Как и у всякого уважающего себя государства, у Израиля есть свои воры, проститутки и позорные страницы истории - такие как выдача туркам подпольщиков НИЛИ, деятельность «Тайного кибуца», избиение бейтаристов, кровавые наветы вокруг «дела Арлозорова» и сражения за Дир-Ясин, Большой и Малый Сезоны, расстрел «Альталены», «Постыдное дело (Эсек биш)», идейный шпионаж в пользу СССР, практикуемый группировками типа организации «Мацпен», губительные «договоры Осло» и депортация Гуш Катифа. Любопытно, что все они без исключения связаны с деятельностью левых партий и объединений – Поалей Цион, Ахдут Хаавода, МАПАЙ, Хашомер Хацаир, Пальмах, МАПАМ, Авода… - или, как в случае с Ариэлем Шароном, выходцами из этих организаций.

Нынешний левый официоз предпочитает обходить эти мерзости своих политических предшественников стыдливым молчанием – либо оправдывать их логикой морально безразмерного подхода: «Время было такое… иначе погибло бы дело сионизма… эти меры диктовались требованиями момента…» и т.д., и т.п. Печально известный своей поразительной подлостью Большой Сезон 1944-1945 гг. не является в этом смысле исключением: сообщается, что, не пойди Бен-Гурион на эту сугубо вынужденную меру, англичане попросту уничтожили бы еврейский ишув. Мол, отказ ЭЦЕЛя (боевой организации ревизионистов) от провозглашенной партией МАПАЙ политики соглашательства с властями мандата мог иметь катастрофические последствия, а потому «поршим» (раскольников) следовало остановить силой.

На деле главной причиной Сезона было стремление Бен-Гуриона обеспечить себе и своей партии безраздельную власть в ишуве (а значит, и в грядущем независимом государстве). Об этом говорят многие факты. Как известно, непосредственным поводом к началу Сезона стала ликвидация подпольщиками ЛЕХИ британского министра по делам Ближнего Востока лорда Мойна (Каир, 6.11.1944). Тем не менее, палачи из Сезона обходили бойцов ЛЕХИ за версту, полностью сосредоточившись на ЭЦЕЛе и ревизионистах. Неудивительно, если учесть, что тогдашний лидер ЛЕХИ Натан Елин-Мор вполне разделял сталинистские взгляды ближайших союзников Бен-Гуриона, то есть не представлял для него опасности. Был тут, впрочем, и другой момент: ЛЕХИ сразу дала понять, что любое нападение на ее ребят поставит под ответную угрозу лично лидеров МАПАЙ. Этим коммуняка Елин-Мор принципиально отличался от ультимативного либерала-чистоплюя Менахема Бегина, который, само собой, призвал своих сторонников не реагировать на агрессию социалистов, дабы не развязывать гражданскую войну.

В итоге, Сезон развернулся в полную силу – с похищениями людей, пытками, выдачей «террористов» британским властям и массовыми увольнениями/исключениями последователей Жаботинского из контролируемых социалистами компаний, учреждений и институтов. Дошло до того, что детей «неправильных родителей» попросту выбрасывали из школ и детских садов! Детей – не террористов-подпольщиков… Эта политическая резня, больше напоминавшая геноцид, имела мало общего с провозглашенной Бен-Гурионом целью принуждения ЭЦЕЛя к миру (как наверняка выразились бы сейчас). Хватали прежде всего политических соперников-ревизионистов, громили Новый Сионистский Гистадрут, составлявший тогда единственную конкуренцию мапайному Гистадруту. Оба претендовали на роль основы парламента будущего государства, но Бен-Гурион не собирался делиться властью ни с кем.

Английские власти (чьим нажимом Бен-Гурион объяснял необходимость Сезона) смотрели на происходящее, выпучив глаза. Как докладывал Верховный комиссар мандата британскому министру по делам колоний: «К большому сожалению, составленные Сохнутом списки мнимых террористов продолжают содержать имена многих людей, которые никак не связаны с террором, но являются нежелательными для Сохнута политическими соперниками». Дошло до того, что комиссар, шокированный масштабом эксцессов, вызвал Хаима Вейцмана и Моше Шарета на беседу и выразил категорический протест по поводу происходящего. Англия (та самая, которая, якобы, инициировала Сезон) потребовала немедленного прекращения бойни, развязанной Бен-Гурионом и его подручными.

Эти требования, а также ширящийся протест внутри ишува заставили Бен-Гуриона отступить: в конце февраля 1945 года Сезон был свернут. Это решение столкнулось с открытым несогласием исполнителей, уже привыкших к вкусу еврейской крови и к безнаказанному насилию над непротивленцами-ревизионистами. Поэтому в апреле на конференцию в кибуц Ягур приехал с объяснениями Моше Сне, начальник штаба Хаганы и один из лидеров израильских соци. Его речь была встречена явным неодобрением членов Пальмаха.

Тут необходимо добавить еще несколько имен, поскольку народ должен знать своих героев. Поначалу Бен-Гурион поручил грязную работу организации ШАЙ («ширут йедиот», предшественник нынешнего ШАБАКа), но затем быстро выяснилось, что у ШАЙ маловато силенок для столь масштабной работы. Тогда-то Старик (чисто ленинская кликуха вождя израильских леваков) и обратился к Пальмаху и его командиру Игалю Алону. Когда же последнего стошнило от размаха похищений и пыток, и он запросился в отпуск, операцию возглавил другой крупный пальмахник – Шимон Авидан, впоследствии командир бригады Гивати. Позднее, уже в начале 80-ых, он выразил в одном из интервью сожаление, что у бен-гурионовцев не получилось ликвидировать Бегина. Непосредственную работу по выдаче соплеменников британской контрразведке осуществлял будущий многолетний мэр Иерусалима Тедди Колек (на чьих людоедских устах впоследствии так вкусно звучало слово «Ерру-шалл-аим»). Внесли свой весомый вклад в ликвидацию политических соперников и другие лидеры социалистов: Моше Даян, Исраэль Галили, Элиягу Голомб и Яаков Дори – все они потом вошли в состав верховного руководства правительством и армией.

Но эта заметка посвящена не им, а Хаиму Хеферу – человеку, назначенному впоследствии на должность Певца Пальмаха и Поэта Войны за Независимость. На его тексты написана чертова прорва песен, им получена чертова куча премий и наград, и именно его фамилия произносится с придыханием всякий раз, когда речь заходит о так называемой героике Пальмаха – ведь никто иной, как Хефер (наряду с придворными пальмахными историками) внес решающий вклад в создание мифа об этой военизированной милиции ишува. Хефер тоже участвовал в Сезоне и лично присутствовал на вышеупомянутом собрании в кибуце Ягур, где Моше Сне пробовал убедить пальмахников, что настало время прекратить похищать, пытать и выдавать врагу своих соплеменников – не потому, что это, хас вехалила, аморально, а потому, что задача в общем и целом выполнена.

Вернувшись с собрания, Хаим Хефер с пылу с жару написал два стихотворения, которые впоследствии странным образом пропали из многочисленных поздних переизданий его поэз. Вообще говоря, я не люблю подстрочников, но перевести ЭТО стихами может, видимо, только единомышленник Хефера, к числу коих я, мягко говоря, не принадлежу. А посему, не обессудьте: на сей раз придется удовольствоваться практически буквальным (а не стихотворным) переводом. Что хорошо: ведь речь идет не столько об искусстве, сколько о важном историческом документе.

Первая поэза предназначена для пения хором (присутствует припев, как и положено) и именуется «Песня иллюзии». Как видно, выступление Сне не очень-то убедило Хефера в необходимости прекращения борьбы.

Песня иллюзии

Перед тем, как разойтись,
Зададимся вопросом:
Действительно ли уничтожен террор?
Пришел ли им конец,
И под небесами
Не будут больше править убийство и ужас?

Припев:
Послушай, их уничтожение – иллюзия,
Не верьте этой фантазии.
Это свойство любого сезона:
Делать вам Гранд-Иллюзион.
Послушай, их уничтожение – иллюзия.

Они надевали коричневые рубашки,
А теперь вышли из подполья
И разгуливают в одеяниях Бейтара.
Они сменили вывеску,
Но любой ребенок поймет:
Сменили кувшин, но его содержимое - прежнее.

Припев.
Вы будете удовлетворенно похлопывать себя по пузу,
Как будто нет больше страха и разрушения,
Как будто победа уже здесь, упакована в подарочной коробке,
Но вдруг восстанет беда,
И распространится зараза,
И победа превратится в поражение.

Припев.
И тогда всё будет иначе:
«Давар» - подпольная газета,
В Сохнуте сидит Новый Сионистский Гистадрут,
И освобожденный Сион
Увядает и заканчивается,
И в еврейской тюрьме – члены Пальмаха.

Припев.
Это заблаговременное предупреждение:
Надо вернуть Сезон в город!
Этот призыв обращен к вам, господа!
Я буду давить, бить и уничтожать,
Пока они не будут ликвидированы до конца,
А иначе эти враги сами одолеют меня.

Припев.

Не правда ли, очень красноречиво? Особенно – в качестве еще одного свидетельства о том, что речь шла отнюдь не о «принуждении ЭЦЕЛя к миру», а о прямом уничтожении политических соперников. Хефер приписывает Бегину и его сторонникам стремление загнать в подполье мапайную газету «Давар» и посадить в тюрьму членов Пальмаха – что выглядит весьма странно, учитывая раз за разом применяемый на практике лозунг ревизионистов о непротивлении (еврейскому) злу (еврейским) насилием. Зато для идейного последователя дела Ленина – Сталина - Бен-Гуриона призыв «давить, бить и уничтожать, пока они не будут ликвидированы до конца» звучит вполне аутентично.

Второй стих называется «Песней окончания». Он более камерный (или, если угодно, карцерный) и выражает надежду на то, что Вождь все-таки образумится и снова даст своим пальмахным заплечных дел мастерам правильный приказ. Судя по краткости и отсутствию припева, эта поэза не предназначена для пения:

Песня окончания

Вокруг нас извергается ненависть.
Сплотимся стальной силой,
Еще восстанем, восстанем, братья по оружию,
Старик еще даст приказ.

Еще вернемся, братья, вернемся к Сезону,
Проникнем в гнезда заразы.
Ждёт нас большая работа –
Уничтожить террор до основания.

Что ж, Певец Сезона не ошибся: вслед за Большим Сезоном последовал Малый (весна 1947 года). Этому не помешал даже тот факт, что в промежутке (с октября 1945-го) Хагана и Эцель вместе боролись против властей мандата в рамках «Тнуат хамери хаиври» (Общееврейского восстания) – причем, боролись точно теми же методами, которые менее года тому назад решительно осуждались Бен-Гурионом и служили оправданием Сезона. Старик делал все необходимое для того, чтобы ничто не угрожало его неограниченной власти.

Кстати говоря, это же стало причиной последующего роспуска Пальмаха, чья растущая сила и влияние на каком-то этапе вызвали подозрения Вождя. Уничтожив ревизионистов как политическую силу, он вплотную занялся левыми соперниками из движения Хашомер Хацаир и сталинистской партии МАПАМ (а Пальмах всегда ассоциировался именно с ними). Седьмого ноября 1948 года, когда кибуцы самозабвенно отмечали годовщину Большевицкой Революции, Бен-Гурион объявил о прекращении работы Пальмаха. Его командиры были куплены высокими назначениями – без массовой поддержки они уже не представляли опасности, и потом Бен-Гурион даже использовал их в качестве противовеса старой мапайной верхушке.

Но простые пальмахники не без основания были оскорблены в своих лучших чувствах. И конечно, тут тоже не обошлось без песни все того же пальмахного Ариона. Любопытно, что Хаим Хефер назвал эту песнь обиды и смятения «Песней Сезона». Именно Сезона – хотя в списке подвигов кибуцной милиции фигурируют и участие в английских диверсионных операциях в Сирии, и битва при Эль-Аламейне, и еврейская Бригада. Тем не менее, невзирая на все вышеперечисленное, главной заслугой Пальмаха его официальный певец считает именно Сезон – братоубийственную подлость, столь характерную для левых движений и их адептов. А иначе какой смысл было называть эту поэзу «Песней Сезона»? Иными словами, Хефер (а вместе с ним и весь Пальмах) искренне полагали, что главной задачей этой организации была не защита ишува от внешнего (британского, нацистского, арабского) врага, а функции внутренней жандармерии, которая призвана обеспечить прочную власть носителям истинно верной идеологии.

Песня Сезона

Господа, история повторяется,
Ничто не пропало, ничто не забыто.
Мы еще вспомним под свинцовым дождем,
Как шел Пальмах по Сирии.

Эль-Аламейн, не забудем и тебя,
Когда на широкие поля Юга
Была послана рота в Негев
С палками вместо винтовок.

И бабушка будет рассказывать внуку:
Повсюду, где было необходимо,
Отправляли туда Пальмах,
Как безотказного дежурного по кибуцу.

Он получал команды и выходил на церемонии,
Ему пели серенады,
Нашими товарищами-йеки
Затыкали дырки в Бригаде.

Еще не затихли выстрелы в Каире,
Когда возникла внутренняя угроза,
И наши товарищи были призваны в город,
Где им дали имя – Сезон.

И закончит свой рассказ бабушка,
И сгорбится перед внуком:
Да, мавр может уходить,
Потому что мавр сделал свое дело.

Такая вот труднопереводимая поэзия, песня Сезона, «художественная» квинтэссенция левой подлости. Мавр действительно «сделал свое дело» – черное, как и он сам. Пальмахные выскочки еще причинят Стране немало бед и ущерба – бед и ущерба, которые придется исправлять на полях сражений кровью и беспримерным героизмом рядовых солдат и младших офицеров. А на шею еврейскому государству прочно усядется тридцатилетняя «мягкая» диктатура Бен-Гуриона и его жадных до власти соратников по партии – во всей красе своего чудовищного бюрократического аппарата, монструозного Гистрадрута и привычных преступлений «социалистической морали» типа похищения детей и последовательного удушения любого инакомыслия в душном плавильном котле левой идеологии. Диктатура пальмахных мифов, пальмахных историков, пальмахной культуры, пальмахных песен.

Если разобраться, многие из нас и по сей день еще, сами не замечая того, истово подпевают песням Певца Сезона. А как же:«Время было такое… иначе погибло бы дело сионизма… эти меры диктовались требованиями момента…»

http://alekstarn.livejournal.com/137393.html