В ближайшую субботу гости будут спать в спальных мешках и заполнят каждый свободный метр в доме семьи Шлисель в Тель-Ромейде (Адмот-Ишай). Как это бывает каждый год на субботу, когда читается недельная глава “Жизнь Сары” (Хаей Сара), в помещениях еврейской общины в городе почти всегда занят каждый закуток - евреи приезжают со всех концов Израиля, чтобы праздновать тут субботу, посвященную Хевронe, из-за Меарат-а-Махпела (пещеры Праотцев), упоминаемой в этой главе. Эта суббота, надеются хевронские евреи, будет точкой света и радости в ежедневной тяжелой борьбе, которую ведут спасители города за возвращение еврейской собственности в руки законных владельцев.

Ципи Шлисель, мать десятерых детей, воплощает в себе гораздо больше, нежели история борьбы, которую ведут евреи Хеврона ради всего народа Израиля. Отец Ципи, раввин Шломо Раанан (да будет благословенна его память!) был убит в 1998 году в своём доме в Тель-Ромейде палестинским террористом, который, вооружившись ножом, забрался в дом. “После убийства папы был основан Колель (йешива для семейных мужчин) его имени в караване, где жили мои родители, и мой муж Исраэль каждый день ездил туда преподавать”, - рассказывает Ципи. В то время семья проживала в поселении Хорша в округе Биньямин.

“Почти четыре года Исраэль ежедневно ездил в Хеврон - вплоть до начала войны в 2000 году. На дорогах стреляли, и поездки занимали долгие часы. Как-то раз обстреляли и его, и пуля попала в приборную доску машины. Мы решили, что эти поездки - не дело, и нам надо переехать в Хеврон”. Но найти квартиру в Хевроне для семьи с 8-ю (на то время) детьми - непросто. Возможности проживания в Городе Праотцев для евреев весьма ограничены.
Тогда возникла идея приспособить дом для семьи в строениях, которые в прошлом использовались как магазины на оптовом рынке Хеврона. Речь идёт об участке, относительно которого имеются доказательства, что он принадлежал евреям: его обитатели были изгнаны оттуда в результате кровавого погрома в Хевроне в 1929 году, и на этом месте арабы соорудили рынок. После убийства девятимесячной Шалхевет Пас туда пришли евреи и заселили строения, некогда занятые под магазины, а теперь стоявшие пустыми.

“Рынок” уже был заселён, но только молодыми парами. Нам подготовили квартиру бόльшей площади, - говорит Ципи. - Когда копали в магазине, чтобы приспособить его для жилья, обнаружилось, что речь идёт о здании, где была синагога раввина Яакова Элиягу Мани. Это яснее всего иллюстрирует абсурдность всего происходящего тут. Мы возвращаемся на место, которое принадлежало евреям и которое арабы разрушили. Вместо того чтобы предоставить нам сочувствие и поддержку в нашем возвращении сюда, как это имело место в Старом городе Иерусалима, государство Израиль воюет с нами”.

Дом семьи Шлисель на “оптовом рынке” занимал два этажа. “Люди слышат “рынок” - и это звучит нехорошо. Но это был отличный дом, современный, удобный”, - с ностальгической ноткой Ципи рассказывает о том, что было разрушено с тех пор ЦАХАЛом. “У нас даже был маленький садик снаружи. В долине Хеврона очень хорошая земля. Всё, что мы там посадили, чудесно принялось. Поэтому в прошлом евреи жили наверху, в районе Тель-Ромейды (Адмот-Ишай), а в долине внизу были сельскохозяйственные угодья”.

“Мы там прожили 4 с половиной года. Когда ты живёшь в таком доме, ты не в состоянии поверить, что в один совсем не прекрасный день этого не станет. Я полагаю, что и в Гуш-Катифе люди чувствовали то же самое. Этот дом был полон жизни, в центре интересов, всегда полон гостей…”

Дома были разрушены этим летом, после второй депортации с территории “рынка”. Первая депортация произошла в январе 2006 года. (Тут Ципи допустила неточность, - первая депортация была в 1929 году британскими мандатными властями после арабского погрома. - ред.СК). После того, как евреи в Хевроне уже организовались для борьбы, рынок тихо освободили от жителей, на основе письменного соглашения между тогдашним командиром территориальной дивизии Иудеи и Самарии бриг.генералом Яиром Голаном, и главами еврейской общины в городе.

Согласно соглашению, семьи должны были вернуться в эти дома спустя некоторое время, когда государство официально сдаст им в аренду эти строения. Позже юридический советник правительства отменил это соглашение “из юридических и политических соображений”.

Деликатно тащили вниз по лестнице

Та депортация на самом деле прошла спокойно, но от этого не легче. “Было действительно тяжело. Упаковали наши вещи в контейнер. Я помню, что я чувствовала себя парализованной. Пришли добровольцы, чтобы помочь нам упаковаться, и мы переехали во временное пристанище в дом отдыха “БЕЙТАР”, который находится буквально за стеной нашего дома. В течение месяца мы там жили в гостевых комнатах - ни кухни, ни частной жизни для членов семьи - и это в то время как наш дом стоит тут рядом, пустой”.

Спустя месяц был подготовлен для семьи караван в Тель-Ромейде. Этот квартал расположен в самой высокой точке Хеврона, там, как уже говорилось, жили родители Ципи Шлисель, а сегодня живёт её мама. “И в караване мы прожили два месяца в качестве временных жителей, на коробках, в полной уверенности, что вернёмся домой”.

Однажды вечером полтора года назад к Шлиселям явились с интересным предложением. “Это был канун “Шабат а-гадоль”, мы уже начали кашеровать посуду, вынимать пасхальную посуду. И тут нас спросили, не хотим ли мы перебраться в “Бейт-Шапиро”, новый дом, приобретённый евреями в Хевроне. Я почувствовала, что нельзя впадать в депрессию изгнания, надо идти дальше, что новый дом в Хевроне - это большое счастье.
Мы сказали, что переезжаем туда. Мы не рассказали детям, что происходит, потому что надо было сохранить всё это в тайне. Упаковали несколько вещей и сумку с вещами для каждого ребенка, словно бы отправляемся на экскурсию. В одну выбранную нами ночь мы перебрались в этот дом, и это нас очень вдохновило - хотя он был весь загажен и полон грязи. Мы тут же принялись за уборку, и я думаю, мы вытащили оттуда два полных грузовика грязи и мусора”.

Семья Шлисель прожила в “Бейт-Шапиро” около месяца в нелёгких условиях, мягко говоря. “Большую часть времени мы, вся семья, жили в одной комнате. Спали на матрасах, кухня была общая, ни душ принять, ни стирки там не сделаешь. Но мы провели там Песах, и к нам приехало много народу, чтобы поддержать нас, чтобы почувствовать себя с нами рядом”, - и это место Ципи вспоминает с чувством ностальгии.

“Изгнание оттуда было поистине ужасным. Нас заблокировали уже в канун субботы - перекрыли пол-улицы по обе стороны дома и никому не давали войти. Нас рано заблокировали, и мы не успели приготовиться к субботе, я застряла без субботней одежды для детей. Я попросила знакомых, чтобы они передали нам сумку с одеждой. Полицейский, стоявший на улице, буквально выхватил её у меня из рук. Это явилось для меня тяжёлым унижением, как будто я пыталась внести взрывчатку или что-то вроде того.

Я ему сказала: “Это же всего лишь чистая одежда для субботы. Это суббота. Ты что, не еврей?” Несмотря на условия изоляции, в которые их поставили, Ципи Шлисель рассказывает, что сама суббота прошла как раз в приподнятом настроении. “Со всей молодёжью, которая успела пройти внутрь, и с молитвами, которые раздавались с улицы, из уст людей, пришедших поддержать нас”.

“На исходе субботы начали прибывать колонны в черных мундирах. Совсем, как в Гуш-Катифе, они шли непрерывными рядами. Нас депортировали под утро. Тогдашние главы общины побеспокоились, чтобы к нам прошли не только силы ликвидаторов, но чтобы с ними были и врач, и фотограф. Тогда им придётся действовать деликатно, - иронически говорит она. - У меня силой забрали из рук младенца, и нас потащили вниз по ступенькам. Правда, не били”.

Словно я террорист

Вторая депортация оказалась для неё особенно болезненной. “Это был момент кризиса. После этого изгнания мы снова вернулись в Тель-Ромейду. Я сидела на диване в караване и чувствовала, что мои силы иссякли. И тут мой сын позвонил и сказал: “Мама, мы на пути в родильное отделение”. В течение считанных часов родилась моя первая внучка. Я почувствовала, что Вс-вышний, благословен Он, поддерживает нас сверху, чтобы мы не упали”.

Несмотря на семейную радость, гнев на депортацию был велик. “Тут, несомненно, имеет место судебное злодейство. Нас преследуют ни за что, безо всякой причины. Я уверена, что будь моя голова покрыта куфиёй, удовлетворялись бы все мои претензии. Кто-нибудь выкинул бы из дома арабскую семью с десятью детьми? Уж нашли бы какое-нибудь судебное решение. Я чувствовала, как будто это чужая власть, как будто государство Израиль действует против интересов еврейского народа. Да, это государство мне родное и очень важное для меня, ведь еврейский народ годами лелеял мечту о независимом еврейском государстве. Но поистине - эта власть действует против интересов своего народа!”

Однажды, когда они ещё жили в доме на “оптовом рынке”, Ципи была арестована особенно садистским образом. “Это было, когда сюда прибыло много молодёжи, они думали, что будет борьба против изгнания с “рынка”, но в конечном итоге всё обернулось соглашением. Я стояла у входа в дом и произносила псалмы, моему малышу был месяц, он спал внутри. Подруга как раз вышла из подъехавшей машины, остановившейся совсем рядом, и я подошла поздороваться с нею. И в ту же секунду подскочил полицейский, пытаясь арестовать меня, ну просто так!.. Я ему: “У меня младенец в доме!”. Но через минуту приехали 8 “ясамников” (спецназ полиции - прим. переводчика), они-то и бросили меня в полицейский джип. Я упала прямо на пол и на колени полицейским, сидевшим там, при этом ноги наполовину остались снаружи. В течение всей поездки до полицейского участка дверь била меня по ногам. Как будто я, как минимум, террорист!.. Все, кто видел это, были потрясены: ни с того, ни с сего схватить человека на улице! Все кричали, что у меня дома младенец, чтобы меня не арестовывали так вот просто. Уж потом соседи принесли малыша в полицейский участок. Меня допрашивали и при этом обвиняли, что я оставляю без присмотра детей - “не обеспечиваю их жизненные потребности” - потому что, когда раздавали ордера об эвакуации, и были беспорядки, я оказалась снаружи с младенцем на руках. Очевидно, они знают нечто, чего я не знаю: то есть стоять на улице с младенцем на руках, когда появляются ясамники для раздачи ордеров - это создавать для младенца явно опасную ситуацию”, - рассказывает Ципи Шлисель. “Конечно, дело закрыли, но этот насильственный арест, физическое унижение… И всё на основе смехотворного обвинения! Этому невозможно поверить”.

Чей он, надел Шломо?

После эвакуации из Бейт-Шапиро и возвращения в Тель-Ромейду (Адмот-Ишай) начался, по определению Ципи, период “борьбы за Тель-Ромейду”. “Жизнь в Тель-Ромейде - это само по себе проект. Мне стало ясно, что когда я жила в Хевроне, я не знала, что в точности тут происходит”. Тель-Ромейду в качестве особой мишени взяли на себя организации анархистов и прочие левые экстремисты со всего мира. “Вдруг у нас появилось большое преимущество - ведь мы жили рядом с мамой и рядом с “Колелем” - и этому я была по-настоящему рада. Я всегда говорю, что при всех несчастьях Всевышний, благословен Он, даёт и немного милости. Такое чувство, когда мы живём тут на древностях: ведь это тут праотец Авраам купил Хеврон. Это очень укрепляет нашу связь с этим местом. Но и сражения против нашего пребывания на этом месте весьма жестоки.
Вот ведь - есть такой “проект Тель-Ромейда”, которым занимаются анархисты, воюющие против армии и против нас. Они постоянно подстрекают арабов на провокации против нас. Под нами есть дом, куда они вызывают представителей прессы и прочих и устраивают представления, какие мы чудовища”.

К еврейскому кварталу в Тель-Ромейде прилегают два участка земли, называемые “Надел Шломо”, в память раввина Шломо Раанана, отца Ципи. Эти участки - зеница ока для Ципи. В специальном отчёте, который недавно выпустили главы еврейской общины Хеврона по поводу ситуации с еврейской собственностью, было подробно разъяснено, что “эти участки, подобно магазинам на “оптовом рынке”, являются владением сефардской общины, которая посредством доверенности официально передала еврейской общине Хеврона право на владение. Упомянутые участки были в прошлом сданы в аренду арабскому жителю этого места, но действие договора об аренде было прекращено гражданской администрацией в 2000 году. “Со времени прекращения действия договора об аренде, участки пустуют”. Главы еврейской общины Хеврона несколько раз обращались с просьбой об аренде этого места. В 2003 году было получено согласие и рекомендация командующего Центрального военного округа на еврейское строительство в этом месте, но до сих пор - уже 7 лет - участки пребывают в запустении”.

“Серьёзнее всего, - отмечает отчёт, - что государство, являясь опекуном, ничего не делает, чтобы защитить участки от вторжений неевреев. Хотя гражданская администрация и огородила участки, но ограда раз за разом уворовывалась местными арабами, при этом кикто из них не был арестован и допрошен, вторжение арабов на участки совершается с завидным постоянством, и в то же время, евреи “вторгшиеся” на эти участки – были арестованы, допрошены, судимы”.

Отчёт подводит итог: “Для этих участков выполнены все требуемые условия: законные еврейские владельцы земли передали доверенность еврейской общине Хеврона, отсутствия какого-нибудь араба в качестве “третьей стороны”, все утверждено самым высоким военным чином, имеются оформленные по всем правилам прошения, которые подавались на протяжении многих лет. А недвижимость продолжает пустовать, там нет еврейской жизни, вопреки требованию владельцев”.

Подчёркивая свою особую связь с “наделом Шломо”, Ципи рассказывает, что она организует на этом месте еженедельные уроки для женщин. “Ситуация порой доходит до смешного, и это невозможно описать: там можно находиться только временно. Как-то мой сын соорудил там жаровню. День был ветреный, и у него взяло много времени разжечь огонь. Наблюдательница от ЦАХАЛа увидела, что он там находится слишком долго. Они послали солдат пограничной охраны, чтобы прогнать его оттуда”.

В семье Шлисель двое из сыновей женаты. Один из них живёт в Хевроне в одном из двух магазинов, на нижнем этаже “Бейт Нахум ве-Йегуда”, жители которых тоже получили на днях ордера с требованием освободить это место.

Никогда нет покоя?

“Увы… Но это придёт. Это как мучения при родах. Схватки, боли… но ты знаешь, что, в конце концов, родится ребёнок. Пережито очень много страданий, в частности, семьи, которые вернулись на “оптовый рынок” и снова были депортированы оттуда этим летом. Но мы не сломаемся. Мы в середине пути и надеемся увидеть, как всё будет хорошо”.

Опубликовано в газете ”Макор-Ришон”, 02.11.07.

перевод Фаня Шифман

Седьмой канал