Передо мной почему-то никогда не стоял вопрос, куда
ехать – в Израиль или США?В начале 70-х уезжал в Израиль мой друг и соратник по байдарочным походам Гриша Скуркович и на обороте нашей совместной фотографии написал: «Лёвка, кровь наших предков зовет меня. Ты сам должен решать свою судьбу. Думай. Обнимаю. Гриша».
Вначале - о предках.
Дело в том, что мои корни – в Латвии.
Мама, Ида Гиршевна Штейн, родилась в Либаве.
Я смутно помню свою бабушку – мамину маму.
Она приезжала перед войной, я думаю, в году 40-м, когда Латвию «вошли» в состав Советского Союза. Я спал на кушетке, и когда бабушка приехала, мне постелили на сундучке.
Папу своего, Левинсона Гирша Иосифовича, не помню совсем: его арестовали, когда мне было два с половиной года Только откуда-то у меня в голове звучала песня: «Тучи над городом встали, В воздухе пахло грозой…». Когда я при маме вдруг вспомнил эти строчки, она заплакала и сказала: «Эту песню часто напевал папа, особенно - накануне ареста».
До 1947 года меня держали в неведении о том, чей я сын. Дело в том, что во время войны мама официально вышла замуж за русского человека, Тинякова Николая Ивановича. Он относился ко мне, как к собственному сыну, и ему я многим обязан!
В 1947 г. истек срок заключения (папа был приговорен к десяти годам лишения свободы без права переписки – тогда мы не знали, что это означало расстрел), и мы с мамой подали прошение в КГБ, чтобы нам сообщили о его судьбе. Какой-то военный в приемной КГБ на Кузнецком мосту, сообщил, что папе увеличили срок еще на 10 лет.
Где-то в 1956-1960 годах, уже самостоятельно, я несколько раз подавал заявления с просьбой сообщить мне о судьбе отца и только летом 1964 меня вызвали в Военную прокуратуру МО СССР. Там я впервые узнал об истинных событиях, связанных с отцом.
Принимавший меня военный в чине подполковника выложил на стол пухлую папку и сказал: «Это дело вашего отца. Он полностью реабилитирован. Вы, когда выйдете от меня, получите справку о его реабилитации. А сейчас я оставляю вас с личным делом отца, только не делайте НИКАКИХ ВЫПИСОК».
Я настолько был ошарашен, что какое-то время сидел, ничего не понимая. Когда я вернулся домой, я все услышанное и прочитанное пересказал маме.
По памяти я называл ей имена, и она мне каждый факт комментировала. На кого-то она сказала: «Его взяли перед папой. И по всей вероятности, на основании его показаний и взяли папу». Я это подтвердил, так как прочел об этом в личном деле, с которым знакомился. Память у меня была хорошая, и нужно было бы всё это записать. Но, увы…
Когда дядя Шая, родной брат папы, в 1968 году подал заявление на выезд в Израиль, я признался маме, что тоже хочу уехать. Мама сказала, что это будет ударом для моего отца (так я всё время называл своего отчима) и что пока он жив, на эту тему больше говорить не следует.
Мой отчим, Николай Иванович Тиняков, действительно сделал многое и для меня, и для мамы, когда в 1938 году взял в жены еврейку, да еще жену осужденного «врага народа». В то время такой поступок был равносилен подвигу, ведь тогда даже родные отказывались от своих осужденных близких.
Поэтому, приехав в Израиль, я вернул себе фамилию своего папы – Левинсон, а отчество, полученное мною при усыновлении, сохранил в знак благодарности своему отцу-отчиму.
Самое большое и яркое израильское впечатление - культ детей. Они могут гулять до поздней ночи и родители за них практически не волнуются.
Вид детей, гуляющих до поздней ночи, поначалу удивлял и поражал.
Ну, и, конечно, - природа и города Израиля.
До сих пор, каждый раз, когда я подъезжаю к Иерусалиму и вижу слева от меня бегущие по холму домики, мои глаза увлажняются, а сердце сжимается.
Это мой город, это мой народ, и я - часть всего этого, но часть не безликая, а вполне весомая.
Мы поселились в центре абсорбции в Мевасерет-Ционе и, благодаря этому, объездили с экскурсиями всю страну, знакомясь с ее людьми и обычаями.
На моем пути встречались самые разные люди, и, в основном, хорошие.
До сих пор я благодарен судьбе за встречу с двумя из них - Ури Коэном и Дани Тадмором, с которыми уже много лет мы поддерживаем хорошие отношения.
Потом начались заботы о хлебе насущном. К сожалению, возможно, из-за того, что у меня практически половина уха, мне не удалось встать на ноги с ивритом и, как следствие, закрепиться на работе по специальности, хотя в Союзе я был одним из ведущих специалистов по сейсмозащите. Окончив в 1958 году Московский инженерно- строительный институт и Московский энергетический институт в 1965 году, я защитил в 1986 году кандидатскую диссертацию в области обеспечения безопасности атомных электростанций. Был техническим руководителем одного из разделов проекта, реализация которого позволила сохранить Армянскую АЭС от разрушения при землетрясении 1988 года.
Меня в Союзе знали, как специалиста, и приглашали на различные конференции, связанные с сейсмобезопасностью. Свой последний доклад на английском языке я сделал в октябре 2007 года на меэждународной конференции (The International Conference on Modern Trends in Structural Engineering – Seismic Design).
Руки у меня на месте, и я начал работать в области эксплуатации технологических и энерго-технологических систем в ивритоговорящей компании, что дало мне возможность совершенствоваться в языке моей страны.
Параллельно я много снимал и практически не расставался с фотоаппаратом, который в некоторой степени стал моими ушами. В 1992 году меня пригласили работать в газету «Вести» внештатно, а в 1995 году, когда меня приняли в Союз фотожурналистов Израиля, встал вопрос о моем переходе в штат редакции. Но к тому времени меня назначили ответственным за все техническое обеспечение компании, в которой я трудился. К тому же я неплохо, даже по израильским меркам, зарабатывал и вынужден был отказаться от предложения редакции, но продолжал много фотографировать, участвовал в различных фотоконкурсах, посвященных людям и жизни Израиля.
//maof.rjews.net/content/view/13824/15/
http://www.pentaxnews.ru/articles/travel/na_zapad_ot_ierusalima.htm
Мне всё время не давала покоя мысль: как средствами фотографии передать ощущение человека у каменных стен града Давидова. В свое время на меня сильное
впечатление произвела книга Харольда Вудхеда «Творческие методы печати в фотографии», и я стал экспериментировать с компьютерной обработкой снимков, благо
с компьютером и с методами цифровой обработки снимков я был хорошо знаком. В результате появились и фото-сопереживания о Холокосте, и графические зарисовки
о Иерусалиме.
Насколько мне это удалось, лучше всего расскажут сами работы. Одна из них посвящена иерусалимскому рынку «Махане Иегуда» и называется
«Чрево» Иерусалима
Мы прогуляемся по центральному иерусалимскому рынку «Махане Йегуда», или как его часто называют - «Чрево» Иерусалима. Это одна из самых ярких визитных карточек нашей столицы.
Шук (в переводе с иврита – "рынок, базар") «Махане Йегуда» возник как торговый центр одноименного района, который начали строить в 80-х годах ХlХ века три компаньона – Яков Прутигер, Шломо Констром и Иосиф Навон-бей.
«Махане» в переводе с иврита – военный лагерь. Однако именем своим рынок обязан не старшему брату библейского Иосифа, а Йегуде – брату Иосифа Навона, которой, кстати, прямой родственник пятого президента Израиля (Ицхак Навон). Сефардская семья Навон прослеживает свою генеалогию со времен "еврейского" золотого века в Испании. Давно это было. Иосиф же Навон - один из немногих евреев, удостоившихся от османских правителей титула «бей», был человеком необыкновенным. Это он добился от турецкой администрации разрешения на постройку первой на Святой земле железной дороги Иерусалим – Яффо.
Именно ему принадлежит и идея строительства «Махане Йегуда» – одного из первых недорогих еврейских кварталов за пределами старого города. 162 дома были построены всего за 11 лет, в которых расселялись, в основном, малообеспеченные религиозные евреи, прибывавшие в тогдашнюю Палестину из разных стран.
Шук возник почти одновременно с новым районом. Вначале здесь продавались продукты под открытым небом, потом стали появляться магазины, «духаны» (открытые ларьки), ресторанчики и кофейни.
Постепенно он становился все больше и больше. К началу тридцатых годов была завершена перестройка шука и он стал примерно таким, каким вы его увидели сегодня.
Полное затмение Левинсона
Александра Свиридова, «МЗ»
Помню, в детстве коптила мне бабушка на свечке кусок
стекла, чтобы через него могла я смотреть в небо, где радио обещало полное солнечное затмение. Было страшно смертельно, так как все дворовые собаки
перестали лаять, забились в будки и в мире воцарилась неслыханная доселе тишина. А солнце… Ну что описывать? Сами видели: оно исчезло. Черный кружок
перекрыл его и остались только растрепанные патлы золотой короны…
Я сто раз, закрывая глаза, пыталась вспомнить, как это выглядело и описать словами. По самым разным причинам возникала потребность восстановить этот ОБРАЗ.
«Солнечный удар» И.Бунина не о затмении, но помрачение, описанное великим прозаиком близко к затмению… чувств? Рассудка? «Полное затмение» - назовет самый
безумный свой фильм любимый режиссер Агнешка Холланд. Там тоже будет любовь – Поля Валери к юному хулигану Артюру Рембо. Полное помрачение, от которого нам
останутся стихи двух великих поэтов, да воспоминания о тюрьме, в которую загнали Верлена. Они не знали – эти строгие судьи, что такое затмение… Это когда
черно там, где обычно свет…
И долго я искала картинку – как это выглядит на самом деле – без поэтов, операторов, режиссеров. Даже без моего черного закопченого осколка стекла. И
нашла. Снял человек солнечное затмение. Полное. Теперь оно у меня на экране компьютера, как напоминание, что с любым помрачением нужно быть очень
внимательным: черный круг перекроет солнце на миг, а последствия… - Читайте у Бунина. Смотрите у Агнешки Холланд.
Автор уникального снимка, высоко оцененного специалистами, - Лев Левинсон.
Я никогда не встречалась с ним, но у нас с ним нашлись общие друзья и поспешила задать свои вопросы: кто вы, что вы, что снимали еще. Ответами захотелось
поделиться.
Захотелось познакомить и всех других – незнакомых – с его работами.
- Как возник интерес к фотографии?
- До 1990 я занимался в основном прикладной фотографией, совмещая ее со своей производственной и научной деятельностью. В этот период мои работы публиковались в различных научно технических журналах - «Знание – сила», «Техника молодежи», «Наука и жизнь» и специальных ведомственных изданиях. В 1985 году мне даже довелось поработать в кино. Был автором сценария и одним из операторов научно – технического фильма «Сейсмоиспытательный комплекс», выполненный по заказу МАГАТЭ на студии документальных фильмов. В 1990 г. репатриировался в Израиль и накопленный в Союзе опыт в области фотографий, дал возможность сотрудничать, в качестве внештатного корреспондента, в разных изданиях в Израиле.
Сегодня Лев Левинсон - член Союза фотожурналистов Израиля, участник групповых фотовыставок и конкурсов. В числе его наград - поощрительная премия
«Театрон Иерушалаим» в 1994 году, Маале-Адумим - «Матнас» - бронзовый призер 1998 года, Тель-Авив - поощрительная премия, за участие в фотоконкурсе
фирмы Harlan - второй приз 1998 и 1999 годов. Были и персональные фотовыставки. Многие работы Льва любовно подобраны и размещены на хорошо организованных
сайтах. А к некоторым циклам работ Лев пишет прекрасные комментарии. Щедро делится своими ощущениями, мягко и неназойливо приглашая в мир, который он
знает, любит, которым дорожит. Благодаря ему я, никогда не ступавшая по земле Израиля, повидала многие укромные уголки и уверена, что всё узнаю, когда
приеду, так как особой приметой, по которой я узнаю работы Левинсона, - это его любовь к стране, камням, дорогам. По этой любви я узнаю и его самого, когда
встречусь с ним не в виртуальном пространстве интернета, а на Земле Обетованной.
- Что я могу увидеть на ваших снимках, чего нет у других?
- Чего нет у других? Ну, например, вот этого:
HOLOCAUST:
http://holocaust2001.narod.ru/holocaust_english/photoalbum_holocaust_eng.html
THE JERUSALEM SKETCHES:
http://picasaweb.google.ru/Levirene/TheJerusalemSketches
Кроме того, я много раз бывал в Гуш-Катифе в секторе Газы. Сегодня на эти снимки больно смотреть… - article.php3?id=13801&type=a&sid=2235
Многие фотоработы выполнены с использованием моих оригиналов, сделанных в «Яд ва-Шеме» (Иерусалим), на мемориальном комплексе Holocaust в Бостоне (США) и на мемориальном комплексе на Поклонной Горе в Москве (Россия). Эти работы были представлены на выставках в Маале-Адумим и Иерусалиме, а также в международных журналах «Алеф» и «Вестник Еврейского Агентства».