Предлагаем вашему вниманию статью опубликованую весной 2001. Очень рекомендуем перечитать ее сейчас.
Ред. СПЕЦНАЗ РОССИИ N 04 (55). 2001. Опубликованно на сайте www.alphagroup.ru
Опубликована на сайте МАОФ 2001-05-14
С избранием Ариеля Шарона премьер-министром
Израиля в ситуации на Ближнем Востоке казалось бы наступила ясность: война.
Сколько бы не трудились пиарщики из "Ликуда" обыгрывая в предвыборной компании
созвучие "Шарон" - "шалом" (мир), никто этому не верил. Чего еще помимо
войны могла сулить фигура Шарона, который потому-то так долго и не мог
стать премьером, что всем казалось - на следующий день после принесения
присяги он устроит кровавую бойню по всем границам Израиля и высыплет на
какой-нибудь Багдад десяток атомных бомб. Шарона боялись, ненавидели, но,
казалось, подсознательно рассчитывали на него, как бы "приберегая" на крайний
случай, как приберегают козырного туза в игре по-крупному.
"Крайний случай" наступил осенью прошлого года,
когда Израиль, казалось, неминуемо катился в пропасть, к самоуничтожению,
в то время как премьер Барак, казалось бы, совсем забыл, что его
обязанность — сохранить Израиль, а не создать независимое палестинское
государство на израильских костях. Военные меры против палестинцев, предпринимавшиеся
Бараком, никто всерьез не принимал, полагая их ширмой для переговоров.
Не будь у израильтян этого ощущения стремительно тонущего корабля, так
бы и остался Шарон вечным лидером оппозиции, которого, как только его партия
подбирается к власти, тут же меняют на кого-то менее угловатого.
И вот Шарон у власти и... ничего не происходит. Настроение
израильтян поменялось. Они ощущают себя за каменной стеной и уверены, что
новый лидер предпринимает максимально жесткие меры. Но настроение – настроением,
а факты, между тем, говорят о том, что никакого нового содержания в политику
по отношению к палестинцам Шарон, по сравнению с Бараком, не принес. Та
же стрельба, те же жертвы с обеих сторон, те же вертолетные и ракетные
удары и... те же разговоры о
необходимости переговоров.
Конечно, в риторике Шарон жестче, но если, убрав
риторику, оставить только ее смысл, выяснится, что генерал Шарон от генерала
Барака ничем не отличается. Оба стреляют по палестинцам, оба говорят о
необходимости ведения переговоров, оба обещают, что Израиль никогда
не возвратится на переданные Арафату "оккупированные территории", оба требуют
от палестинцев гарантий, в отношении обоих Арафат выражает надежду на продолжение
переговоров. Спору нет — Шарон отказывается даже обсуждать вопрос об Иерусалиме
и собирается сохранить контроль Израиля над основанными некогда Шароном
же еврейскими поселениями. Но это уже вопрос тактики. Содержательно линия
обоих лидеров едина. Мало того, министром иностранных дел в новом правительстве
стал давно ушедший в политическое небытие Шимон Перес — архитектор мирных
соглашений с палестинцами и абсолютный антипод Шарона в политике. Сегодня
голубь и ястреб сидят на одной ветке и премило воркуют, осуществляя согласованную
политику.
Зачем же было огород городить? Только ради "психологического
комфорта"? Как ни парадоксально, да. У наблюдателей, отслеживающих политическую
ситуацию на Ближнем Востоке, все чаще появляется ощущение, что главная
цель пришествия Ариэля Шарона во власть — осуществить то, что не удалось
Эхуду Бараку. Мало того — Шарон, похоже, единственный политик, способный
осуществить демонтаж маленькой израильской империи, сложившейся каких-нибудь
тридцать-сорок лет назад, но уже принесшей "мировому сообществу" во главе
с Америкой столько хлопот.
С падением СССР и прекращением "большой игры" США
начали стремительно терять интерес к ближневосточному конфликту, стараясь
придумать способ его погасить. Но погасить конфликт можно было только за
счет Израиля, который в силовом смысле всегда был в нем победителем, надежно
контролируя спорные территории. Подписанные в 1993 г. Ясиром Арафатом и
покойным Ицхаком Рабином соглашения, породившие "Палестинскую автономию",
знаменовали начало демонтажа "Большого Израиля" в границах после "шестидневной
войны" 1967 г. Начавши процесс, остановить его невозможно. Теперь надо
либо отыграть все назад, ликвидировав "палестинские территории" вовсе,
либо продолжать создавать независимое палестинское государство вплоть до
победного конца (каков будет этот конец вряд ли сможет предсказать хоть
кто-либо).
Эхуд Барак, ставший израильским премьером
именно для того, чтобы "сдать" все, что сдать полагалось, оказался не слишком
умелым политиком. Он был чересчур прямолинеен. Поступила команда: "сдать",
он и старался, не обращая внимания ни на внутриполитические издержки, ни
на поведение палестинцев. А палестинцы, сориентировавшись, решили помимо
главной цели — независимости, добиться и побочной — унижения Израиля. Те
уступки, которые Барак сделал бы им и сам, они старались обставить как
вынужденные. Несмотря на то, что израильтяне психологически все сильнее
и сильнее опускались (у многих уже сформировался пресловутый "синдром жертвы",
с "пониманием" и "привязанностью" к террористам), конечного эффекта палестинской
наглости предсказать не мог никто. В Израиле вполне мог произойти неуправляемый
взрыв негодования, и за палестинцев бы взялись всерьез. Оставалось одно
— сделать намечавшийся взрыв управляемым, что и было блестяще проделано
Ариэлем Шароном.
То, что использует Шарон,
и то, для чего используется Шарон, можно было бы назвать "эффектом де Голля",
— поскольку знаменитый генерал-президент на рубеже 1950-60 годов в похожих
условиях осуществил похожую процедуру "роспуска" Французской колониальной
империи. Даже внешне биографии Де Голля и Шарона похожи. Один командовал
танковым полком и был (вместе с немцем Гейнцем Гудерианом) создателем
теории танковой войны и концепции профессиональной армии, другой командовал
бронетанковыми соединениями в ведшихся Израилем войнах и стоял у истоков
создания израильского спецназа. Один "спас честь Франции", возглавив после
капитуляции правительства Французское Сопротивление и добившись для разгромленной
Франции места в числе победителей во Второй мировой войне. Другой дважды
"спасал Израиль", в тяжелейших ситуациях идя против мнения начальства и
выигрывая уже считающиеся проигранными сражения. Один после войны создал
мощнейшую партию "Объединение Французского Народа", которая собирала большинство
голосов, но так никогда и не стала правящей, другой создал правый блок
"Ликуд", положивший конец многим десятилетиям правления израильских социалистов,
но в своем собственном блоке никак не мог стать лидером и занять премьерское
кресло. Один был в 1958 г., в условиях острейшего кризиса французской государственности
назначен премьером, вроде бы легально, но в обстоятельствах, которые выглядели
почти как переворот. Другой в 2000, также в условиях серьезнейшего кризиса
Израиля, фактически сам спровоцировал обострение ситуации, приведшее к
падению Барака и "призванию" Шарона в качестве спасителя. В общем, биографии
двух политиков удивительно сходны, почти зеркальны, насколько это возможно
для биографий двух людей. И создается впечатление, что это "отзеркаливание"
Шароном де Голлевской биографии может продолжиться.
В момент прихода де Голля к власти Франция
оказалась перед лицом психологической и политической катастрофы, причиной
которой стала война в Алжире. Алжир Французы завоевали еще в середине XIX
века и уже к началу ХХ он практически никем не воспринимался как "завоеванная"
или "колонизированная" страна. Это была часть Франции, отделенная морем
и населенная некоторым количеством туземцев, но в основном освоенная белыми
людьми, превратившими страну во вполне "европейскую" территорию. Помыслить
себе отделение Алжира было для французов решительно невозможно.
И вдруг, после Второй Мировой Войны
в стране началось "национально освободительное движение". За этим эвфемизмом
скрываются тайные операции СССР и США по ликвидации "старых" колониальных
империй, основанных на прямом политическом господстве. Вместо экономического
(как у США) и идеологического (как у СССР). Французы долго вели войну во
Вьетнаме, пытаясь отстоять эту колонию от "освобождения" ее коммунистами
при советско-китайской помощи. Французы проиграли. Следующий удар был нанесен
уже не по далекой окраине Империи, а по ее сердцу — Алжиру, точно специально
для того, чтобы сделать ее распад для французов как можно более мучительным.
Появились освободители-террористы, по всей стране загремели взрывы, в провинции
началась гражданская война, поскольку ажирцы-французы совсем не считали,
что их родина за морем и не стремились к тому, чтобы их "освобождали".
Вполне себе левое либерально-социалистическое правительство Франции вело
войну с большим упорством, но стало заложником внутриполитической ситуации.
Влиятельные французские коммунисты,
понятно, поддерживали антиколониальную борьбу алжирского народа. Но к ним
присоединились и всевозможные "гуманисты", социалисты, правозащитники,
методично бившие в спину французской армии. С другой стороны — французы,
не хотевшие сдавать Алжир, в числе которых было немало прежних соратников
де Голля, объединились и составили мощное внутриполитическое течение, поддерживавшееся,
разумеется, и военными. Их лозунгом были слова: "Французский Алжир!", и
идея превращения колонии в заморский департамент, часть собственно Франции.
Разблокировать ситуацию казалось невозможным.
Ослабить левых и правозащитников было нелегко, но и капитулировать перед
повстанцами было невозможно, поскольку это означало бы перенести гражданскую
войну внутрь самой Франции. А "заказчик" ситуации ощутимо нервничал и раздражался,
все более резко критикуя Французское правительство за "неадекватное применение
силы". В этой ситуации и появился на сцене генерал де Голль, уже несколько
лет как отошедший от политики. Военный мятеж генералов – сторонников "французского
Алжира" дал прекрасный повод для того, чтобы национальный символ — де Голль
был назначен "спасать Францию".
Он быстро умиротворил мятежников, посетил
Алжир, провозгласил слова "французский Алжир!" с балкона перед многотысячной
восторженно приветствовавшей его толпой, интенсифицировал боевые действия,
провел конституционную реформу, сосредоточил в своих руках практически
всю власть в стране, после чего... объявил о роспуске Французской Империи
с преобразованием ее в содружество и о начале переговоров с алжирскими
повстанцами. Нация спокойно вздохнула, придя к выводу, что если это делает
сам де Голль, значит уже ничего изменить нельзя, а сторонники "французского
Алжира" поняли, что их предали, предали так, что нет почти никакой надежды
на реванш, поскольку выступить против национального героя, много и красноречиво
говорившего о "величии Франции" было почти невозможно. Новый мятеж был
быстро де Голлем подавлен, а подписанные им "Эвианские соглашения" означали
полную капитуляцию: Алжиру предоставлялась независимость, а несколько миллионов
французов должны были спешно паковать чемоданы.
На фоне всеобщего ликования о
наступившем долгожданном мире их трагедия была практически никем не замечена.
А соглашения были утверждены всенародными референдумом — капитуляция была
подписана не лично де Голлем, а французской нацией. Сторонники "французского
Алжира" создали тайную организацию — ОАС, сперва стараясь устранить де
Голля, на котором держался весь план капитуляции (никто другой из французов
не имел столько авторитета, чтобы осуществить сдачу), а затем, когда все
было потеряно, хотя бы отомстить. И тут де Голль продемонстрировал героизм,
восхищающий и по сей день его поклонников. Вокруг него гремели взрывы,
свистели пули, падали сраженные охранники, за ним была развернута настоящая
охота, а он держался с солидной невозмутимостью. Французы напряженно следили
за этим триллером, искренне восхищаясь президентом, за которым гоняется
кучка вооруженных негодяев. То, что "негодяи" хотят помешать герою отдать
кусок французской территории размером почти с саму Францию и выбросить
за борт несколько миллионов соотечественников, как-то все забыли.
И в итоге де Голль победил, выполнив
свой план и психологически компенсировав французам потерю Империи приобретением
ядерного оружия, выходом из НАТО и потеплением отношений с СССР: французская
нация гордилась новоприобретенным "величием" своей страны. А в 1968, после
левацких массовых беспорядков в Париже, архитектор "величия" вынужден был
уйти в отставку при совершенно равнодушной реакции французов. Ведь главное
дело, которое нужно было тем, кто только-только приступал к строительству
Нового Мирового Порядка, было героем сделано.
Не скрывается ли за неожиданным и казалось бы невозможным
приходом Ариэля Шарона к власти в Израиле стремление главного "заказчика"
израильской политики — США, использовать "эффект де Голля" для того, чтобы
демонтировать более ненужную Израильскую империю? Утверждать это определенно
пока что трудно, но признаки именно такого развития событий уже имеются.
Дело не только в том, что Шарон уверяет всех в своей преданности переговорному
процессу и в том, что уже полученные палестинской автономией права никто
отнимать не собирается. Дело в другом — он говорит о контурах и условиях
получения Палестиной независимости жестко и определенно, выставляя условия:
"от сих - до сих". Такие ультиматумы звучат, на самом деле, намного более
внушительно, чем широкие обещания Барака, которые именно из-за своей широты
были абстрактны и невыполнимы. Когда Барак выражал намерение отдать палестинцам
часть Иерусалима, то все понимали, что это перспектива почти нереальная.
Когда Шарон говорит, что если палестинцы объявят независимость, он аннексирует
еврейские поселения, формально присоединив их к Израилю, то палестинцы
могут быть уверены в том, что остальное им останется в любом случае, а
насчет прочего можно поторговаться (де Голль тоже сперва выражал твердое
намерение сохранить французский суверенитет над нефтеносными районами Алжира).
Во всяком случае, Арафат может быть уверен
в том, что то, что Шарон пообещает отдать, он действительно отдаст. Не
случайно, поэтому, что палестинцы фактически проголосовали на израильских
выборах за Шарона, отказавшись поддержать Барака. Значит, зачем-то Шарон
был им нужен и в его большей "перспективности" они были уверены.