Maof

18 числа (18-07-2005) мы собрались в Маале Адумим около района «Маханаим». Нас было много и мы стояли ждали автобуса. Автобус должен был подойти в 1:30, но его не было. Мы стояли-стояли, ждали-ждали, но терпение лопнуло, и кто-то позвонил узнать, почему же нет автобуса. Тогда ему сказали, что 320 автобусов, которые должны были выйти на линию именно по этому делу, – у них у всех отобрали права, и они там не выходят на линии.

Что делать? По-моему, был уже шестой час... Мы стали искать машины.

И как будто кто-то нам помог (ну, мы знаем Кто нам помог). Моментально были найдены машины – мы ловили те машины, которые проезжали мимо. Кто-то ехал до Иерусалима и там пересаживался. Один мой знакомый доехал до Иерусалима, а там заказал 7-местную машину, на которой они и поехали дальше. Вот так – кто как мог, и все разъехались.

Меня взяла дочь Эллы. Она тоже хотела ехать в Гуш Катиф на своей машине, но хотела оставить своих маленьких дочек с родителями. Она оставила дочек с папой, а мы все собрались и поехали. Поехала Элла, ее дочь с мужем, дети, и я туда села, и мы поехали. Эллин зять оказался хорошим водителем – он нашел дорогу, по которой можно было ехать – не было заторов. А так везде были заторы, потому что все двинулись туда. И мы хорошо проехали.

Я не могу сказать, сколько мы ехали, но мы успели к митингу (уже было темно). Когда мы туда ехали, мы видели, что молодежь из Маале Адумим, все в оранжевых футболках, все шли пешком в сторону Иерусалима – у них не было машины.

Здесь нас неприятности встретили прямо с порога – потому что сразу не было машины... То есть мы пришли, надеялись на то, что мы сядем на машину и спокойно уедем, а вдруг такая неожиданность – неприятно нам было. А вот когда мы туда приехали, как-то сразу стало хорошо... Мы приехали в Нетивот на большое поле, окаймленное белой лентой. Нам сказали, что это стоянка, – так доброжелательно – и сказали, что мы можем о своих машинах до среды не беспокоиться. Они будут находиться под присмотром, и все будет в порядке.

Вот с этим делом мы двинулись туда, где должен был быть митинг. Все это происходило в Нетивоте. Вещи были при нас. Кроме того, в Нетивоте «ждали гостей». Если надо было сходить по необходимости – уже стояли туалеты; воды было много – уже было где и руки помыть, и воду набрать. Приятно было.

Все те, кто стояли в Маале Адумим ждали автобуса, – все поехали. Кто как добрался, но мы все там встретились.

Мы были на митинге, но он был на иврите, а я не знаю иврит. Мы послушали немного. Мы не могли пройти к самому митингу, поэтому я не могу сказать, кто выступал. По-моему, Эдельштейн выступал... Народу было страшно много, и мы туда близко не прошли.

После митинга мы все собрались и пошли в сторону Кфар Маймон. Шли мы спокойно, хорошо. Уже была ночь. В Кфар Маймон, по-моему, мы пришли где-то во втором часу.

Это было что-то. Было много детей – часть шли сами, очень много было грудных детей. Очень много! Грудных детей родители везли в колясках, а те дети, которые могли идти, шли. И шли без плача. Может быть, это была такая новая для них обстановка... Но они шли.

Я не знаю, сколько мы шли. Даже тяжесть, которую мы несли, не казалась нам тяжелой. Потому что мы видели этот настрой: люди идут в надежде на то, что будет что-то хорошее. Мы ожидали, что встретимся с гуш-катифцами, что все-таки будет соединение. Настроение было шикарное. И такая была сплоченность, такая была взаимопомощь. Мы, маханаимцы – часть прошли раньше и были впереди, а мы были в конце. Мы созванивались, те останавливались и дожидались нас. Мы все встретились вместе и пошли вперед. Если кто-то где-то отстал, опять созванивались. Еще мы несли флаг. Женя нес флаг, еще и ленточку наверх прицепил. Он был заметный – он высокий, и в руках флаг. Женя был с женой, ей нужно было уехать через два дня, и она уехала, а он остался.

Вот так вот мы шли. Потом колонна наша остановилась, и сказали, что дальше нас не пускают. Мы еще не дошли до Кфар Маймон. Не было ни шума, ничего. Молодежь как стояла, так на дорогу и села. А мы прошли на обочину сели. И стали ждать команды. А потом смотрим: самолетов много, и вертолеты, и прожектора на нас направлены. Вертолеты летели низко, и как они над нами пролетали, молодежь тут же начинала хлопать и кричать. Я думаю, что они (вертолеты) хотели знать, что мы собираемся делать – собираемся уйти или нет. А мы сидели и не собирались идти назад.

Я думаю, мы сидели больше часа. Потом мы слышим – говорят, что там солдаты образовали живую стенку и не пускают. Бедные солдаты – они бы рады пустить... Говоря о солдатах, мне их жалко. Были такие случаи, что прямо чувствовалось, что он с тобой, а сделать он ничего не может...

Потом мы услышали, что стена пробита и можно идти, мы встали и пошли. Но что было неприятно – вот этот настрой людской. Невзирая ни на что, люди шли. Многодетные семьи шли, со всеми детьми – там было по семь-восемь детей. А когда мы встретили такое, потом мы шли как сквозь строй. По обочине стояли полицейские, стояли солдаты, джипы, полицейские машины. Конная полиция была. Они стояли с дубинками. Это наложило отпечаток... Неприятно было смотреть на то, что твои же люди... Мы привыкли слышать: «Твоя милиция тебя бережет»...

Потом мы пошли. Нам дали место для ночевки – уже в Кфар Маймоне. И мы улеглись.

Те, у кого с собой были свои палатки, поставили палатки. А у кого были спальные мешки, легли в спальные мешки. У меня был небольшой матрасик и одеяльце. Это я несла в рюкзаке, а провизия у меня была в сумке. Мы легли прямо дороге. Там была теплица – урожай снят, а земля вскопана, она была бугристая и было несовсем комфортно. Мы прошли на протоптанную дорогу, где было без этих комьев. Там и постелили свои матрасы и легли. Мы сразу отключились – уставшие же были.

Утром мы встали рано – около шести (поспали часа четыре). И смотрим: солдаты стоят – прямо стена, и еще бегут, бегут. Я сначала не поняла: как это так? Мы ничего не делаем, никому не мешаем. Можно за нами следить, но не так же?! Когда мы помолились, попили чай, мы ушли из этого места и пошли ближе к синагоге. Потом нам уже сказали, что нас хотели взять в кольцо, а потом, видимо, раздумали.

Все вещи были с нами. Мы утром все сложили, ведь мы бы уже сюда не пришли. Мы покушали – у кого что было. Молодец Женя – у него был баллон газовый и комфорка. Он всех снабжал чаем, и было хорошо. Когда мы уже выбрали себе место и обосновались там, мы уже были недалеко от синагоги, и недалеко была йешива. Там можно было пойти взять кипяток. И вахтер к нам доброжелательно отнесся: он кипятил чайник и раздавал кипяток. Можно было пойти в эту йешиву и помыться. В общем, мы уже почувствовали себя по-человечески. Мы уже познакомились и узнали, куда нам идти.

И что произвело самое большое впечатление: люди настежь открывали двери и говорили: «Проходите пейте чай, мойтесь». Это деревня – не знаю, большая или нет, но не маленькая. Мы особенно не расходились.

Мы уже просто сидели. А потом я говорю: «Элла, давай пройдем посмотрим, что там и как», – просто как-то интересно. Мы вышли на дорогу и решили немного пройти по улице, даже не знаю, по какой. Вещи мы оставили – мы решили, что уже там останемся и будем ночевать.

Когда прошли по улице, увидели большую виллу и во дворе много народу. Мы сначала не придали значения, а потом оказалось, что это были демонстранты, которые приехали в эту деревню для того, чтобы пройти. Они были приглашены в этот дом. Они сидели во дворе с грудными детьми, а маленькие дети плескались в воде – им надули и наполнили надувной бассейн. Я хочу этим выразить гостеприимство самих поселенцев – их отношение к нам. Чувствовалось, что они хотели выразить нам благодарность за то, что мы пришли.

Прошли мы еще немножко и увидели: сидит мужчина, перед ним прямоугольная фанера и нанизаны провода. Мы тоже сначала не придали значения, а когда присмотрелись, поняли, что он специально сидел, чтобы люди могли подойти и зарядить пелефоны.

Туалетов было много. И несмотря на то, что народу было много, в таких общественных местах, как, например, за водой или в туалет, очереди не было. Была очень хорошая организация.

Когда собиралось 10-15 человек, моментально привозили и ставили цистерну с водой. Это было так приятно. Стояла вода – нам даже не надо было далеко ходить за водой, она следом за нами шла. И когда мы шли из Нетивот, эта цистерна ехала за нами. Ехала цистерна и ехал амбуланс, и все время сообщали: «Кто хочет воду, мы стоим там-то». Это внимание трогало очень...

Мы переночевали там во второй раз.

Целый день до этого нам скучать не приходилось. Туда приехал профессор Вадим Ротенберг. Я его не знала, но окружающие его знали. И когда он приехал, сразу образовался круг и все стали его слушать. Он так доступно все разложил нам по полочкам, все объяснил: почему начали с поселенцев, и что и как, и из чего что вытекает. Он говорил, что с поселенцев начали, потому что это сильные и мужественные люди. И наше правительство очень боится поселенцев потому, что, во-первых, они люди верующие, они мужественные, они как никто борются и защищают свою землю, свою страну. И он сказал, во что это выльется. Он сказал: нас-то особо и сейчас не любят. А вот после того, как мы будем драться друг с другом, мы еще больше будем биты, чем до сих пор. Так он сказал.

Потом там был еще один лектор – я не знаю его фамилию. Мне сказали, что он из Хайфы. Он с седой бородкой, но не старый. Около него сидело очень много людей, которые его слушали, задавали ему вопросы. А я была в стороне – я слушала Вадима. Потом Вадим уже все нам рассказал и уже собирался уходить. Мы сидели и разговаривали. А потом сказали, что приехал Петя Полонский с семьей, и там тоже будет лекция. И его мы слушали. Он тоже много говорил о Пинхасе (недельной главе), еще он говорил о стране нашей – что из чего. В общем, мы не скучали – у нас не было времени скучать. Мы от одного переходили к другому. В общем, оттуда мы ушли намного умнее, чем туда пошли.

Вот эта взаимосвязь, эта забота действовала очень сильно. И поселенцы ежеминутно проезжали на своих минитракторах. Они привозили фрукты ящиками, привозили бутерброды. Для нас это было все – мы ж не знали, на сколько мы идем и сможем ли мы выбраться или нет. У нас целые сумки были. И мы с таким сожалением смотрели на свои сумки – нужна нам была эта тяжесть?! Ведь не нужно нам это было! В общем, было очень хорошо.

И когда мы это все видели и видели эту полицию – мы недалеко были от въездных ворот: по эту сторону были мы, а по ту была полиция... Это действует на психику человеческую.

Мы видели, как люди приезжали и уезжали. Люди, которые были там день-два – каждый рассчитывал по своей возможности – они уезжали, а мне кажется, если уезжали два человека, то приезжало три или четыре. Честное слово. Ира вообще была там трижды. Я поражалась: надо же, неугомонный человек. Она не может целыми днями там быть - она мать большой семьи. Тем не менее она была там. Миша со взрослыми ребятами был там, а она ежеминутно приезжала.

Потом мы слышали: «Бабушки на вахте». И Полонская сидит с внучеком, а Лена с семьей выехала. А мы смотрим: они не торопятся. Ну конечно, думаем – там бабушка сидит с дитем.

Потом приехал рав Беленький. Я думаю, он приехал на второй день. Он там переночевал.

Вот такой вот был настрой. А потом уже, на третий день, в среду вечером после митинга мы двинулись. Был еще один митинг, тоже на иврите. Было очень многолюдно. Было много израильтян, и все были с детьми. Часто смотришь: расстелено одеяльце, и малышка там лежит. С грудными детьми были.

Я в синагоге не молилась, но мужчины ходили. В общем, впечатление было потрясающее. На меня это очень повлияло... А еще говорят, что евреи не любят друг друга... Где же они не любят друг друга? Не нужно, чтобы беда была, чтобы мы любили друг друга.

Я вообще не могла подумать, что столько людей может в такую даль приехать. С детьми. А люди шли.

В среду вечером мы двинулись к воротам, которые на границе Гуш Катифа. Мы недолго шли от Кфар Маймон. Когда мы уже подходили, вдруг нам сказали: садитесь, дальше не идите. Мы сели и ждали. Нам сказали, что равы, которые готовили эту демонстрацию, они пошли на переговоры. Они долго там были – по-моему, с час они там были. Они там договаривались, но ни к чему переговоры эти не пришли, они не договорились ни о чем.

И мы там стояли-стояли и ушли. Опять вернулись на прежнее свое место. Я уехала в четверг часов, наверно, в двенадцать. А все остальные уже после, но выехали все.

Я собиралась ехать, но думала, что выйду, проголосую и найду машину. Дочь Эллы уехала раньше, и мы с Эллой должны были голосовать. А когда мы мимо проходили, нас встретила Ксюша, и она говорит: «Вы едете сегодня?» Мы говорим: «Хотим ехать, но нам не на чем ехать». – «А я уже договорилась, значит, вы поедете». Она договорилась с одним мужчиной из Маханаима (я не знаю, кто он). Он нас встретил и говорит: «Я вас ищу». Надо же, говорю, вместо того, чтобы мы искали кого-то, нас ищут. Он был с нами там, а потом узнал, что его сын получил отпуск, и собирался его забрать. Он сказал: «Если бы я вас не нашел, я бы поехал, забрал сына и опять приехал за вами». Это меня больше всего поразило. Мы поехали, забрали его сына и все вместе приехали сюда, в Маале Адумим.

А когда уже приехали и пошли на собрание и узнали, что там снайперы были и готовы были... Мы же шли в хвосте. А оказывается, когда мы подходили к Кфар Маймону, уже и техника приближалась, а мы этого всего не знали, мы были в хвосте. Но, барух Ашем, что все обошлось.

Но когда вот так вот смотришь на все это – это ведь захочешь придумать и вот такое не придумаешь, что вот так вот ни за что ни про что ударило в голову, и он решил отдать, и в такое положение себя поставил – тоже некомфортное. А народ, а эти гуш-катифцы – в чем они виноваты? Я там была трижды. Из чего они что сделали! Там же сплошной песок! Когда мы покупаем зелень, каждый ведь хочет купить гуш-катифскую! На такой земле, на песке – и такой рай! Я просто не знаю...

Но то, что они мужественные – в нашей речи нет такого слова, которое бы выразило их героизм – настолько они мужественные, насколько они герои.

Рассказывает Лея Шамаева о демонстрации за предотвращение отдачи Гуш Катифа.

Ещё из раздела

Новые публикации