«Так много ума хоронят сейчас», - сказал Мордехай Горовиц, когда была засыпана могила на кладбище возле Кинерета (Макор ришон, 2.7.04)

(Отрывки из статьи)

Когда Мордехай Горовиц, муж Номи Шемер, позвонил мне сообщить о смерти Номи, моя голова заполнилась одной мыслью – какой источник творчества замолк. Не будет больше новых песен Номи Шемер. Номи, наверняка, рассмеялась бы и сказала: «Справляйтесь с тем, что есть, там есть ошибки, которые надо исправить, будет вам чем заниматься».

Сценарий похорон она написала сама. Место возле могил ее родителей она забронировала давно. «Кадиш», «Эль мале рахамим», «Шам hарей Голан» (Там Голаны), «Хуршат hаэкалиптус» (Эвкалиптовая роща), «Лашир – зе кмо лиhйот Ярден» (Петь – это как быть рекой Иордан), «Ноа». Если бы мы спросили Номи, почему не уважительная надгробная речь, как полагается, у меня нет сомнения, что она сказала бы: «Я если кто-то ошибется или скажет что-то не так, я ведь не смогу отреагировать. Никаких речей!» Когда засыпали могилу землей побережья Кинерета, сказал умница Мордехай: «Так много ума хоронят сейчас». Стоя там среди у могилы Номи Шемер среди тысяч людей, я собрал все свои душевные силы.

Когда наступила моя очередь, вышли из моих уст слова поэтессы Рахель «Шам hарей Голан, hошет hаяд вега бам» (там Голаны, протяни руку и дотронься до них) на чудесную музыку Номи. По моему, выбор Номи начать с этой песни Рахель, похоренной тут же, это привет ее любимой поэтессе и теперь они будут соседками навечно. Песня лилась сама по себе, я плакал как все. Потом я перешел к песне «Хуршат hаэкалиптус» - о смене поколений, но на побережье Иордана как будто ничего не меняется – та же тишина и то же величие: эвкалиптовая роща, мост, лодка и соленый запах воды. В песне «Лашир – зе кмо лиhйот Ярден» рассказывается ее жизнь. Последняя песня – «Ноа». Заменив вместо Ноа – Номи, мы поймем, что эту песню она написала о себе.
В передаче «Тысяча и одна песня» она рассказывала:
«Вы знаете, что вторая строка песни – «Ноа hайта кмо эгель шель таль», но на самом деле я хотела написать «Ноа шатфа панейhа беталь» (Ноа умывалась росой). От нашего дома до школы в Дгании вела тропинка полтора километра. Я всегда просыпалась от звука школьного звонка в 7 утра – начало занятий – спрыгивала с кровати, быстро одевалась, обувалась и летела в школу. На умывание не было времени. К моему счастью, вдоль тропинки была густая трава с обильной утренней росой. Я собирала маленькими ручками с травы росу, как у Бялика «Пниней таль, пниней таль», и так умывалась. Так почему же не написала «Ноа шатфа панейhа беталь»? Думала, кто поверит мне? Должны были пройти 40 лет, чтобы решить: какая мне разница поверят или нет? И тогда я сообщила издателю очередного сборника песен: “Поменяй вторую строку на «Ноа шатфа панейhа беталь».
Песня начинается со слов «Ноа нольда бесаде бейн деше леэвен», а последний куплет начинается «Ноа hи шам бесаде бейн деше леэвен» (Ноа там в поле между травой и камнями). Я поменял «шам» (там) на «кан» (здесь). Я надеюсь, что Номи понимает и прощает.

*

На протяжении многих лет мы пели ее песни. Воздух был заполнен Номи и ее песнями. Она присоединяется к лучшим ивритским поэтам от Йеhуды hаЛеви и Ибн Гвироля до Натана Альтермана и к лучшим израильским композиторам от Ханины Карчевски до Мордехая Заиры, Моше Виленского и Саши Аргова.

*

Мы познакомились с Номи Шемер 35 лет назад во время бесплатного концерта перед летчиками на базе Тель-Ноф. Она уже тогда считалась национальной поэтессой и королевой ивритской песни. Это было через два года после Шестидневной войны, после «Йерушалаим шель заhав», «Аль канфей hакесеф», «Рехев эш» и др. Я примостился в углу за кулисами, но Номи позвала и начала расспрашивать. Когда она услышала, что я учился в йешиве 5 лет, ее глаза прояснились. Еврейские источники были ее хлебом, приведите к месту цитату из Танаха и Вы пленили ее.

*

А спорщица она была была неисправимая. Как-то был издан литературный альманах под редакцией Натана Заха и Дана Мерона (оба ультралевые). Там была критическая статья о ее песнях, выборки из статьи были опубликованы в тель-авивской газете «а-Ир». Когда к ней обратились из газеты за реакцией, она ответила: «Эти двое мне неинтересны. Бесодам аль таво нафши, бикhалам аль яхед кводи» (Берешит 49:6 - В их сговор пусть не войдет душа моя, с их обществом не единись честь моя!) В ту пятницу я встретил ее у ее литературного агента, похвалил ее реакцию, но заметил, что цитата не точна, надо было сказать «аль тахед кводи». Она назвала меня не знающим грамматики, я промолчал. Через несколько месяцев мы с музыкантом Рафи Кадишзоном встретились у нее дома. Я уже не помню какое сделал замечание и тогда Номи Шемер вновь напомнила мне «незнание грамматики». Поскольку я помню благословение Якова наизусть, то заупрямился: написано «тахед». Она в гневе закричала: «Я иду за ТАНАХом!». Принеся ТАНАХ, она начала листать. Я сказал: «Это благословение Якова сыновьям. В конце книги «Берешит». Она продолжала листать и тогда я не удержался и начал цитировать наизусть: «Реувен, первенец мой ты, сила моя и начаток мощи моей, верх достоинства и верх могущества…» Она захлопнула книгу и сказала то ли всерьез, то ли в шутку: «Это опечатка!»

*

Как-то она участвовала в телепередаче «Борот маим» (водные колодцы) вместе с Амосом Озом и Амосом Кейнаном. Амос Оз спросил ее: «Что это значит в «Золотом Иерусалиме» «высохли колодцы, площадь пуста»? Ведь были арабы»? Номи Шемер ответила ему: «Такое утверждение возмущает меня. Это как, если человек тоскует по любимой, а психотерапевт – Амос Оз - говорит ему: «Не волнуйся, она не одна в кровати». Это должно успокоить? Мир без евреев – для меня мертвая планета. Земля Израиля без евреев – пустынна».

В той же передаче спросили ее о понятии «памяти». Она ответила: «Для меня память – в ступнях ног. Это память. Ступни помнят все. Они помнят болото и сухую землю, камни и колючки, грейпфрутовые деревья и финиковые пальмы, банановые посадки и эвкалипты. Эти деревья символизируют небольшое создание мира. Это было решение двух человек: Бен-Цион Исраэли и Столер решили, что у нас будут бананы, - и начали выращивать бананы. Потом решили, что в в Земле Израиля, славившейся когда-то финиками, должны быть финиковые пальмы – и Бен-Цион Исраэли отправился в Ирак и контрабандно привез саженцы фиников. Мечта – это самая реалистичная вещь! Это все начиналось с мечтаний, с фантазий, с принятия решений. И опьяняющее волшебство заключается в том, что в этих мечтах они планировали реализацию до мельчайших деталей и воплощали это в жизнь. Это прекрасно, что они были мечтателями и реалистами», - и эти слова она произносит, ступая по студии босыми ногами.

*

Недавно у нас была длинная беседа по телефону на тему «подстрекательство». Я сказал ей, что смысл слова исказили и есть инфляция в использовании этого слова. Она ответила, что сейчас, после того, как «эти считающие себя разумными и понятливыми» дали «точное мерецовское определение» слов «подстрекательство», «воспламенение», «фанатизм» и т.д. – и все же у них нет покоя, возможно, им придется заново определить понятие «здравомыслие». Ведь если сумасшедший, примкнув к забору больницы, кричит прохожим: «Сумасшедшие!» – не обязаны верить ему.

*

Ее любовь была отдана ее мужу Мордехаю, детям, внукам, сестре Рути, брату Янкелю, Земле Израиля, еврейскому народу и его традиции. Для всех них она писала песни. Она гордилась своим еврейством, принадлежностью к Израилю, киббуцем, в котором родилась, родителями – Меиром и Ривкой Сапир – уроженцами Литвы, которые были среди возрождавших Эрец Исраэль и среди основателей квуцы Кинерет. И да, она очень любила иврит, занималась им всю жизнь и была членом академии иврита.

(прим.ред. – мы даем ашкеназское произношение ее имени – Нооми, сокращенно Номи)

Перевел Моше Борухович
МАОФ