Еще два дня назад депутат Иегуда Глик приплясывал в составе нашей внушительной делегации на Таймс-сквер, а уже вчера, бодрый как огурчик, давал интервью из здания Кнессета. Ну как тут было не припомнить замечательную историю из иных времен и нравов, когда израильские министры и депутаты путешествовали отнюдь не с такими удобствами.

Для начала – длинная, но необходимая преамбула. Это сейчас некоторым кажется, что для нас на Америке свет клином сошелся, но случались в пока еще короткой, но весьма насыщенной истории Государства Израиля и другие моменты. В период президентства Эйзенхауэра (1953-1961), когда внешней политикой США рулили братья Даллесы, Израиль воспринимался Госдепом как мелкая разменная монета в борьбе за арабскую благосклонность. Что почти сразу обернулось для нас смертельной угрозой ввиду нежелания американцев хотя бы минимально уравновесить последствия катастрофической для Израиля советско-египетской сделки по поставкам Гамалю Абдель Насеру новейшего советского оружия.

Соглашение русских с арабами (т.н. «чешская сделка» – поставки были оформлены через Чехословакию) было подписано в сентябре 1955 года и предполагало передачу Египту 200 реактивных самолетов МИГ-15 и ИЛ-28, 230 танков, 200 бронетранспортеров, 100 самоходных орудий, 500 стволов артиллерии, 6 подводных лодок, дюжины торпедных катеров и горы легкого оружия, амуниции и боеприпасов. Для сравнения: ЦАХАЛ располагал тогда всего лишь 30 реактивными истребителями (реактивных бомбардировщиков не было вовсе), а количество танков и бронемашин старого образца было в несколько раз меньше, чем то, что уже плыло в египетские порты в трюмах советских пароходов.

Иными словами, мы оказались практически беззащитными перед лицом неминуемой арабской агрессии. Насер открыто провозглашал своей целью ликвидацию «сионистской язвы»; Эйлатский порт был отрезан египетской блокадой Тиранского пролива; из Газы, с сирийских Голан и из Иордании регулярно просачивались и сеяли смерть в израильских поселках специально натасканные убийцы-федаюны; иорданские легионеры то и дело открывали огонь по еврейским районам Иерусалима, а любые ответные меры Израиля дружно осуждались «международным сообществом». Положение казалось отчаянным.

Напрасно министр иностранных дел Моше Шарет выпрашивал у госсекретаря Даллеса хотя бы две дюжины самолетов – тот наотрез отказал, выразив принципиальное сомнение в способности Израиля противостоять нарастающей арабской мощи. Это не оставило нам выбора: единственный шанс уцелеть заключался в превентивной атаке на Египет – пока армия Насера еще не успела освоить щедрый советский подарок. Абба Эвен утверждал позже, что пойди тогда Даллес навстречу просьбе Шарета, Синайской войны не случилось бы вовсе. Он потом так и называл ее: «Война 24-х самолетов»…

Тут-то Вседержитель и подкатил нам спасение в лице Франции. Французы тогда тоже немало страдали от Насера, которого считали главным виновником и подстрекателем арабского восстания в Алжире. С их точки зрения, «чешская сделка» была направлена против них в не меньшей степени, чем против Израиля. Поэтому радикальные политики Четвертой республики рассматривали Израиль как своего естественного союзника и были готовы продать ЦАХАЛу даже больше тех объемов, которые мы безуспешно вымаливали у Даллеса. Однако поставки осложнялись тем, что наша традиционная ориентация на США требовала в любом случае заручиться предварительным согласием американцев – даже при обращении к другим поставщикам.

Это и стало причиной фатального конфликта между главой правительства Давидом Бен-Гурионом и министром иностранных дел Моше Шаретом. Последний оставался сторонником осторожной дипломатии и послушного следования в фарватере американской политики. В отличие от него, Бен-Гурион утверждал, что подобная траектория ведет нас прямиком на скалы. Поэтому контакты израильтян с французами шли в тайне от министерств иностранных дел – на уровне работников оборонных ведомств. Тогда-то и взошла звезда гендиректора министерства обороны Шимона Переса – у Бен-Гуриона просто не было выбора, кроме как вести переговоры в обход нормальных дипломатических каналов. Полный контроль над процессом Бен-Гурион получил лишь летом 1956-го, когда ему (посредством грязного трюка, весьма характерного для этого политика) удалось-таки сковырнуть Моше Шарета, назначить на его место свою послушную марионетку по имени Голда Меир и таким образом подавить оппозицию внутри правительства.

В конце июня начальник генштаба Моше Даян положил на стол в Париже список покупок, составленный совместно с гендиректором Минобороны Шимоном Пересом. Известно, что оба этих политика были не слишком обременены способностью смущаться, но даже они наверняка испытывали при этом некоторое неудобство. Израильтяне рассчитывали, как мы помним, на дюжину-другую реактивных самолетов и десяток-другой танков. Собственно, на большее не было и средств. Однако Перес, привыкший торговаться по меркам местечкового воложинского рынка, решил внести в список заведомо невероятные количества – так, мол, будет легче получить намеченное. Моше Даян, которому он показал свой вариант заказа, попросту задохнулся: подобной наглости еще мир не видывал. В списке красовались аж 72 самолета «Мистер-4», две сотни танков, а также десятки тысяч 75-мм снарядов и противотанковых ракет.

Но попытка, как известно, не пытка. К изумлению израильтян, французы даже глазом не моргнули; список Переса был утвержден во всех деталях, и уже 24 июля в порт Кишона прибыл первый транспорт с танками и оборудованием. Поставки осуществлялись в полной секретности, официальным пунктом назначения отплывшего из Тулона судна значился Алжир; разгрузка шла ночью, и по ее окончании французы немедленно ушли назад. Многим это живо напомнило времена «маапилим» – нелегальной «Алии-бет».

А двумя днями позже вконец оборзевший Насер торжественно провозгласил национализацию Суэцкого канала, и стало ясно, что франко-израильский союз не ограничится куплей-продажей оружия. Поначалу Франция прощупывала возможность совместной войны по тем же хорошо налаженным каналам связи – через Даяна и Переса, в обход дипломатов. Но отважный местечковый наглец Сёма Перский на голубом глазу раздавал столь широковещательные обещания и оценки, что привыкшие к совершенно иному стилю парижские генералы только глаза выкатывали.

Так, один из членов французской делегации, после долгого хождения вокруг да около, отважился наконец спросить, есть ли определенный шанс, что Израиль выступит на стороне Франции в случае войны с Египтом? «Да! Конечно, выступит!» – ни думая ни секунды, выпалил Перес. Сидевший рядом с ним глава израильской торговой миссии Йоси Нахмиас чуть не рухнул со стула. Он едва дождался перерыва и, отведя Переса в сторонку, стал пенять ему на вопиющее превышение полномочий – в самом деле, никто не поручал чиновнику отнюдь не первого ранга делать подобные заявления.
– Ерунда! – на том же голубом глазу ответил наш воложинский дипломат. – Сейчас главное – не разочаровать французов. А потом всегда сможем отказаться…

Ясно, что французы не могли не уловить исходящий с противоположной стороны стола дух хлестаковщины. Скорее всего именно поэтому, невзирая на полную секретность процесса, они потребовали повысить уровень переговоров до как минимум двух министров. В конце сентября 1956 года послушное Бен-Гуриону правительство, поставленное наконец в известность о военно-политических контактах с Францией, приняло решение отправить в Париж более представительную делегацию во главе с новоиспеченным министром иностранных дел Голдой Меир. Ее сопровождали министр транспорта Моше Кармель, а также привычные французам лица: начгенштаба Моше Даян, гендиректор минобороны Шимон Перес и глава канцелярии генштаба Моти Бар-Он.

Вот какая длинная получилась присказка. Сказка будет вдвое короче, зато куда забавней. 25 сентября вышеупомянутая пятерка в обстановке строжайшей тайны вылетела с военного аэродрома Хацор. Чтоб никто не догадался, французы прислали за ними ни много, ни мало тяжелый морской бомбардировщик «Нептун». Промежуточным пунктом назначения была военно-морская база Франции в тунисском городе Бизерта. Летели вдоль берега на низкой высоте, и самолет сильно болтало. Перед полетом думали, что труднее всего придется Голде, но она еще кое-как держалась – в отличие от Моше Кармеля, который как раз должен был бы соответствовать любому способу транспортировки – как-никак, министр транспорта.

В какой-то момент, не в силах больше переносить болтанку, он отстегнул ремни и принялся слоняться по тесному пространству внутри бомбардировщика. Как видно, такое поведение не слишком предусматривалось устройством «Нептуна». То ли бомбовой люк был плохо закреплен, то ли Кармель каким-то неверным движением вцепился в первую попавшуюся скобу, оказавшуюся на поверку рычагом, только люк вдруг распахнулся прямо под ногами израильского министра с недвусмысленным намерением транспортировать его прямиком в плещущие внизу волны Средиземного моря. К счастью, Моше успел расставить локти и предотвратить преждевременную бомбардировку египетских территориальных вод. Какое-то время, пока не вытащили, он так и летел на парижские переговоры: верхняя часть тела – особенно важная для политики – внутри самолета; нижняя – особенно важная для жены – снаружи.

В итоге Кармель отделался испугом и тремя сломанными ребрами, что, впрочем, не помешало ему потом принять самое активное участие в переговорах. Вот какие у нас министры! На аэродроме в Бизерте пятерку израильтян встретил адмирал, командующий базой. Опять же, по соображениям секретности его не известили, кто именно прилетит и куда отправится дальше, что заставило адмирала проникнуться сознанием чрезвычайной важности происходящего. Он приготовил гостям роскошный ужин и принимал их с подчеркнутым уважением – за исключением разве что Голды, которую принял за секретаршу Переса.

Поле трехчасового отдыха делегация вылетела в Париж – на сей раз уже не в бомбардировщике (второго падения Моше Кармель скорее всего не пережил бы), а в личном «Дугласе» генерала де Голля, подаренном ему президентом Труменом по окончании Второй мировой войны. Скромняга де Голль время от времени милостиво одалживал свой персональный самолет для нужд французских ВВС – понятное дело, не даром. На тот момент он был всего лишь символом великого французского героизма; учредителем Пятой республики и всесильным властителем Франции генерал станет еще 3 года спустя.

Делегацию поселили во дворце, расположенном в Сен-Жерменском предместье, ошибочно давшем название и самой конференции (реально переговоры проходили совсем в другом месте, на частной парижской квартире). Шимон Перес, слава Богу, помалкивал, соблюдая субординацию. Голда прилежно надувала щеки и ни на йоту не отходила от инструкций, полученных от Бен-Гуриона. Отвечая на прямые вопросы, она всякий раз оговаривалась, что "это ее личное мнение, но есть все основания полагать, что оно разделяется и другими членами израильского кабинета". То есть вела себя солидно, именно так, как и ожидалось французами. Сен-Жерменская конференция убедила колеблющегося премьер-министра Франции Ги Молле в серьезности израильтян. Настоящие решения были приняты позже, почти месяц спустя, в Севре, теперь уже при участии главных действующих лиц – прежде всего, самого Бен-Гуриона.

29 октября 1956 года ЦАХАЛ перешел границу с Египтом, ознаменовав тем самым начало восьмидневной Синайской войны (операция "Кадеш"), во многом изменившей лицо Ближнего Востока.

https://www.facebook.com/aleks.tarn.1/posts/10214246385767924