Издательство «Офир» выпустило
в свет книгу Софьи Рон-Мория
«Десятый жених» («А-хатан а-асири»).
Книга произвела взрывной эффект, как
если бы снаряд «Катюши» вдруг да залетел
на мирный пляж где-нибудь в Ницце. Книжку
читают, ее раскупают, о ней спорят в блогах
и сплетничают, ее автора приглашают на
Первый канал израильского телевидения
и на радио.
От автора – политического обозревателя газеты «правых» кругов «Макор Ришон» - ожидали памфлета и страшных разоблачений. Как ни странно, это оказался роман о разведенной женщине, о поисках любви. И автор признается в интервью, что «никакой политики поначалу вообще в романе не замышляла. Но героиня книги Дина - религиозная репатриантка из России, она живет в поселении, и ее касается всё, что в этой среде происходит. Я писала забавную историю о сватовстве 35-летней невесты, когда началось пресловутое «размежевание» – изгнание евреев из Гуш Катифа…»
В романе этот фон - не просто антураж, это мир, в который читателя погружают так, как погружена в него героиня. Рон-Мория пишет лаконичо, репортажно, в ритме захватывающего документального «экшена», и книжка получилась совем не мрачной. Наоборот, она полна анекдотических историй, где есть уморительно забавные типажи и дурацкие ситуации, в которые влипает героиня по воле респектабельной, но тоже смешной американской свахи… И тем сильнее обжигает нескрываемая боль, когда в частную личную историю неумолимо врываются события, меняющие течение обыденной жизни. Автору важно, чтобы мы поняли эту боль. Она пережита в реальности.
О романе вышло уже несколько рецензий
в ивритских газетах. Одна статья названа
так: «Бриджитт Джонс из поселенцев»! А
вот Лили Галили в «Ха-Арец» недоумевает:
в названии ей почудился не «десятый»
- «асири», а «заключенный» жених, и потому
она упорно старалась найти там образ
Ларисы Трембовлер… И не нашла, хотя
подругу главной героини зовут Алиса…
Признайтесь, Софи, кого вы все-таки имели
в виду?.. А тайный роман с женатым мужчиной
– разве у религиозных такое бывает?..
Признайтесь, этот тип (эти типы) списан(ы)
с натуры?.. У вас и вправду такая бурная
биография?
И не помогают уверения Софьи Рон-Мория, что Дина – выдуманный образ, и это не автобиография, и не ее любовная история. Журналисты не унимаются, спрашивая, кто есть кто…Один из них гневно заявил Софье: я не согласен с Вашей книгой! Почему у вас там все «правые» и нет ни одного «левого» борца за права человека (понимать надо – за права арабского человека). Софья ответила, что это естественная среда обитания героини, она так живет, и общается с теми, с кем хочет…
Портрет Софьи красуется на глянцевой обложке журнала «Нашим» («Женщины» -приложение к «Макор Ришон»). Там же – хлесткий заголовок: «Счастливые семьи не интересуют Софью Рон-Мория». В изумлении вчитываюсь в интервью и наконец успокаиваюсь: конечно же, Софья просто процитировала Льва Толстого – начало «Анны Карениной». И пояснила, что ей в ее писательской работе куда как интереснее не счастливые жены, а затурканные бытом, замотанные на работе одинокие матери…
Презентация книги происходила в битком набитом зале Музея Гуш-Катифа в Иерусалиме, в присутствии нескольких депутатов кнессета и двух министров. Коллегу поздравляли с успехом ивритоязычные писатели и журналисты. И не только из «правых кругов».
Необычность ситуации в том, что Софья Рон-Мория (девичья фамилия Беляцкая) – одна из нас. Репатриантка из Ленинграда. Как написали в «Едиот Йерушалаим»: «Ее могли бы изобразить на рекламных плакатах Министерства абсорбции - внешность позволяет, а успешная интеграция в ивритской журналистике просто пример для подражания». И, добавим в сторону, повод для зависти некоторых коллег – в романе анекдот об увольнениях как раз списан с натуры…
Иврит выучен ею задолго до репатриации, она пишет на нем столь свободно и привычно, что теперь уже затрудняется сама себя переводить на русский…
На самом деле, если бы Софья захотела написать роман о себе самой – он был бы еще более захватывающим, чем «Десятый жених». Судите сами. Юность в Ленинграде – ее семья «в отказе», изучение иврита и иудаизма в «подпольных семинарах», под носом у КГБ, распространение «подрывной» сионистской литературы, знакомство с раввином М.Кахане (сначала переписка, потом – встреча). Наконец – отъезд в Эрец Исраэль в 19 лет вместе с родителями-сионистами.
Жизнь в еврейском поселении, и не где-нибудь, а в древнем Хевроне. Сопряженные с этим опасности и непростой быт. Первое замужество – он сефард, семь поколений в Израиле - и рождение двоих мальчиков… Первые опыты в политике – в тогда еще легальной партии Ках, позже она – видный деятель центра партии Моледет. Из-за принципиальных разногласий с Ганди выходит из партии и окончательно выбирает карьеру журналиста. Начинает с публикаций в газете «Вести», но постепенно все больше пишет на иврите, ее приглашают в «Макор Ришон». Родители живут неподалеку в Кирьят-Арба и помогают молодой семье. Но жизнь с мужем не сложилась, она подала на развод, переехала с сыновьями в Иерусалим... Учеба в Бар-Илане, получение степени по еврейскому праву («Тоэнет рабанит»).
Через несколько лет Софья встретила свою большую любовь. Яаков Мория (сабра из интеллигентной иерусалимской семьи) был горд, что женился на лучшей журналистке газеты, которую с удовольствием читал. Она рассказала ему разные истории, происхо-дившие с ней и с ее подругами в тот период, когда она соглашалась на сватовство ( в среде «вязаных кип» это принято, есть также специальный интернет-сайт знакомств для религиозных). Она работала некоторое время как «тоэнет рабанит», защищала интересы женщин в религиозном суде. Все это стало материалом для ярких рассказов. Муж посоветовал собрать это все в книгу. И она начала писать понемногу, в промежутках между работой в газете и домашними делами…
Снова Гуш-Эцион – они жили на сьемной квартире в Эфрате, родился еще один сын, подрастали двое старших , да еще часто гостили четверо детей Яакова от первого брака. Мечтали о собственном доме в поселении Ткоа и начали его строить. Они прожили шесть счастливых лет. Но все разрушила болезнь мужа. Задолго до встречи с Софьей он перенес лейкемию. В сущности, по этой причине распался его первый брак. Он победил болезнь, много работал, был удивительно добрым, отзывчивым человеком… Но последствия болезни проявились через годы – наступила острая легочная недостаточность. Полтора месяца Яаков был в коме. Она была все это время в больнице рядом с ним. Он скончался, не приходя в сознание. В 40 лет она осталась вдовой – с тремя детьми. С недописанной книгой. С недостроенным домом в Ткоа.
Сегодня она автор новой книги и хозяйка нового дома, в котором все обустроено так, как они с мужем мечтали.
Вот этот момент – мечты ее героини Дины о собственном доме в поселении – пожалуй единственное, что точно роднит ее с автором. И именно эта поселенческая тема раздражает рецензентов из левых газет. Лили Галили так просто возмущена, она пишет, что героиня романа вообще не способна любить мужчину. Её любовь – это «итнахалут» (поселенчество), ей, видите ли, ее форпост, клочок земли с домиком в Иудее иль в Самарии дороже, чем всякое человеческое чувство!
Если бы довелось побеседовать с уважаемой рецензенткой (фантазирую в стиле Дины), то я бы начала с вопроса. А как она, к примеру, относится к героине романа Маргарет Митчелл? Ведь Скарлетт О’Хара только и мечтает о том, как бы вернуться в родное имение Тару. «Только земля Тары, наша земля – единственное, что имеет ценность» - говорит она в романе «Унесенные ветром». Только Тара способна защитить и излечить ее разбитое сердце. Так и слышу возражение воображаемой оппонентки: «но ведь ваши поселения – это оккупированная земля. Мы ее отняли у арабов.» И вот тут я бы завершила спор, предложив вспомнить, у кого захватили земли американские поселенцы, в том числе ирландец О’ Хара. Но судьбы коренных жителей американских штатов (равно как судьбы их мирно обитающих в резервациях потомков) наших левых журналистов волнуют мало…
Как бы там ни было, и Дина, и автор книги, и я сама, осознаем, что мы – не захватчики, мы - дочери народа, по праву владеющего этой Землей, полученной евреями от истинного Хозяина Вселенной. (Археологи подтверждают это каждой находкой. Около нашего дома – дворец Царя Ирода, где недавно найдена его могила и все надписи – на иврите. Арабы в этом месте поселились лишь в начале ХХ века… ) Проблема в том, что отстаивать наше право на землю приходится не только перед врагом, но и перед частью наших соплеменников.
Дина в романе обращается к Всевышнему запросто, как дочь, нашедшая наконец родного отца… Она говорит о себе, что непохожа на «вернувшихся к ответу» сабров – те уходят в религию, будто в монастырь, отмаливать грехи молодости. А у нее, у Дины, никаких таких поводов не было, она «потерянное дитя» - не знала с детства ни Торы, ни мицвот. А как узнала – сразу откликнулась душа и выбрала этот путь с любовью и радостью. Ошибалась, сбивалась, иногда падала и получала ранения на этом пути – но все равно шла.
Молитвы Дины. Ее суждения о героях Танаха. Ее страхи на темных дорогах Иудеи, когда с каждого холма в любой момент может вылететь арабский камень или пуля, но надо же доехать с работы домой… Ее отчаяние, бессилие и унижение от катастрофически неумных шагов правителей... Ее потрясение от гибели близких… Её забавные истории о том, как наши дети воспринимают политические новости… Все это до боли близко «русским» поселенцам, и не только – страна у нас маленькая. А тем, кто даже в Иерусалим боится приезжать, не только что «на территории», – будет любопытно открыть для себя мир этого, другого Израиля.
Думаю, что вовсе не «Дневник Бриджитт Джонс» вдохновил Софью на написание «Десятого жениха». Хотя она признаёт, что любит английскую литературу. Бриджитт Джонс уж точно никакая политика не волнует совсем.
Мне видится определенное родство Дины с героинями Розамунды Пилчер, такими же образованными, холодноватыми и рассудительными особами. Сердце такой девушки довольно трудно завоевать средней руки джентльмену… Героини Пилчер уходят на войну и живут жизнью своей страны, они патриотки. Их друзья гибнут на фронте или от рук террористов ИРА. Героини Пилчер превыше всего ценят дом, приобретение Дома - крепости и убежища от превратностей судьбы – присутствует как значимая часть интриги у этого автора. И конечно же, вариация темы о бедной бесприданнице, и о загадочном наследстве – это тоже у Рон-Мория произрастает от любви к британскому роману.
Есть ли в Дине что-то от героини русской классической литературы? А вот почти и нет ничего, разве что мечтательность, сострадательность и вечное самокопание… Но к себе она беспощадно иронична, опять же как истая англичанка. Русские героини часто бессеребренницы, готовы за любимым хоть на край света, хоть в Сибирь, для них обыкновенен приоритет чувства над холодными доводами рассудка. А Дина все просчитывает и высчитывает. Она шагу не сделает навстречу любви, пока не продумает всех возможных последствий. Это даже слишком, порой хочется ее встряхнуть – ну, очнись уже, дай себе волю – полюби без оглядки! Нет, она вовсе не героиня Достоевского или Булгакова.
Если взять ее матримониальные устремления – то припоминается Гоголь: как Агафья Тихоновна женихов перебирала: этак бы соединить нос поликарпа плутарховича с доходами дормидонта терентьевича. То есть, в нашем случае, к доброте шлимазла-ешиботника да прибавить энергию менеджера хай-тековца… Но Дина и гоголевскую невесту за пояс заткнет. Ее подход к женихам даже еще страннее. Она всякий раз думает не о человеке, а о его социальном фоне: вот такая у него профессия, семья, вот такие у них будут друзья и круг общения, вот так будет обставлена их квартира, вот туда они поедут отдыхать. Потом она мысленно вписывает саму себя в этот интерьер или пейзаж, и смотрит – годится или нет для нее такая жизнь. Как старинные фотографы просили барышню просунуть голову в готовую картину – и вот вы уже на коне в обнимку с джигитом на фоне гор! При этом Дина совершенно искренне страдает, сама над собой смеётся, и такая при этом трогательная, что ты начинаешь желать ей счастья.
Не стоит видеть в Дине и
типичную представительницу
Вот уж где огромная разница между Диной
и её автором. Софья как раз всюду своя,
принята и там, и тут, как на «наших» тусовках,
так и в ивритских кругах, где ее - ведущую
колумнистку и аналитика уважают, многие
политики охотно дают ей интервью.
Создать на книжных страницах живого
человека, которому начинаешь сочувствовать,
когда развитие сюжета диктуется правдой
характера – это и есть художественная
победа. Создать оригинальный женский
образ писательнице труднее во сто крат:
женщины порою нелогичны, мы и сами, бывает,
не понимаем себя, не то что своих подруг…
Так уж повелось в нашей маленькой
стране, что «русские поселенцы» почти
все знакомы друг с другом. Это дает мне
право сказать: ни один персонаж книги
не списан с натуры. Они все придуманы,
сконструированы из множества отдельных
наблюдений, в них понамешано много чего
из нашей жизни. Тем не менее, это не памфлет,
а ее, Софьино, творческое пространство.
Ее своеобычный художественный мир,
корнями уходящий в любовь к людям, к Богу
и к Земле Израиля.
И, право, не стоит тратить время любителям
искать в этой книге одну лишь «Ларису
Трембовлер», особенно если ее там
нет.