Честность умирает, когда продается.
Жорж Санд

С чего начинается цинизм? С маленькой лжи. Сначала себе, потом всем остальным. Есть вопросы, которые лучше не задавать. Особенно тем, кто боится ответа. Тем более, что ложь с некоторых пор уже не считается ложью. Теперь не только лгут, но и требуют, чтобы им верили. Подлость тоже простительна. Если она во имя справедливости. Ну, а поскольку обычно подличают исключительно ради великих целей, то спасают лишь грабли. Да и то в том случае, когда они лежат на краю пропасти. И все при этом хотят правды, но только той, которой хотят. Так хотят, что даже самую привычную свою маску готовы вывернуть наизнанку.

В диалоге с жизнью, как подметила Марина Цветаева, важен не ее вопрос, а наш ответ. Точный и честный. Ибо честь немыслима без честности. А честность и точность - близнецы. Поэтому дипломатия, в моем понимании, - это искусство так заострять вопросы, чтобы на них получать только точные ответы. Джеймс Коми - не дипломат. Он - директор ФБР. Но у него вполне могли бы поучиться и многие дипломаты. В своей пронзительной статье "Я требую, чтобы все агенты посещали музей Холокоста", опубликованной в "The Washington Post", он еще раз доказал, что иные вопросы гораздо важнее ответов. Ибо те вопросы, которые он задает с детства, наверняка, задавали и задаем себе и мы. Почему вообще стал возможен Холокост? Откуда такая злоба и ненависть? Где был Б-г? Чем объяснить преступное молчание и равнодушие народов мира? Как понять нынешние бесчисленные попытки самым бессовестным образом исказить историю и снять с себя ответственность за былые злодеяния? Вопросов много, и каждый из них жжет, как раскаленный металл. Но их так часто поднимали, что они в конце концов повисли в воздухе. «Я не знаю ответа, - признается Джеймс Коми. - Но я знаю, что наш долг - бороться со злом».

Как? Личным примером. Не случайно ведь говорят: не влюбляйся в слова, влюбляйся в поступки. Людям свойственно слышать только те вопросы, на которые они знают ответы. «Я хочу, - продолжает Джеймс Коми, - чтобы все увидели: хотя эту массовую бойню устроили больные и злобные люди, к ним присоединились и за ними пошли вполне здоровые и вроде даже незлобные люди, любившие свои семьи, кормившие супом захворавшего соседа, посещавшие церковь и дававшие деньги на благотворительность. Эти хорошие люди помогли убить миллионы других вполне достойных людей. И это самый страшный урок из всех неусвоенных нами уроков».

Джеймс Коми - не еврей. И не сын юриста. Он сам юрист. Десять лет назад был заместителем Генерального прокурора страны. И для него понятие закона - не свеча, зажженная для слепых. Отсюда и подлинный гражданский пафос, и высокий нравственный накал, и удивительная отточенность формулировок. «В глубине души убийцы и их соучастники в Германии, Польше, Венгрии и других странах не считают, что совершали зло, - заключает директор ФБР. - Они убеждают себя, что делали всего лишь то, что вынуждены были делать. И именно это должно по-настоящему нас пугать».

В Польше эти его слова вызвали общенациональную истерику. Президент Бронислав Коморовский назвал их "плевком в адрес тысяч поляков, которые помогали евреям". И обвинил Джеймса Коми в невежестве и незнании истории. А премьер-министр Эва Копач повторила заезженный до дыр штамп о том, что "Польша была не виновницей Второй мировой войны, а ее жертвой". Нечто подобное уже было два года назад, когда Барак Обама упомянул в своем выступлении "польский лагерь смерти". Варшава тоже обвинила его в невежестве и потребовала от Белого дома официальных извинений. Но поскольку их не последовало, то о ноте протеста забыли на следующий же день.

Политическая зрелость определяется не возрастом, а количеством потерянных иллюзий. Меняется не политика. Меняются люди. А вместе с ними и принципы. Американский посол в Варшаве Стивен Малл опять напомнил, что если сложить темное прошлое со светлым будущим, то получится серое настоящее. Выступая на церемонии, посвященной 72-й годовщине восстания узников Варшавского гетто, он заверил, что мнение Джеймса Коли не стоит воспринимать как официальную позицию Вашингтона. И более того, "даже само предположение, что Польша или любая другая страна, кроме нацистской Германии, ответственна за Холокост, ошибочно, вредно и оскорбительно".

Голосом Стивена Малла говорил ни кто иной, как госдепартамент. А пером американо-британской журналистки с писательскими наклонностями Энн Аппельбаум, опубликовавшей в той же "The Washington Post" шеде... то бишь вральный опус "Директор ФБР неправильно понимает Холокост", водила типично личная еврейская обида за еврейский поклеп на ее польских детей (мадам замужем за недавним министром иностранных дел Польши Радославом Сикорским). Вот лишь одна цитата из этого самого опуса: «В ходе войны была разрушена большая часть польской инфраструктуры, промышленности и памятников архитектуры. В такой атмосфере многие люди были напуганы участью евреев или проявляли к ним безразличие, а некоторые убивали, чтобы не убили их». Иными словами, вскрытие показало, что больной спал. Или нечто в этом духе, если перевести на доступный язык.

Дерзать - не дерзить. Если воробей вылетел из конюшни, то это еще не значит, что он лошадь. Ничем не интересуются только покойники. Отсюда и расхожее, на все случаи жизни, английское выражение - hе is lifeless that is faultless. Безгрешен только мертвый. Что очень напоминает известную шутку: чтобы приземлиться на Солнце, достаточно одеть защитные очки. Кладбище - не лучшее место для борьбы за титул самого богатого или умного. Ошибаются все. Одни больше, другие всегда. Тут уж дело совести. Чем она с виду чище, тем выше ее продажная стоимость. Правда, бывают и исключения: либо она, эта самая совесть, временно не доступна, либо вообще не отвечает. А потеряв совесть, бесполезно искать справедливость.

Коморовский и Копач выросли из гомулкиных штанов, болтавшихся на церковных подтяжках. И этот рассол из недоразвитого социал-анархизма с перезревшим католицизмом до сих пор пытаются выдать за напиток завтрашнего дня. Можно, хотя и трудно, изменить почерк. Но натуру, тем более, антисемитскую, не изменить даже под пыткой. А у национального польского антисемитизма очень глубокие корни. Еще до того, как за "еврейский вопрос" взялись нацисты, его пытались решить поляки. Идея о принудительной эвакуации евреев на остров Мадагаскар была настолько привлекательной, что министр иностранных дел Польши Юзеф Бек даже обсуждал ее сначала со своим французским коллегой Ивоном Дельбосом, а затем с зятем Бенито Муссолини Галеаццо Чиано, возглавлявшим итальянский МИД. Находя при этом полное взаимопонимание. И кто знает, как сложилась бы судьба трехмиллионной еврейской общины Польши, если бы не война и не патологическая польская жадность. Богатым евреям ставилось условие: покидая страну, они должны были оставлять в "залог" 80 процентов своего имущества. Не считая остальных двадцати процентов, которые служили платой... за выезд. Немцам было у кого учиться.

Польский пятый пункт массового помешательства - явление беспрецедентное. И по масштабам преступлений, и по "тоннажу" вылитой лжи. Теперь добавилось еще пару "ложек". От президента Коморовского, премьер-министра Копач и лауреата Пулитцеровской премии Аппельбаум, обвинивших Джеймса Коми в "невежестве и незнании истории". Ну что ж, пройдемся по этой самой истории.

К началу Второй мировой войны польские евреи составляли более, чем десятипроцентное население страны. Выжить удалось тоже чуть более 10 процентам - около 380 тысячам. Причем непосредственно в Польше спаслись 25 тысяч. Еще 30 тысяч освободили из лагерей смерти. Остальные вернулись из СССР. По данным Центра исследований "Яд ва-Шем", праведниками мира признаны порядка шести с половиной тысяч поляков. Свыше двух тысяч из них были казнены гитлеровскими палачами. Таким образом, в среднем каждый из них спас четверых евреев. А сколько же тогда должно было потребоваться стукачей и убийц, чтобы вот так легко и просто взять и истребить три миллиона?

Вопрос далеко не риторический, хотя он и никогда по-настоящему не интересовал польское общество. Да и чем, собственно, гордиться? Едвабненским погромом, в ходе которого в течение одного дня 10 июля 1941 года убили, изувечили и сожгли живьем полторы тысячи евреев, включая женщин, детей и стариков? И не кто-нибудь, а сами поляки. Да еще цинично списав свои зверства на немцев. Та едвабненская трагедия была лишь одной в череде многих других злодеяний, о которых мы скорее всего никогда уже не узнаем. Потому что не осталось ни одного свидетеля, а повязанные общей кровью убийцы унесут тайну в могилу. Как не узнали бы и о Едвабне, если б не изданная в 2001 году книга Яна Гросса "Соседи. История уничтожения еврейского местечка". Всколыхнувшая, кстати, всю Польшу, которая вместо того, чтобы сгореть от стыда, с яростью и злобой набросилась на автора. Спустя десять лет такая же реакция была и на фильм "Последствия" польского режиссера Владислава Пасиковски, впервые затрагивающий эту скандальную тему. Страсти дошли до того, что актеру Мацею Штуру, исполнившему центральную роль, угрожали даже смертью. За "предательство" национальных интересов.

Чем еще гордиться? Может, самыми страшными "фабриками смерти", которые почему-то располагались именно в Польше? Только в Собиборе за неполных полтора года было уничтожено 250 тысяч евреев. И именно здесь произошло единственное действительно успешное восстание, после которого лагерь был закрыт и стерт с лица земли. На волю сумели вырваться почти 350 узников. Но и этих счастливчиков на каждом шагу поджидала смертельная опасность. Половину из них быстро выследили и и расстреляли. Укрыться было негде: ведь кругом - одно враждебное окружение. Ещё около 90 человек выдали или убили сами местные жители. Причем уже после того, как немцы прекратили их поиски. И в тот самый момент, когда до освобождения Люблинского воеводства оставались считанные месяцы.

Или, может быть, гордиться послевоенными погромами, в которых поляки убивали евреев, чтобы, если следовать железной логике Энн Аппельбаум, те ненароком не убили их? Польша оказалась единственной в Европе страной, преуспевшей в этом. А погром в Кельце, где во время нацистской оккупации было поголовно истреблено двадцатипятитысячное еврейское население города, стал поворотным не только для двух сотен вернувшихся домой чудом уцелевших бедолаг, которых встретили с ножами и обрезами. Евреи поняли, что места в Польше им больше нет. И начался массовый исход. К 1950 году страну покинули 150 тысяч человек.

В прокатившейся волне погромов власти обвинили "националистов", а всесильная церковь - самих евреев. И посчитали "инцидент" исчерпанным. Вспомнили о нем лишь полвека спустя. В 1996 году тогдашний президент Александр Квасьневский принес евреям официальные извинения, дав указание начать расследование обстоятельств кельцевского погрома, чтобы найти, наконец, и наказать виновных. Их, наверное, все еще ищут. Либо вообще даже не приступали к поискам. Если б обещания были лекарствами, то они продавались бы в аптеке. Дело не в отдельно взятых погромщиках. Проблема в погромной психологии всей нации. В Польше практически нет евреев. Последних выдавил в конце шестидесятых безмозглый Владислав Гомулка. Но уровень антисемитизма, по данным Антидиффамационной лиги, по-прежнему один из самых высоких в Европе, которая сама весьма далека от евреефильства.

Война и грабеж - самые надежные источники обогащения. Основной причиной беспощадных кровавых погромов стало нежелание возвращать незаконно присвоенное еврейское имущество. И не только в Польше, а повсеместно. Порочная человеческая психология везде одинакова. Да, уничтожали и грабили своих евреев поляки вместе с немцами, но память о них полностью стерли самостоятельно. В этом некогда бывшем центре мирового еврейства не осталось и следа от богатой и уникальной тысячелетней еврейской культуры. Главная достопримечательность - превращенные в музеи бывшие лагеря смерти. Освенцим, к примеру, в прошлом году посетили полтора миллиона туристов. А почему бы в таком случае не открыть музеи в тех же Едвабне и Кельце? Есть ведь что показать. Могильные плиты, к примеру, которыми вымощены дороги. Их можно все еще встретить и в ухоженных дворах особо разворотливых "господарей". Правда, тогда такие музеи под открытым небом придется открывать во всех бывших местечках.

Меня всегда поражало неистребимое польское желание открыть чужую дверь своим ключом. Глядя на Эву Копач, очень трудно представить ее "жертвой". Она, скорее, из тех, кто на вопрос"Жизнь или кошелек?", ответит: "Мне и то, и другое". Три года назад польское правительство вернулось к законопроекту о реституции, лежавшему под сукном с 2001 года. Его реформировали, превратив в полноценный закон о возвращении еврейской собственности, насильственно конфискованной в годы Второй мировой войны. Но в результате весь его смысл свелся к обычной шулерской схеме: "Не волнуйтесь, грабить вас никому не дадим. Сами будем". Что сделало правительство? Умыло руки. Передав свои полномочия судебным инстанциям. И обязав их требовать письменных доказательств самого факта экспроприации, что, по сути, превращает закон в фикцию. Покажите вора, который после ограбления давал бы потерпевшим расписки. К тому же, еврейская община обязана выплатить в качестве налога три процента от общей стоимости возвращаемого кому-либо имущества. А если этот "кто-либо" делиться не захочет, то имущество переходит в разряд "бесхозного" и возвращается государству. Президент Коморовский оказался талантливым учеником довоенного "триумвирата" - Рыдз-Смиглы, Мосцицкого и Бека. Не каждый сможет одним плевком попрать права живых и мертвых.

... Человек - побочный продукт идеологической обработки. Сначала он научился добывать огонь, потом - подливать в него масло. А "нормальные" люди ни во что не вмешиваются. То, что на Джеймса Коми будет оказано сильнейшее давление, сомнений не вызывало. Соучастниками Холокоста - вольными или невольными - были многие народы и страны. Соединенные Штаты, в том числе. Поэтому ничего другого не остается, как прикрываться фиговым листком "национальных интересов". Коми принудили извиниться, хотя извиняться ему не за что. Но всем рискнуть можно лишь тогда, когда нечего терять. Земной суд окончательно показал свою полную несостоятельность. Теперь слово за судом Небесным. "И прощу Я [всем народам их грехи], но крови [народа Моего, пролитой ими], не прощу" (Йоэль, 4:21). Ждать осталось недолго.