатью – больше некуда. И лишь затем просьба о деньгах идёт в Москву.

В случае положительного ответа, уже после покупки билета, узнаёшь, что – ура! - деньги дали только на дорогу. Остальные пусть платит хозяин конференции, на свою голову тебя пригласивший. Не случайно поётся – «пусть проигравший платит, кляня свою судьбу!» А энергетическая супердержава не может оплатить поездки своих учёных - средств не имеет. «Стабилизационный фонд» у государства есть, но стабилизация страны в целом и командировки каких-то научных работников – вещи сугубо разные, не правда ли? Россия вам не Китай какой-нибудь, научные работники которого не клянчат денег на проживание и организационный взнос у организаторов конференций. А в России получение денег на дорогу обеспечивает ещё и много пробежек задолго до конференции. Да и как иначе? Не может же далёкая дорога начинаться без первых-то шагов, а?

А их ещё много этих первых шагов. Помимо получения денег, надо написать обоснование целесообразности поездки с ответом на десяток по существу ерундовых вопросов, типа что ты там сделаешь, кто «они» -хозяева и откуда и т.п. Затем подписать это обоснование у своего непосредственного начальника (разумеется, он больше тебя знает, надо или не надо ехать!), потом взять подписи в отделе кадров и у руководителя отделения, чтоб цвела, как бесплодное древо, вертикаль власти. Разумеется, обоснование с копией приглашения и описанием финансовых условий поездки следует занести в иностранный отдел, предварительно подписав у двух разных заместителей директора института. К каждому – свой поход и заход, а ещё отдельную бумагу - у экономиста отделения, чтобы получить аванс. Без этого аванса потом денег из твоего же гранта выплачивать нельзя - департамент бюджетной политики и методологии (!) министерства финансов не велит. А аванс мне выдали на сто (100!) рублей – больше не было, что равно трём долларам. А цена билета в Киев и обратно в сто раз больше – 10600 р.! Этот аванс дают после подписи бухгалтерии (с 14 до 16.30, очередь непременна), подписи заместителя директора по экономическим вопросам – сегодня в одной папке оставить, завтра – послезавтра в другой взять, т.е. пройтись два раза.

Отмечу, что все резолюции имеют лишь контрольный, но не финансирующий смысл – они следят, чтоб бумаги были в порядке, но денег не дают. Новый круг беготни начинается после возвращения из командировки. Нужно написать отчёт и получить визу непосредственного начальника на нём (кто лучше его знает, справился ли ты с возложенным?!), получить визу экономиста, простоять полуторачасовую очередь в бухгалтерии для проверки финансового отчёта. Здесь выясняется, что общепринятый сейчас электронный билет требует какого-то труднополучаемого от компании подтверждения расхода. «Такую бумажку из компьютера каждый может сочинить»,- вежливо и тонко говорит – намекает дама, принимающая отчёт.

Распоряжение о необходимости доказательства покупки разослал по учреждениям упомянутый уже выше департамент, который, как сам и пишет, «в рамках своей компетенции рассмотрел» этот сложный вопрос. Его вердикт: «Должен быть выдан документ, подтверждающий проведённую оплату перевозок, оформленный на бланке строгой отчётности». Но ведь цель авиакомпаний была именно от этих документов избавиться! Поэтому получение такой бумаги – непростая задача – надо поехать в компанию, ежели на свою беду купил билет по интернету, написать им письмо и недели через две получить ответ. Это явно уже вне «одного дня»…

Затем опять пробежка к заместителю директора по экономическим вопросам. Два дня ни «вещичек нет её (обещанных папок «на подпись» и «подписанные» не нахожу), ни записочки». Этак четвёртый визит на третий день успешен – можно сбегать в канцелярию и отправить отчёт в Москву, в РФФИ. Мелочь, но конверт нужен свой, а я его, как на грех, забыл. Тут выясняется, что его, драгоценного отчёта, один экземпляр канцелярия забирает себе. Хорошо, что я, как считал, по ошибке, всюду совал два! Предусмотрительным я оказался, как тот, другой, «один день» которого столь широко известен. Запасливость хороша, и на мгновение согрела душу. Тут же охлаждение: деньги за билет нельзя перенести прямо на карту, добавив к очередной зарплате. Нельзя, да и только – чиновнику неудобно. Так что – вперёд, в кассу, с её своей очередью, длиной в моём случае как минимум в час...

Оформление творческого отпуска для поездки за границу на сравнительно длительный период потребовало беготни ничуть не меньшей. Напротив, там к традиционным подписям и пробежкам добавилась необходимость получить санкцию научной библиотеки (кто особенно и гостит-то в ней в век интернета?), да и художественной, а также материального отдела бухгалтерии.

Ну, а как у «них»? Ряд лет я в основном живу и работаю в Иерусалимском университете. Оформление командировки там требует, при наличии денег на неё (а если нет – то нет и командировки), одного захода к секретарю и через пару дней на пять минут в расчётный отдел. Деньги получаешь либо на банковский счёт, либо прямо в аэропорту, при вылете. Отчёт о расходах – краткая бумажка, передаваемая тому же секретарю. Отчёта о поездке - нет. О планах работы и отчётах там приходится писать лишь в связи с исследованиям по грантам. Полный профессор оформлением этой муры в связи с лично своей деятельностью просто не занимается.

Кстати, не могу не рассказать и о том, как недавно решил отремонтировать свою рабочую комнату в ФТИ, которую уже давненько не приводили в порядок. Мне опять-таки, пришлось побегать, собирать подписи, использовать (определённо, в нарушение существующих правил) деньги с грантов. Примечательно, что евроремонты помещений служб им ничего не стоят, да они и не имеют грантов, но на них – хватает государственных средств, а на нас – нет. Помню, как проверяли покопеечно использование нами средств с некоего американского гранта: чтоб только на дело, но не на чайник или стул. А когда зашёл к чиновнице, ведающей этими грантами, то обнаружил, что весь кабинет у неё заставленным мебелью и хозяйственным оборудованием, купленным на отчисления от наших грантов!

Да что я, со своей беготнёй и комнатой, всего какой-то главный научный сотрудник, создатель научной школы в 25 кандидатов и 12 докторов наук, автор 11 книг и 450 работ. Тут академик РАН, физик мирового значения, недавно получивший высшую награду России – Государственную премию, человек, которого президент России поздравляет в связи с юбилеем, ютится вместе с целым выводком талантливейшей молодёжи, привлечённой в науку блеском его таланта, на антресолях института, как ничейная бабушка у Ильфа и Петрова. Это притом, что бухгалтерия, плановый отдел и т.п. занимают прекрасные комнаты. А член-корреспондент РАН, лауреат Ленинской и Государственной премий имеет кабинетик раза в два меньший, чем у начальника отдела труда и зарплаты. Обстановка обеих этих комнат просто несравнима.

Увы, явление это не новое. Помню, как лет тридцать назад гостил у меня председатель совета ректоров и президентов университетов ФРГ проф. Путлитц. Выступая на семинаре, он в паузе присел на стул раньше, чем мы успели его остановить, и тут же упал на пол: стулья наши были все полусломаны и сидение на них требовало искусства, а лучших мы не сподобились. Когда находясь у замдиректора по хозяйственной части, я обратил его внимание на кричащую разницу в обстановке наших кабинетов, он ответил: «Но ко мне же постоянно заходят люди!». А мы кто?!

Описанная картина характерна, и типична для множества, за редчайшим исключением, научных учреждений России, где мне приходилось бывать.

Всё это можно считать мелочами, о которых уважающий себя человек не только говорить, но и думать не должен. Ведь работали же люди вроде Рамзина, Туполева, Королёва в шарашках, а затем и в закрытых зонах. Однако то было другое время, и у этих людей просто не было выхода. Сейчас же он, выход, да и выезд, наряду с ним, – есть. А потому нечего удивляться обилию российских фамилий с нероссийским местом работы. И это не проявление транснационального характера науки. Это строго направленный процесс усиления наук тех стран, где работать удобно и приятно за счёт того места, где наука в важнейшей сейчас иерархии получения оказалась ниже её обслуги.

Мирон Я. Амусья,
профессор физики
Санкт –Петербург - Иерусалим