Избыть содеянное зло: Томас Манн vs. Махатма Ганди
Информация о материале
Автор: Соня Тучинская
Рейтинг: 4 / 5
Так случилось, что тема, объявленная в заголовке, нашла воплощение
не стандартном формате эссе или статьи, а в частной переписке, часть которой
и предлагается сейчас вашему читательскому вниманию.
«А это вот что означало,
Все человечество кричало,
И в исступлении звало
Избыть содеянное зло».
«Парцифаль» Вольфрам фон Эшенбах
“.”Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб.
А Я говорю вам: не противься злому".
Матфея 5:38-39 "
Так значит, Марк, «побеждая злых, мы множим Зло».
Позвольте мне продолжить наш спор, остановившись именно на этом Вашем
постулате. Но давайте, в порядке исключения, изменим обычный формат нашей
переписки. Я даю Вам в союзники самого выдающегося практика непротивления
– Махатму Ганди. Себе же беру на подмогу величайшего европейского
гуманиста – Томаса Манна. Думаю, Вы не будете в обиде от такого расклада.
Парадокс состоит в том, что по отношению к тезе «побеждая злых, мы множим
Зло», оба этих великих Сына Человечества придерживаются диаметрально противоположных
позиций, при этом оба могут служить «примером для народов и цивилизаций».
Ну, примерно, как мы с Вами, Марк.
Итак, первым вступает апостол и символ Непротивления, Махатма Ганди.
Совет Ганди немецким евреям, Вариант 1:
“Немецким евреям следует совершить коллективное самоубийство и тем
самым «вызвать возмущение всего мира и немецкого народа бесчеловечностью
гитлеровского режима».
Луис Фишер, в книге «Ганди и Сталин», пишет, что когда, в 38-ом году
Ганди был задан вопрос: ««Как быть с евреями? Если вы против их уничтожения,
то как их спасти, не прибегая к военному вмешательству?» Ганди дал ответ,
который Вы только что прочли.
Ну что ж, ответ не мальчика, но мужа, не правда ли, Марк? Ответ
пленяет гениальной простотой, достойной лишь истинного мудреца: полмиллиона
трупов за прозревшее человечество, которое наконец осознает, что
«побеждая злых, мы множим Зло». От дальнейших комментариев воздержусь.
А как Вы думаете, Марк, изменил ли Ганди свои взгляды после войны,
т.е. уже зная о масштабах и методах сотворенного Зла? Разумеется, нет.
Евреи все равно погибли ( не принеся никакой ощутимой пользы любимой
доктрине праведника, добавлю я от себя), а могли бы умереть осмысленно-
например, коллективно сбросившись с обрыва - говорил он.
Справедливости ради надо заметить, что у Ганди был припасен для немецких
евреев и другой, менее радикальный вариант, потрясающий однако воображение
в значительно большей степени, нежели первый, хотя бы потому, что часть
евреев Германии, не сознавая этого, в точности ему последовала.
Совет Ганди немецким евреям, Вариант 2-ой:
«Если бы я был евреем и был рожден в Германии… я бы заявил,
что Германия принадлежит мне в такой же мере, как и немцу, и пусть
немец после этого застрелит меня или бросит меня в темницу.
Я бы отказался подвергнуться изгнанию или дискриминации. Поступая так,
я бы не ждал, что мои соплеменники присоединятся ко мне в гражданском неповиновении,
но можно быть уверенным, что в конце концов они все последовали бы моему
примеру…. И добровольные страдания дадут им внутреннюю силу и принесут
радость, не сравнимую со всеми выражениями симпатии во всем мире..»
Трепет души, слезы умиления исторгает это благостное напутствие в ад
страдальцам, пережившим уже кошмар «Хрустальной Ночи». Ведь теперь нам,
и даже тем из нас, кто до ознакомления с трудами великого философа успел
прочитать «Треблинский Ад» Гроссмана, доподлинно известно что, перед тем,
как превратиться в обмылок или набивку для матраса несчастные «испытали
ни с чем не сравнимую радость».
Итак, часть немецких евреев, не сознавая этого, действовала в
точности по рецепту Ганди. Зажиточные и успешные, ассимилированные,
как ни в одной другой стране Европы, они отказались покинуть Германию,
которая, как они наивно полагали, принадлежала им «в такой
же мере, как и немцу». Все дальнейшее слишком хорошо известно, чтобы
еще раз его пересказывать.
История с немецкими евреями - это зловещий, самой
жизнью поставленный эксперимент по проверке тезиса «не
противляйся злу насилием». Если следование какой бы то ни было нравственной
доктрине приводит к катастрофе глобального масштаба, то не кажется ли Вам,
что это доказывает несостоятельность или даже, простите за дерзость, преступность
самой идеи.
А в противном случае и Коммунистическая идея, сама по себе, не менее
прекрасна, чем Нагорная Проповедь.. Просто, по какому-то досадному недоразумению,
где бы эту социальную утопию не пытались претворить в жизнь, это влекло
за собой разрушение самих основ бытия, а затем смерть и немыслимые
страдания сотен миллионов людей. «Идея-то хороша, только ее не совсем правильно
и совсем не те люди претворяли в жизнь» – такое мнение выразил в недавнем
разговоре со мной приятель моего сына, недавний выпускник Беркли.
Я давно заметила, что людей, склонных к утопическому мышлению, никакими,
даже самыми очевидно-вопиющими фактами, невозможно убедить
в несостоятельности полюбившихся им теоретических построений.
Но вернемся к теме одоления наступающего фашизма по Ганди.
Махатма, что означает «Великая Душа», осенял своей мудростью не
только целые народы и континенты, но так же и отдельных личностей.
У Ганди был друг – еврей и? само собой разумеется, ярый приверженец
философии гандизма (т.н. учение Сатъяграху, что в буквальном переводе звучит
как «непричинение боли и вреда»). Герман Калленбах, так звали
друга Ганди, знал, что Сатъяграху кроме запрета на насилие в
действиях, также запрещает его в тайных помыслах, снах и желаниях,
и пытался приложить теоретические постулаты Сатъяграху к
реальной ситуации 38-го года. Он неустанно молился за Гитлера, но сетовал
в письмах Учителю, что ему все труднее делать это искренне.
Ганди отвечал ему в том духе, что без элемента искренней любви к Гитлеру,
молитва за него мало чего стоит. Чтобы звучать убедительней, он чуть видоизменив
его, приводил в подтверждение своих слов бессмертный отрывок из Нагорной
Проповеди:
«Это не есть ненасилие, если мы любим только тех, кто любит нас. Это
есть ненасилие только тогда, когда мы любим тех, кто ненавидит нас».
Ганди дожил до Нюренбергского процесса. Дожил он и до Гражданской
войны в своей собственной стране, уже сбросившей иго «английского
империализма» и обретшей независимость. И вот тогда оказалось, что вспышки
религиозной ненависти между мусульманами и индусами сдерживало не
утопическое учение Ганди, а штыки Английской Колониальной Армии. Стало
совершенно очевидно, что Теория Непротивления Злу Насилием потерпела
в Индии полный и абсолютный крах.
Стало также очевидным, что идея ненасильственной борьбы со Злом, апостолом
которой его признало все человечество, вовсе не является универсальной
нравственной доктриной, как считал Ганди. Она приводит к желаемому результату,
только когда борется с уже издыхающим, «усталым» Злом (Британский
Колониализм, сегрегация черных в Америке). Во всех остальных случаях (от
Гитлера/Сталина до Пол-Пота/Хусейна) публичные призывы как можно сильнее
полюбить обладающего всей полнотой власти злодея должны быть названы своим
именем. В призывах такого рода пора разглядеть не детски-очаровательную
наивность старичка-непротивленца, а преступление против человечества,
по меньшей мере, против той его части, которая пребывает в
лапах у чудовища и рассчитывает на силу оружия своих еще не порабощенных
собратьев.
Нужно только на мгновенье представить себе, что сказали бы заключенные
нацистко/сталинских лагерей на эти слюнявые и одновременно безумные проповеди.
Напраслину возводите на святого человека, - скажут Ваши единомышленники.
Ведь намерения у Ганди были самые добрые. Он не понимал, к чему это может
привести.
Позвольте мне ответить на это гипотетическое возражение словами Блаженного
Августина: Непонимание есть Грех. Непонимающий пойдет в Ад. Ну а
добрые намерения…, так только ленивый не вспомнит, что именно добрыми намерениями
наивных и глупых и выложена дорога в Ад.
15 июня 1947 года в послании молитвенному собранию, Ганди пытался объяснить
причину роста насилия между индусами и мусульманами:
«Я должен признаться в своем банкротстве, а не в банкротстве ненасилия.
Следует признать, что такое ненасилие не может играть никакой роли в изменившейся
обстановке».
Признание половинчатое и лукавое.
Я уверена, что способность прозреть, отказавшись от устоявшихся иллюзий
и привычных догм, требует от человека такого величия и свободы духа,
на который способны очень немногие. Ганди, который прожил жизнь праведника,
оказался, тем не менее, не из этой обоймы. Своей легендарной
честностью, своими бесчисленными голодовками и тюремными отсидками, своим
бескорыстным самоотвержением в пользу непротивленческого дела он вызывал
почтительное восхищение даже в стане своих политических противников.
Но, повторюсь, способность «сжечь все, чему поклонялся» - это воистину
прерогатива Избранных.
Один из таких избранных, Джорж Оруэлл, пережил в конце 40-ых годов страшную
личную драму крушения социалистических идеалов, которыми он и его
сверстники были пленены с молодости. «Скотный Двор» и «84-ый год»
- это разрушение мифа, это прорыв из утопически-прекрасной сказки о Социализме/Коммунизме
в ту отвратительно-уродливую действительность, которую эта сказочка пробудила
к жизни. Кажется, перелом во взглядах наступил у него после того,
как ему стали известны определенные факты, а именно, леденящие душу свидетельства
о зверствах, чинимых в сталинских лагерях над миллионными невинных.
Какую непомерную отвагу, какое завидное мужество проявил, в отличие
от Ганди, никогда не видавший тюремной койки, никогда не принимавший участие
в политических голодовках английский писатель Джорж Оруэлл!
Говоря о «прозревших», не лишним будет вспомнить об обращении Альберта
Эйнштейна к президенту Рузвельту в октябре 1939 году.
Великий физик, как известно, был убежденным пацифистом и входил в
число самых страстных поклонников философии Ганди. Тем не менее, осознав
масштабы грозящей человечеству катастрофы в случае, если Гитлер первым
получит атомное оружие, он предупреждает об этом президента Америки и просит
у американского правительства солидной материальной помощи для ускорения
атомных исследований. Разве это не развенчание самой идеи пацифизма?
Разве это не признание ее абсолютной непригодности, как только разговор
касается серьезных, с далеко идущими последствиями вещей и событий?
Еще один детский вопрос, к Вам, Марк, как к человеку и пацифисту: надо
ли было создавать «The Manhattan Project» в ответ на предостережение Эйнштейна,
зная, что это приведет к Хиросиме? Надеюсь, что в своем ответе Вы
не станете увиливать от прямого разговора, заменив его общими рассуждениями
типа «Бог есть Истина» и т.п. Признаюсь, что когда я
веровала в идею одоления Зла непротивлением, этот вопрос неизменно
ставил меня в тупик.
Ну, а теперь настало время услышать голос моего единомышленника,
а, значит, Вашего оппонента, Томаса Манна.
Не буду скрывать, что, хотя и следуя правилам благородного боя, Ганди
было отдано значительно больше места, чем он того заслуживает, расстаюсь
я с Вашим героем без малейшего сожаления. Чувство ужасной неловкости не
покидало меня все время, пока мне пришлось вычитывать и переносить на бумагу
«мысли» Ганди.
Читать публицистику Манна непосредственно вслед за постулатами гандизма,
это как если бы вам удалось вырваться на волю из больничной
палаты битком набитой душевнобольными, и вы, не веря своему счастью,
с наслаждением подставляете лицо вольному ветру, и дышите глубоко,
всей грудью, и не можете надышаться.
Вот, слушайте:
30 октября, 1943 года, из сборника «Немецкие Слушатели»:
''…Можно ли этому поверить? Гестаповские борзописцы негодуют на оскорбление
человечности, той самой человечности, которую система, держащая их на службе,
одиннадцать лет третировала, объявляла отмененной, топтала ногами. Что
вообразили эти люди? Что тотальная война, которую они славили, которую
называли нормальным состоянием человечества, - эта немецкая привилегия
и что ее средствами никто больше, даже если речь идет об его жизни, не
вправе воспользоваться? Они рассчитывали на цивилизованность другой стороны,
то есть на предполагаемую слабость и истощенность демократий, надеялись
извлечь из нее выгоды, стать благодаря ей хозяевами и рабовладельцами всего
мира. Кто еще готов и способен к войне, думали они, тому принадлежит мир
– а готовы и способны к ней только они. Какое-то время казалось, что их
расчет верен. Есть ли что-либо отвратительней, чем крики «караул!», которыми
они отвечают на решимость свободных народов положить конец грубому насилию
грубым насилием?
Месть и расплата? Вот они. Немецкому народу мстят его безумье и опьяненье;
он должен заплатить за веру в свое право на насилие, которую внушили ему
негодяи учителя, и, к сожалению, это только начало расплаты. Надо ли вам,
немцам, говорить, что все, что вы терпите сегодня, идет не от жестокости
и кровожадности иностранцев, а вытекает из национал-социализма?…»
Не смею касаться этого стилистического шедевра ненужным комментарием.
Но с огромным интересом выслушала бы любые Ваши конкретные возражения Манну,
если Вы с ним в чем-либо не согласны.
Особенно любопытно было бы услышать Ваши комментарии по поводу следующего
пассажа: Есть ли что-либо отвратительней, чем крики «караул!», которыми
ОНИ отвечают на решимость свободных народов положить конец грубому насилию
грубым насилием?
Совершенно замечательным в выше приведенном отрывке является то,
что в каждый исторический момент, вместо местоимения «ОНИ», можно
вписывать по имени ту силу, которая сегодня, как национал-социализм
60-ят лет назад, «должна заплатить за веру в свое право на насилие».
В сборнике «Немецким Слушателям», помимо публицистики, представлена
также переписка писателя 40-х годов. Совершенно особый интерес в рамках
нашей дискуссии представляет письмо Манна к дочери Стефана Цвейга.
Томаса Манн – Фридерике Цвейг
Сентябрь, 1942 года
Калифорния
Глубокоуважаемая фрау,
Моя дочь рассказала мне о письме, с которым Вы обратились к ней несколько
дней назад. Мне было очень больно узнать, что у Вас создалось впечатление,
будто на смерть Стефана Цвейга я отозвался не так, как то соответствовало
бы тяжелой потере, которую понес просвещенный мир….
……Покойный был человек решительно и радикально пацифистских склонностей
и убеждений. В нынешней войне, которой надо было страстно желать,
и которую мог отсрочить только такой позор, как «Мюнхен», в войне, ведущейся
против самых дьявольских, самых неспособных к миру сил, какие когда-либо
пытались навязать человеческой жизни свой облик, он не видел ничего другого,
кроме войны, кроме кровавой беды и отрицания своего естества. Он восхвалял
Францию за то, то она не хотела бороться и тем самым «спасла Париж». Он
не хотел жить ни в одной из воюющих стран, покинул, будучи британским подданным,
Англию и уехал в Соединенные Штаты, а отсюда в Бразилию, где пользовался
высочайшим почетом. А когда оказалось, что и эта страна будет втянута в
войну, он добровольно ушел из жизни.
……Вы пишите (о чем я не знал), что его супруга страдала неизлечимой
болезнью и что это очень способствовало их решению умереть вместе. Почему
он этого не сказал, а оставил нас с мыслью, что мотивом его поступка было
неверие во время и в будущее?
……Неужели он смотрел на свою жизнь как на сугубо частное дело и
просто сказал: «Я слишком сильно страдаю. Управляйтесь сами. Я ухожу»?
Вправе ли был он предоставить нашему заклятому врагу кичиться тем, что
вот снова один из нас капитулировал перед его «великим обновлением мира»,
расписался в своем банкротстве и покончил с собой? Такое истолкование,
такое использование его поступка врагом можно было предвидеть.
…….Поверьте мне, глубокоуважаемая фрау, что о замечательном человеке,
чье имя Вы носите, я скорблю не менее искренне, чем те, кому дано было
выразить свою боль и свое восхищение в печати.
……
Преданный Вам
Томас Манн
Хорошо ему было высказывать подобные взгляды, будучи надежно защищенным
нобелевским лауреатством и всемирной славой. Пусть сегодня, хоть
один американский журналист или политик любого ранга посмеет публично повторить
манновское предположение, о том, что бывают ситуации «когда войны надо
страстно желать», или пусть он же решится сегодня назвать по имени
«самые дьявольские, самые неспособные к миру силы, какие когда-либо
пытались навязать человеческой жизни свой облик». Если и найдется такой
смельчак, он будет немедленно отчислен с должности местным начальством,
а также немедленно зачислен левой сволочью в разжигателя войны, и одновременно
с этим, в фашиста, расиста и исламофоба.
Эпистолярное наследие Манна вызывает не меньший восторг, чем
его несравненный художественный дар. В его публицистике явственно слышен
раскованный голос свободного человека, голос разума, не «зашоренный»
никакими предварительными установками, догмами и постулатами слепой веры.
Здравый смысл и безупречный языковой слух - вот, пожалуй, единственное,
чему всегда следует любимый нами обоими автор «Иосифа».
Ну, а оспаривать морально-этические установки Манна-публициста – эта Ваша
привилегия. Мне, как Вы догадываетесь, с ним спорить не о чем.
Ну что ж, пора вернуться к тому с чего мы начали.
Когда-то, на заре туманной юности, толстовские аргументы в пользу тезиса
«побеждая злых, мы множим Зло», показались мне абсолютно неопровержимыми
и на многие годы определили мое мировоззрение.
Я умышленно оставляю за рамками нашего разговора те причины, которые
заставили меня пересмотреть мои верования. Я слишком много и подробно
писала об этом в своих статьях, а также в переписке с Вами, чтобы
снова касаться этой темы.
Пришло время возвратиться к истокам.
К тому, что казалось мне таким примитивным и давно изжившим себя,
в сравнении с поэтически-возвышенным «А я говорю вам, не противься злому».
К тому, что коллективный разум моих предков несколько тысячелетий назад
вписал чеканными строками в 21-ю главу «Исхода», повторенными позднее в
Книге «Левит» :
А если будет вред,
То отдай душу за душу.
Око за око, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу.
Ожог за ожог, рану за рану, ушиб за ушиб.
В активном сопротивлении Злу - единственный залог его одоления.
Тот, кто защищает Жизнь, противясь Злу – выполняет Волю Создателя, пославшего
нас в этот мир.
