Без претензий на полную репрезентативность, но все-таки: из десяти убитых в Газе военнослужащих ЦАХАЛа пятеро являются выпускниками учебных заведений национально-религиозного сектора, один – репатриант из России, двое – друзы, один – киббуцник, один – вырос в нерелигиозной семье в Ашкелоне. Во Вторую ливанскую войну, когда погибших у ЦАХАЛа было намного больше, социальная статистика израильских потерь носила почти столь же красноречивый характер.На мой взгляд, мысленное усилие тут требовалось лишь для вывода, связанного с осознанием цены, которой требует любая война, и с противопоставлением цены, которая платится кровью, той цене, которая платится бóльшим градусом политического и психологического дискомфорта, охарактеризованного ДК как «увеличение нагрузки на чуткую тель-авивскую совесть». В своей посылке, ведущей к этому выводу, данное рассуждение есть констатация банального, общеизвестного факта, состоящего в том, что социальный состав израильской армии и, особенно, ее боевых частей сильно изменился за последние десятилетия. Армия не публикует статистических данных о том, каков процент представителей тех или иных социальных групп в ее подразделениях, однако сам факт изменения очевиден всякому наблюдателю. Он постоянно обсуждается израильской прессой с самых разных позиций, но именно как факт, давно уже не подвергаемый сомнению в силу своей очевидности.
Цена у войны всегда есть: это лишние потери у ЦАХАЛа или дополнительная нагрузка на чуткую тель-авивскую совесть. Война в Газе велась за счет увеличения нагрузки на тель-авивскую совесть, и это хорошо хотя бы потому, что в следующий раз, требуя от израильского правительства новых уступок арабам, совестливым придется помнить о том, что война – не бесплатное удовольствие. Даже для них – не бесплатное.
Предпринимались попытки исследования социальной динамики, которая столь явственным образом меняет облик ЦАХАЛа. За неимением возможности опереться на статистические данные, публиковать которые Управление личного состава ГШ не желает (и, может быть, обоснованно не желает), авторы этих исследований опирались на публиковавшиеся в открытой печати сведения о военнослужащих, павших в Первую ливанскую войну и за годы последующего пребывания ЦАХАЛа в Южном Ливане, в первую и вторую «интифаду», во Вторую ливанскую войну. Такова, например, вышедшая в прошлом году книга Ягиля Леви «От народной армии к армии периферий» (מצבא העם אל צבא הפריפריות).
Автором этой книги, как и другими исследователями, делается резонное допущение о том, что армия несет основные потери в своих боевых частях, которые, собственно, и «выходят на линию огня». Из этого делается столь же резонный вывод: социальная статистика боевых потерь если и не отражает в точности, то отражает в достаточном приближении социальный состав боевых частей. Странно было бы допустить, что одна из групп, удельный вес которой в потерях ЦАХАЛа постоянно снижается, сохраняет в этих частях прежний уровень своего представительства. Ведь не заговоренные они в самом деле. Закон больших чисел.
Ягиль Леви положил в основу своей работы «республиканское уравнение», согласно которому правильным является такое положение вещей, при котором существует более или менее явная корреляция между уровнем личной и коллективной (определенная общественная группа) «отдачи» граждан своему государству, с одной стороны, и уровнем тех социальных, политических, экономических и статусных преференций, которыми вознаграждает их государство. Нарушение этого уравнения Леви полагает опасным для общества, а наиболее полным выражением гражданской «отдачи» он считает готовность к самопожертвованию, без которой люди не выходят на линию огня.
Выделяя светскую ашкеназскую группу, которая, будучи традиционной элитой израильского общества, внесла основной вклад в создание ЦАХАЛа и доминировала в его боевых частях на протяжении долгого времени, Ягиль Леви отмечает, что доля этой группы в боевых потерях ЦАХАЛа стала сокращаться после Войны Судного дня (1973) и, особенно заметным образом, после Первой ливанской войны (1982). По наблюдениям цитируемого автора, в период с 1982 до 2000 года («интифада аль-Акса») доля светской ашкеназской группы в боевых потерях ЦАХАЛа сократилась с 48% до 28%.
Присовокупив к этой группе также и представителей восточных общин, вошедших в состав среднего класса, с попутным усвоением многих черт, характерных для светского ашкеназского еврейства в Израиле, Леви фиксирует снижение доли этой общей группы в боевых потерях ЦАХАЛа с 68% в Первую ливанскую войну до 45% в «интифаду аль-Акса».
Но свято место пусто не бывает. Представителей традиционной для Израиля светской ашкеназской элиты постепенно заменяют в боевых частях ЦАХАЛа представители групп, относимых к «социальной периферии» израильского общества. В данной связи Ягиль Леви говорит о значительной группе, состоящей из молодежи национально-религиозного лагеря и, в частности, из поселенцев, о репатриантах из бывшего СССР и Эфиопии, о друзах. Суммируя свои наблюдения, он называет «интифаду аль-Акса» - по признаку боевых потерь ЦАХАЛа и погранвойск в соответствующий период – «войной израильских периферий».
Вторая ливанская война (2006) проявила эту тенденцию еще более отчетливым образом. Несоразмерно высокая доля «социальных периферий» и, особенно, религиозных солдат и офицеров в потерях ЦАХАЛа бросалась тогда в глаза всякому, кто следил за краткими сообщениями израильских СМИ о павших на поле боя (фамилия и имя, где вырос, где учился).
Отмечу, что осознание и попытка анализа этих фактов вовсе не является функцией правого политического мировоззрения. Например, тот же Ягиль Леви, судя по некоторым его статьям, публиковавшимся недавно газетой «Ѓаарец», принадлежит к левому лагерю. Он даже выдвинул тезис о том, что изменившаяся пропорция израильских военных потерь и палестинских потерь из числа невоюющего населения объясняется новым социальным составом боевых частей ЦАХАЛа. Этот тезис представляется мне очевидно нелепым: соотношение потерь в ходе операции в Газе было предопределено тем типом ведения войны, который был задан решением израильского правительства, в котором три ключевые позиции занимают Ольмерт, Барак и Ливни, т.е. представители светской ашкеназской элиты. Никакая «легкость пальца на спусковом крючке», характерная, по мнению Ягиля Леви, для представителей социальной периферии, не дала бы таких результатов. Именно характер войны и связанный с ним тип применения артиллерии, авиации и вообще массированного огня оказался существенным в данном случае. Но всё это лежит далеко за пределами сферы индивидуальных решений, принимаемых солдатами и офицерами на поле боя. Даже генералы не могли бы санкционировать этот новый для израильского конфликта с палестинцами тип ведения войны, не имея ясной директивы высшего политического руководства.
Итак, с фактической стороной вопроса, т.е. с изменившимся социальным составом боевых частей ЦАХАЛа, всё более или менее ясно. Простого взгляда на случайную группу солдат и офицеров часто бывает достаточно для того, чтобы заметить в ней количество вязаных кипот, которое заведомо и многократно превосходит удельный вес соответствующей группы населения в израильском обществе (не говоря уже о солдатах, которые выросли в религиозных семьях и получили образование в соответствующих учебных заведениях, но выбрали для себя, на время или навсегда, иной образ жизни). Здесь мы говорим о национально-религиозной группе, позиция которой по основным вопросам израильского конфликта с арабами достаточно хорошо известна.
Вместе с другими группами «социальной периферии» она занимает в ЦАХАЛе место, оставленное представителями светской ашкеназской элиты. При этом наиболее характерные мотивы, в силу которых представители одной периферийной группы проявляют желание и готовность служить в боевых частях, могут отличаться от мотивов другой. Здесь и не ведающая корыстных расчетов идея служения, и нацеленные на долгосрочную перспективу коллективные амбиции, и надежда повысить свой социальный статус с помощью службы в наиболее престижных частях, и желание обрести/доказать причастность к израильскому этосу. Но каковы бы ни были мотивы, их результатом является сознательное повышение рисков, принимаемых на себя теми, кто выходит на линию огня. Социальная статистика боевых потерь является простым выражением этого факта.
Тех, кто выразил возмущение приведенными выше словами ДК, можно разделить на две группы. К одной принадлежат буквоеды, которым не понравилось упоминание Тель-Авива как символа светского, ашкеназского и преимущественно левого сегмента в израильском обществе, присутствие которого на линии огня ощущается с годами всё меньше и меньше. Один из буквоедов предложил целый веер определений, призванных обозначить данный сегмент более точным образом: «светский Израиль», «первый Израиль», «потомки поколения Пальмаха», «политические сионисты» (?), «постсионисты», «универсалисты», «огречевшиеся» (?). Не вдаваясь в тонкости, связанные с выбором и возможным применением этих определений, отмечу, что вообще весь этот заход со стороны тех, кто делает вид, будто всерьез заподозрил в словах ДК «географию», показался мне странным.
Автор специально отметил: «Очень условно можно сказать, что светский, левый Тель-Авив» и т.д., подчеркнув таким образом, что Тель-Авив здесь является символом, причем очень условным символом. Правомерен ли такой выбор? Дело вкуса. ДК считает, что правомерен. Он и после Второй ливанской войны писал («Вести», 31 августа 2006 года):
Когда начальник Управления личного состава Генштаба Эльазар Штерн осмелился заикнуться о том, что жителей Тель-Авива странным образом почти не оказалось среди павших в ходе Второй Ливанской войны, на него со всех сторон окрысились лицемеры. А ведь Штерн сказал всем очевидную вещь. В этой войне почти все израильские солдаты и офицеры умирали непосредственно на линии огня, и социальный состав погибших в целом достаточно точно отражает «статистический профиль» боевых частей ЦАХАЛа – пехотных, танковых, инженерных и пр. Среди них оказалось очень много поселенцев, много киббуцников и мошавников, много «русских», немало жителей городов развития. Такие крупные города, как Иерусалим, Хайфа и Беэр-Шева, были представлены в списках погибших вполне адекватным образом. А вот жителей Тель-Авива там почти не оказалось.Так что со всеми необходимыми оговорками про «обитателей тель-авивского пузыря, где бы они ни жили», использовать Тель-Авив как символ определенной общественной группы и присущего ей состояния души, наверное, можно. Символы всегда условны. Например, символом жертвенного служения в Войну Судного дня (1973) стал киббуц Бейт ѓа-Шита, потерявший на фронте 11 своих сыновей. Страна содрогнулась тогда, узнав, какую непомерно высокую цену платит за свое участие в национальном проекте одна небольшая община. Во Вторую ливанскую войну таким же символом стало самарийское поселение Эли, похоронившее трех своих жителей, включая подполковника Рои Кляйна, накрывшего своим телом вражескую гранату, и еще нескольких выпускников расположенной в Эли школы предармейской подготовки (мехина кдам-цваит). Что же до Тель-Авива, то он оказался тогда на противоположном полюсе и тоже стал своего рода символом.
Разумеется, это ничуть не умаляет заслуги тех тель-авивцев, которые вышли на поле брани и, тем более, пали в боях. Напротив, именно «контрастность» их поведения - по сравнению с общим «социальным фоном», который представляет собой сегодняшний Тель-Авив, - может быть поставлена им в особую заслугу. Но следует все же признать, что ни в одну из прежних значительных войн Израиля – ни в 1967-м, ни в 1973-м, ни в 1982-м году – не была бы возможна статистическая ситуация, при которой на сто двадцать погибших израильских фронтовиков приходится всего один или два жителя Тель-Авива.
Однако, при столь скромном участии в уплате «налога кровью», Тель-Авив – и всё то, что этот город собой символизирует, - по-прежнему занимают доминантное место в израильской политической, интеллектуальной, экономической, культурной элите. Ради обеспечения своей безопасности, пусть и понятой заведомо неадекватным образом, «Тель-Авив» без колебаний стирает с лица земли цветущие поселения, из которых в час настоящей опасности выходят на линию огня самые честные и отважные бойцы. Здесь есть над чем задуматься обитателям «тель-авивского пузыря», где бы они ни жили. Отказываясь от служения, любая элита превращается в олигархию, и ее «законные» привилегии оказываются при этом в опасности. А служение сегодня – это не только штабные должности в «Лагере Рабина» или в технологических звеньях ЦАХАЛа, под потоком кондиционированного воздуха и вдали от кровавых полей. Подлинное служение всегда совершается там, где платят «налог кровью».
Но если одну группу критиков составили буквоеды, то другую – как бы это сказать? – особливо чистые души, возмущенные самим фактом обращения к данной теме. Им «и в голову не пришло проверять у погибших солдат прописку», они «не собираются препарировать погибших израильтян» и т.д.
Тут тоже всё очень просто: такие слова может говорить дурачок, с которого и спросу нет никакого. Но вообще-то замалчивание социально значимых фактов и связанных с ними интересов есть, как правило, функция соответствующих интересов. Пользоваться социальными преференциями элиты, отказавшись от поведения, характерного для «элиты служения», есть интерес. Защитникам этого интереса естественно замалчивать определенные факты, когда внимание к ним угрожает их интересу. И при этом им естественно в таких случаях изъясняться на языке чистых душ: «Как можно-с? Прописку у павших спрашивать? Препарировать погибших израильтян?»
Можно-с. Допускаю, что начальнику Управления личного состава ЦАХАЛа не стоило высказываться на эту тему, пока он оставался в должности, но журналисту – можно. И даже нужно, ведь речь в данном случае идет не просто о преференциях старой элиты, а о ее праве вершить судьбы страны небезразличным для прочих групп населения образом. Тех групп, которые давно уже и всё более явным образом заменяют элитариев на линии огня.
Если уж на мой вкус, то ДК высказался в своей статье слишком мягко. А дело ведь устроено так: слушая по радио сообщения о погибших и раненых, даже по самым первым сведениям о них – наиболее характерные для определенной группы населения в Израиле имена (Двир, Нетаниэль и т.п.), место жительства - бывает можно заранее угадать и другие детали: тип начальной школы, в которой учился погибший или раненый солдат, потом – йешива тихонит, часто – мехина кдам-цваит. Или имя другого типа, например, Алекс. Тоже всё понятно более или менее сразу.
Так вот, в массе своей эти люди, двиры, нетаниэли и алексы, не принадлежат к тем слоям израильского общества, которые полагают «благотворным для своей совести протестовать по поводу оккупации, заключать соглашения «Осло», нянчиться с Арафатом, производить депортацию поселенцев и приветствовать иные шаги схожей направленности». О кей, пусть последние - не «Тель-Авив», а группа населения Х.
Результатом действий, предпринимаемых по инициативе группы населения Х, часто становится объективная неизбежность войны. Интервалы между нашими войнами становятся всё меньше, и требуется изрядная смелость, чтобы постулировать отсутствие всякой связи между «Осло» и отступлением из Газы, с одной стороны, и только что завершившейся войной, с другой. Но до сих пор наши войны действительно не пугали или мало пугали группу населения Х, в силу ее сокращающегося присутствия на линии огня. В конце концов, помимо общих идей, людям бывает присуще и очень личное, кровное переживание некоторых вещей – в зависимости от того, насколько эти вещи задевают их лично. Почему бы нам не предположить, что группа населения Х не отличается в этом плане от остального человечества?
Если уж война начиналась, она велась так, как предпишут двирам, нетаниэлям и алексам досточтимые Наставники, представляющие группу населения Х. Их право на это не подвергалось сомнению, ведь они - знатоки международных конвенций и вообще люди грамотные, привычные управлять. Принцип «чистоты оружия» трактовался ими так, что двиры, нетаниэли и алексы должны были идти под огонь, ложиться в бою на гранаты, прочесывать заминированные здания – и всё это без использования тех возможностей подавления противника собственной огневой мощью, которые были у ЦАХАЛа и прежде. «Приведите-ка мне, звери, ваших детушек, я сегодня их за ужином скушаю».
Только что завершившаяся операция в Газе была первой войной, в ходе которой Израиль воевал с террористами совершенно иначе. ДК назвал в своей статье ряд причин, по которым это оказалось возможным. И цена, уплаченная жизнями двиров, нетаниэлей и алексов, была в этот раз относительно не велика. Слава Богу.
Но цена, как отметил автор, есть всегда. И в этот раз она была уплачена иным образом. По данным далекой от политических симпатий к Израилю организации «Бе-целем», за весь период с момента оккупации Газы израильскими войсками в Шестидневную войну (1967) до передачи основной части этого сектора под контроль возглавляемой Арафатом палестинской администрации (1994), в данном районе было убито израильскими войсками 1200 арабов. «Литой свинец» разом перекрыл весь этот период по числу убитых. Многим из принадлежащих к группе населения Х результат завершившейся израильской операции в Газе трудно принять. Война велась в этот раз за счет «увеличение нагрузки» на их совесть.
Как следствие, в группе населения Х различимы попытки повернуть дело так, чтобы Израиль никогда больше не воевал подобным образом. Но уверенности в успехе у них теперь, после «Литого свинца», уже нет и не может быть. Даже то, что сразу по окончании боевых действий в Иерусалим явились - сниматься в обществе Ольмерта, Барака и Ливни - главы государств и правительств Великобритании, Германии, Испании, Италии, Франции и Чехии (последняя является в настоящее время дежурным президентом Евросоюза), говорит о том, что попытки заклеймить «Литой свинец» как «военное преступление» не возымеют успеха. У той части группы населения Х, которая к этому стремится (например, редакция «Ѓаарец»), найдутся союзники за рубежом, но достаточно могущественных союзников она, по всей видимости, не найдет.
Соответственно, ей и в дальнейшем придется исходить из того, что война – страшная вещь, потенциально чреватая невыносимой нагрузкой на слишком чуткую совесть. И если других причин возражать против политических и территориальных уступок арабам группа населения Х не имеет, то теперь ей хотя бы придется учитывать вероятность того, что спровоцированная этими уступками война разом перекроет число жертв израильской оккупации. Ровно это и сказал ДК, по возможности кратко, в своей статье.
А вообще Тель-Авив - замечательный город. Лично я его очень люблю. Говорю это просто так, от всей души.