Эстер Элиэзер (53) посвящала своё время старикам и бедным. Две недели назад она была арестована
за протест против размежевания и поджигание покрышки на Квиш ха-Хоф (Прибрежном шоссе). Её
определили как «опасную для общества», судья отказывается освободить её под домашний арест, а в
тюрьме ей не разрешают давать интервью ("Макор ришон")
Казалось бы невинный телефонный звонок раздался в доме Ицхака Элиэзера в понедельник вечером.
Это было в конце того дня, когда по всей стране перекрывались дороги в знак протеста против
программы размежевания. Звонила жена Ицхака, Эстер: «Я на тахане». «На тахане мерказит
(центральной автобусной станции)?» спросил Ицхак. «Приехать за тобой?» «Немного южнее. На таханат
миштара (в отделении полиции)».
Эстер Элиэзер (53) – пианистка, аккордеонистка, добровольно работающая с пожилыми людьми,
находится в тюрьме уже более двух недель. Судья по имени Кабуб Халед отказался дать ей домашний
арест. Он постановил, что суд не может позволить себе такой привилегии – поставить всё общество
под угрозу. Эстер утверждает, что она стояла ещё с одним человеком из Нетании на обочине шоссе, и
вместе они поджигали покрышку. Движение на дороге продолжалось, несколько шофёров с усмешкой
глядели на происходящее, но тогда на обочине остановилась полицейская машина.
Эли Бнайя, адвокат, защищающий Эстер по поручению товарищества «Хонену», возмущается:
«Прокуратура с ненормальным упрямством настаивает на аресте, хотя о какой угрозе обществу идёт
речь, у Эстер нет уголовного прошлого и вся жизнь её посвящена помощи людям. Её обвиняют в том,
что она поджигала покрышки на Прибрежном шоссе, тем самым подвергая опасности жизнь людей на
трассе – за это полагается максимальное наказание – 20 лет тюрьмы. Эстер не подвергала опасности
жизни людей. Она сказала на суде, что сделала всё возможное для того, чтобы никому ничего не
угрожало. Движение не было перекрыто и никто не пострадал ни телесно, ни духовно».
Семья Элиэзер живёт в маленькой квартире в Нетании. Со времени ареста Эстер телефон не
перестаёт звонить. Её близкие устали и беспокоятся. После двух недель тюрьмы Эстер заметно
похудела. Члены семьи, не воспитанные в израильской ментальности, боятся, что действительно Эстер
могут засадить на 20 лет за эту покрышку.
Её дочь Мирьям Элиэзер (28) вздыхает: «Сегодня, наверное, и Трумпельдора бросили бы в тюрьму.
Мы пришли туда и увидели, что она закована по рукам и ногам, как какая-нибудь преступница. Моя
сестра хотела её обнять, но полицейская оттолкнула её с криком «не трогай», после чего сестру оттуда
выставили.
Мама переживает за евреев в Гуш Катифе, она сделалась больной от этого. Искала, как помочь,
как выразить боль»,- говорит Мирьям и удручённо продолжает: «В обвинительном заключении было
сказано, что она хотела бросить горящую покрышку на едущие машины. Это гнусная ложь, они писали
чего им вздумается, писали, что она якобы остановила движение, но движение вовсе не было
остановлено. Свидетельства полицейских противоречивы. Кто-то говорит, что была одна покрышка,
другой – много покрышек, третий – что горящую покрышку руками бросили на шоссе. Как можно
поднять руками горящую покрышку и бросить на шоссе? Утверждают, что она пыталась убить людей.
Это смешно. Она устраивала акцию протеста против изгнания, демонстрацию».
Эстер родилась в Тунисе, откуда её семья переехала во Францию. Отец был пламенный сионист и
партизан, боровшийся против нацистов. Примерно в двадцатилетнем возрасте она одна совершила
алию в Святую страну. В 76-м г. встретила в киббуце Рош-Цурим Ицхака, и после свадьбы они
поселились в Натании. Эстер работала в банке и бесплатно давала уроки фортепиано необеспеченным
людям.
За несколько дней до ареста к ней в гости приехала мама, Лиз (86) – женщина аристократического
вида, разговаривающая только по-французски. «Мы не хотели волновать Лиз», - говорит Ицхак, -
«вначале мы не говорили ей, что Эстер арестована. Мы сказали ей, что Эстер поехала на экскурсию,
так как думали, что её скоро выпустят, но Лиз удивилась: «Я приехала из Франции, а она
отправляется на экскурсию?» Прошло два дня, Эстер не выпускали, и мы решили ей всё рассказать.
Она была потрясена: «Женщину, которая так любит Эрец-Исраэль, сажают в тюрьму? Если с Эстер так
поступают, мы все должны собрать чемоданы и вернуться во Францию».
Старики ждут
Но сама Эстер, оказывается, предпочитает оставаться на Святой земле, пусть даже в тюрьме. На
оригинальное предложение адвоката Бнайя – домашний арест во Франции – отреагировала решительным
отказом: «Не дай Б-г! Я привяжу себя к камере, а во Францию не поеду». «С тех пор, как она
репатриировалась, мы ни разу не ездили во Францию», - подчёркивает Ицхак, - «Эстер согласна гулять
только по Эрец-Исраэль, с ней нечего разговаривать об экскурсии за границу».
- Как так пятидесятилетняя женщина выходит поджигать покрышку? Большинство арестованных по
делам «итнаткута» моложе.
«Мы спросили её об этом», - улыбается Мирьям, - «она рассказала, что услышала по радио о
намеченной большой демонстрации, но из Нетании никто не собирался её устраивать. Она посчитала,
что нельзя, чтобы в Нетании не было демонстрации против изгнания, выкорчевывания и разрушения
еврейских поселений. Увидев, что действительно некому этого сделать, устроила спонтанную
демонстрацию».
Эстер – член «Штаба за Эрец-Исраэль в Нетании». В День Независимости она организовала десять
автобусов из своего города в Гуш-Катиф, а сама дала бесплатные концерты на аккордеоне для жителей
Хомеша и Са-Нура. Соседи в Нетании собирают подписи под петицией за её освобождение. Тысячи
жителей уже подписали. Пока мы сидим в доме, мимо двери проходит один из соседей.
- Вы знаете Эстер Элиэзер?
«Конечно, замечательная женщина».
- Она опасна для общества?
«Опасна?», - смеется он.
Эстер хвалят многие. Представители «Товарищества за права старика»: «Эстер добровольно работает у
нас около 12-ти лет, и старики ждут не дождутся её возвращения». Им вторит рав Натан Мордовиц
из больницы «Ланиадо»: «Я убеждён, что израильское общество много теряет от её вынужденного
бездействия. Эстер развлекает стариков в гериатрическом центре больницы. Я не знаю людей добрей
и преданней ближнему».
Эстер содержится в особом отделе для противников «размежевания» в тюрьме Маасиягу. «Она
рассказывает, что отдел новый и красивый», - говорит Ицхак. «Она сидит с ещё восемью девушками,
перекрывавшими дороги и отказывающимися назвать свои имена. Эстер помогает им готовиться к
багруту (экзаменам на аттестат зрелости). Мы принесли ей книги, она читает, учится».
Пощёчина от государства
Мы попросили разрешения посетить Эстер в тюрьме. Ицик Горлов, зам. пресс-секретаря тюрьмы,
написал нам в ответ: «Разрешения не даём. Ни одной съёмочной группе не позволяется сюда
заходить».
- Но ведь журналисты «Йедиот ахронот» заходили и фотографировали арестованных.
« «Йедиот» просили давно».
- Что значит давно? Они арестованы две недели. Мы уже четыре дня назад просили разрешения.
«Разрешения не даём».
- Почему нельзя брать у неё интервью?
«Так сказало начальство. Я не знаю, почему».
Не добившись разрешения, мы решили поехать к тюрьме и сфотографировать Ицхака и Мирьям у входа
туда. Семейный автомобиль сплошь покрыт наклейками типа «Еврей не изгоняет еврея», «У нас есть
любовь и она победит», а на крыше развеваются рядом израильский и оранжевый флаги.
Во время поездки в "Маасиягу" вспоминаются тяжёлые дни: «В Аргентине мы боялись разговаривать в
автобусе – нас могли арестовать, если бы мы сказали что-то не в духе властей», - говорит Ицхак,
репатриировавшийся в одиночестве в 24-хлетнем возрасте. «В Аргентине долгие годы была военная
диктатура – кто противился режиму, попадал в тюрьму. Люди пропадали, их бросали в реку. Я не
говорю, упаси Б-г, что здесь то же самое, но и в нашей стране ощущение такое, что нельзя
протестовать».
Ицхак – скромный человек, он никогда не думал, что его имя появится в газете. Когда мы подъезжаем
к воротам тюрьмы, он расстраивается: «Если бы у меня был микрофон, я бы ей покричал. Здесь надо
построить «Холм криков», как у друзов на Голанах».
Адвокат Бнайя подавлен. «В государстве горело полно покрышек», - жалуется он, - «на студенческих
демонстрациях, на закрывшихся заводах, но суд решил, что из всех людей, поджигавших покрышки,
она одна опасна. Это против всякого проявления принципа свободы выражения, на котором зиждется
демократическое государство. Ей приходится очень трудно. Она вегетарианец, и в тюрьме не кушает.
Для нормальной законопослушной женщины быть в тюрьме – совсем нелёгкое испытание. Из неё
сделали преступницу. Я просил, чтобы её освободили и чтобы её мама следила за ней дома в
Нетании – она готова остаться для этого в Израиле – и мы ждём решения суда. Это называется
преследованием из политических соображений. Насильников и воров отпускают под домашний арест
до окончания судебных процедур, а она, мухи не обидевшая, только подожгла покрышку на обочине
шоссе и считается опасной для общества».
Мирьям: «Я чувствую себя так, как будто государство закатило мне оплеуху. Нам сказали, что с ней
поступают особенно строго для устрашения других. Только по делу её и того человека, что был с нею,
вынесли серьёзные обвинительные заключения. Других, перекрывавших дороги, отпустили. На суде
вроде должна быть одинаковая справедливость для всех? Значит, нет справедливого суда?» И как бы в
подтверждение её слов на той неделе выпустили из тюрем 400 палестинских террористов.
Перевела Лиора Мильман
МАОФ