Maof

Как же нынешняя ситуация в Израиле напоминает распад СССР! - обнаружили мы сообща в предыдущей публикации («КП» от 27.09.2005 г.). Каких совпадений следует ждать еще?

 

 

«Почувствуй запах жасмина и попробуй оливки», - ласково приветствует нас на въезде в сектор Газа мобильная сеть Палестины. Уж с чем с чем, а с жасмином здесь явно никто не дружит...

 

Мне казалось, что самое страшное на свете - это пустые дома, которые, как в Чернобыле, спешно покинули люди. Здесь домов уже нет, одни развалины, но ощущение пострашнее чернобыльских: дома сами покинули обжитую землю! Ровненький асфальт на улицах, любовно начерченная «зебра» и нелепые дорожные знаки, а вместо домиков с черепичными крышами - горы мертвых камней с жалким ворохом чужих жизней. Эдакий аккуратненький хаос: вполне целые пластиковые стулья, крепкий шкафчик со стопками старого шмотья и целый склад засохших булок. Наверное, это «оранжевая армия поддержки»  - израильтяне, не согласные с решением Шарона,  забаррикадировавшиеся в уже оставленных жителями домах, - заготовили себе сухой паек, чтобы держаться до последнего. И держались, пока их натурально за руки и за ноги не вынесли солдаты израильской армии. «Мы здесь были, есть и будем!» - начертано торопливой рукой на автобусной остановке.

 

Теплицы, в которых выращивали знаменитые на весь мир помидоры черри и свежайший зеленый салат, пусты, лишь стелются по сухой земле, как мертвые змеи, черные шланги. За утраченные теплицы фермерам вроде бы обещал заплатить Всемирный банк, компенсацию в 1000 долларов за квадратный метр потерянного жилья гарантировало израильское правительство. Но кто заплатит за воспоминание об улице детства, на которую больше НИКОГДА нельзя будет вернуться?

 

Не случайно выселение было поручено именно армии, а не полиции, учитывая поэтизированно-романтическое отношение израильтян к собственным вооруженным силам, к которому нам привыкнуть так же трудно, как к расхожим фразам типа «Какие красивые солдатки!» или «Девочки ушли в армию»... Солдат и офицеров к операции по выселению несколько недель готовили психологи. Проигрывали ситуации: вот вы входите в дом, а там плачущие женщины и дети. На тренингах все получалось классно: женщины и дети моментально переставали плакать и, взявшись за руки, послушно шли к выходу. Но когда в одной из деревень «оранжевые», закрывшись изнутри в синагоге и залив пол оливковым маслом, выкинули ключи и армии пришлось выламывать двери - началось кино не по сценарию. Отца-то одного пятилетнего мальчугана кое-как удалось уговорить выйти, но вот его сын намертво вцепился в ножки стола, на котором лежало Священное писание - Тора. «Почему ты меня предаешь?! Ты же обещал, что случится чудо и солдаты уйдут, если мы помолимся!» - кричал мальчик. И солдаты, и выселенцы не могли смотреть друг другу в глаза...

 

Еще цветут фиолетово-нежные бусенвилии, еще шныряют по кустам отощавшие кошки - им-то все равно, на каком языке говорить свое «мяу», но вместо пыли на прилавках местного супермаркета тлен, и запах прокисших йогуртов, на который слетаются окрестные мухи, будет еще долго преследовать тебя, как песчаный ветер.

 

Без «сталкера» - Жени Пейсаховича, нашего бывшего соотечественника из Екатеринбурга, который прожил в секторе Газа два последних месяца - здесь явно не обойтись. Он ведет экскурсию:

 

- Эта улица называлась «Сад Росы». В самом крайнем доме жил пес, и когда подали автобусы, я сам видел - даже у него текли слезы! А вот здесь, где сейчас валяется этот игрушечный домик, была настоящая английская лужайка! В пустыне! На песке! Вот цветы, которые поливал лично я. Засохли... А вот здесь был дом Авраама Барэби, моего друга, фермера - он делал вытяжки из лекарственных трав и был миллионером. Сейчас он стал нищим.

 

 

«Нищего Авраама» мы нашли в респектабельном отеле  с видом на прекрасные горы. Кого куда выселили из поселений: одних - в палаточные лагеря, других - в «каравиллы» (это такой подвид комфортабельных вагончиков. - Авт.). Самыми большими везунчиками считаются те, кто угодил в гостиницы. Авраам с женой Колетт и семьями взрослых детей - в их числе. Им вдвойне повезло: некоторым семьям пришлось разделиться и перезваниваться по мобильникам.

 

Итак, как оно выглядит, пресловутое еврейское счастье? А вот так: в холле отеля «Невэ Илан» по кругу тоскливо совершают променад молодые мамы с детскими колясками. На террасе, в окружении цветов и гор, потерянно курят мужчины. Дамы постарше молча застыли на диванчиках: все новости уже обсудили, все украшения в ювелирном киоске рассмотрели. Посплетничали. Поели. Поспали. Посмотрели новости. И опять собрались вместе, чтобы помолчать. При слове «Газа» они морщатся, как от боли.

 

- Много вы там оставили? - осторожно спрашиваю Авраама. Тот поднимает глаза:

 

- Всю жизнь...

 

«Пользуйтесь случаем! Отдыхайте! Поправляйте здоровье! Радуйтесь!» - призывают их кураторы из Управления по делам размежевания. Но им как-то совсем не радуется. Они же фермеры - они привыкли пахать. А им придумали наказание бездействием.

 

Потом, из любого отпуска человек возвращается домой. А у них-то дома нет! Весь их скарб, который под прицелом видеокамер упаковывали военные, томится в металлических контейнерах под злым солнцем. Ни места, где строиться, ни денег, на которые можно строиться, пока никто не видел. Им хочется снова собраться на одной улице, чтобы угощать в шабад сладостями тех, кого они привыкли угощать. А их, скорее всего, раскидают по всему Израилю, чтобы из угольков всеобщей обиды на власть не разгорелся костер.

 

Что в этой ситуации делает семья Барэби? С утра до вечера перелистывает альбомчик с фотографиями их бывшего дома, где было 5 туалетов, 4 ванны и еще кухня, отделанная мрамором. Смотрит и не верит, что этого дома больше нет, как не верит человек в смерть близкого, если не видел его мертвым...

 

С военной стороны операция по переселению людей с оккупированных территорий была в Израиле подготовлена и проведена блестяще. С гражданской - провалена.

 

Впрочем, нам ли об этом судить - мы-то своих русских в Чечне бросили, а наши вынужденные переселенцы годами не могут получить не то что гостиниц с бассейнами, но даже общежитий и документов! Не говоря уж о компенсациях за оставленные дома...

 

 

Из всех завоеваний Шестидневной войны у Израиля, кроме россыпи относительно мелких анклавов, остались сейчас только Голанские высоты, прихваченные у Сирии. Что следует делать тамошним жителям? Тоже паковать чемоданы?

 

Еду туда. Идиллия, которую не нарушают даже коровы, до сих пор время от времени подрывающиеся на старых минах. Город Кацрин - хорошенькая игрушка, построенная «назло надменному соседу» всего в нескольких километрах от границы. Ни терактов тебе, ни выстрелов - полная безмятежность. Типичный южнороссийский городок, только новенький и чистенький. «Наших» в городе - 40 процентов (!), что придает Кацрину особый флер здорового русского пофигизма.

 

- Да нам еще 10 лет назад сказали: не распаковывайтесь! И ничего! Живем! - хохочут Саша и Паша, попивающие пивко в уличном кафе в самый что ни на есть шабад.

 

В городе Кацрине местная газета демократично выходит на трех языках: русском, иврите и испанском - из уважения к правам всех репатриантов. Испаноязычные жители пока тоже пребывают в счастливом неведении - они только что переместились сюда из Аргентины и еще не очень вжились в местную действительность. Истинную обеспокоенность проявляют лишь подлинные израильтяне, встретив которых можно загадывать желание (потому как это настоящая редкость! - Авт.). Так вот: истинные  кацринские израильтяне думают, что их будет ждать та же участь, что и сегодняшних переселенцев. Что с Голанскими высотами Израилю тоже когда-нибудь придется проститься. Это горы, а в горах закон один - раз уж началось движение породы, значит, быть обвалу. «Вы в России - молодцы! - грустно признался мне в разговоре один симпатичный израильтянин. - Сказали, что ничего никому не отдадим, и не отдаете! Все говорили, что самые умные в мире - евреи, а оказалось, что русские. Правда, тут есть одна тонкость: до России в мире никому дела нет, а до Израиля - всем»...

 

 

Если бы мне даже и понадобился такой сюжетный ход, клянусь, самой его было бы не придумать! Но в первое же иерусалимское гостиничное утро милая арабская горничная по имени Фатима украла у меня из сумочки 300 долларов. «Надеюсь, они не пойдут на оплату палестинских терактов?!» - неудачно пошутила я. Полицейские нервно усмехнулись...

 

- Знаешь что, - предложила тогда Лена Липкина (знакомая знакомых моих знакомых. - Авт.), - поехали лучше жить ко мне: мы у тебя хотя бы ничего не стащим...

 

Так я оказалась в доме Липкиных. Четыре разновозрастных сына, от 20 до 14. Картины на стенах. Портрет молодого мужчины в траурной рамке. Это Ленин муж, художник Матвей Липкин, машину которого палестинцы расстреляли на шоссе еще в 1993 году. После этого дорогу в Гуш-Эцион - израильское поселение недалеко от Иерусалима - и «украсили» бетонные щиты, которые некие художники «назло врагу» разрисовали безмятежными ромашками.

 

Итак, я живу: во-первых, на самых что ни на есть палестинских территориях (хотя каждый житель поселка на счет «раз» докажет вам, что эта земля была законно куплена евреями еще в начале века. - Авт.), во-вторых, в доме одной из самых первых жертв этой безумной террористической войны.

 

Через пару дней история гибели Матвея Липкина возвращается ко мне самым неожиданным образом совсем с другой стороны: иду я в иерусалимскую русскую библиотеку на встречу с художниками, которых только-только эвакуировали с Западного берега реки Иордан, и скульптор Юлия Сегаль, чьи работы украшают Русский музей и Третьяковскую галерею, вдруг говорит: «А когда я делала Моте Липкину памятник, весь наш поселок Са-Нур плакал»...

 

Мозаика мистическим образом сложилась в картинку. Раньше бы я подумала: совпадение. В Израиле поняла: это не совпадение, это война. За последние несколько лет мы тоже узнали, что такое вздрагивать от терактов. Но  мы  о них все-таки большей частью знаем из телевизоров - у нас с вами, согласитесь, есть тыл в виде огромной страны. В Израиле же этого тыла нет - кого ни спроси, каждый немедленно вспомнит: родственник или знакомый погиб, пострадал, был ранен, потерял близких...

 

Предложи сейчас этим людям адский выбор - жизнь (сына, дочки, мужа, брата) или территориальные интересы государства Израиль, - что они выберут? Ну конечно, жизнь!

 

Предложи нам: если бы в 1995-м взорвать к чертовой матери во имя мирного будущего тот автобус с Басаевым вместе с захваченными в Буденновске заложниками - может, потом бы не было ни падающих многоэтажек, ни «Норд-Оста», ни Беслана? Сейчас все соглашаются: наверное, это было бы мудро.

 

Но 10 лет назад мы в нашей редакции думали по-другому. Хотя бы потому, что в этом автобусе был наш ростовский корреспондент Володя Ладный, и мы все молились о том, чтобы этот несчастный автобус сохранил Басаеву жизнь...

 

Каждый из нас делает этот выбор - государство или человек - почти ежедневно. Правильного решения не знает никто.