Хотел бы сразу оповестить наших уважаемых читателей, что на этот раз их ожидает настоящий эксклюзив. А именно - рассказ о церемонии внесении Свитка Торы («ахнасат Сефер Тора») в синагогу еврейского поселения Нецарим, которую дружно проигнорировали «прогрессивные» ивритоязычные СМИ.

Это событие состоялось в самом центре сектора Газа в минувшую среду - 6 апреля, то есть 26 числа месяца адара «бет» 5765 года по иудейскому календарю. Но прежде, чем приступить к самому повествованию, я хотел бы поблагодарить своего друга и коллегу, преподавателя истории и традиций еврейского народа Эли Тальберга за первичную информацию об этом событии и знакомство с одним из его главных героев – старожилом Израиля и бывшей жительницей Ленинграда Любой Гроссман. Ну а теперь – обо всем по порядку.

Традиционно радостный национально-религиозный «текес» под названием «Ахнасат Сефер Тора» на этот раз был вдвойне необычным. Во-первых, сам факт организации подобного мероприятия именно в это время и именно в поселении Нецарим – то есть в разгар лихорадочной подготовки к реализации позорного плана трансфера евреев - свидетельствует о мужестве и силе духа наших земляков. Причем, как представителей десятков семей, постоянно проживающих в поселении Нецарим, так и тех сотен гостей, которые приехали на торжественную церемонию «ахнасат Сефер Тора» со всех концов страны.

А во-вторых – и это, пожалуй, главное - один из двух Свитков Торы, которым пополнился в минувшую среду обновленный «арон а-кодеш» («святой ковчег») уютной синагоги Нецарима был Свитком «русским». Его пожертвовали уже упомянутая нами Люба Гроссман и её брат Михаэль Баркан. Сама по себе история этого удивительного памятника еврейской культуры, где неизвестный нам переписчик запечатлел на пергаменте Божественное откровение на горе Синай, заслуживает отдельного рассказа.

Как утверждают специалисты, Свиток Торы, который 6 апреля 2005 года обрёл своё постоянное (да-да, именно ПОСТОЯННОЕ!) место в «арон а-кодеш» нецаримской синагоги в Стране Израиля, был написан в одном из еврейских местечек Белоруссии в середине 19 века. Трудно сказать, как именно этот Свиток накануне гитлеровского вторжения в Советский Союз оказался в Ленинграде. Во всяком случае, ни Любе, ни Михаэлю об этом ничего неизвестно.

Позволим себе предположить, что, скорее всего, дело было так: когда большевики-евсекционисты собирались уничтожить очередной ненавистный образец «религиозного мракобесия» в период борьбы с «пережитками проклятого прошлого», какой-то смелый еврей спас Книгу Книг и перевёз её в большой северный город на берегах Невы. Там спасенный Свиток и застала Вторая мировая война… Поначалу этот небольшое по размерам пергаментное свидетельство Божественного откровения хранилось в одной из ленинградских квартир – до тех пор, пока её обитатели не скончались от голода в первые блокадные месяцы. После этого Свиток оказался в городской синагоге …

…Каждый из наших читателей старшего и среднего поколения прекрасно знает о том, что происходило в городе на Неве в страшные 900 дней и ночей блокады. Люди умирали и сходили с ума от голода, бомбежек и 40-градусного мороза зимой. За кусок хлеба и несколько кубиков сахара в «городе Ленина» в то время можно было купить практически все – от девичьей чести до ценнейшего произведения искусства. Достаточно осторожно, но эта тема все же была затронута советским кинематографом в фильме «Подпасок с огурцом» из серии «Следствие ведут знатоки». Согласно сценарию, один из главных персонажей этого кинопроизведения составил основу своей богатой коллекции, скупая за бесценок или просто за ежедневный продуктовый паек произведения великих мастеров русской и зарубежной живописи в блокадном Ленинграде…

Уже в первые месяцы блокады тысячи ленинградских евреев, особенно пожилых, то есть не имевших «рабочей карточки», оказались на грани голодной смерти. В декабре 1941 года, ради спасения человеческих жизней («пикуах нефеш»), неофициальный синагогальный «ваад» («совет») принял тяжелое решение – продать Свиток Торы. Это бесценное сокровище приобрел скромный ремесленник Менахем-Мендель Баркан – дед Любы и Михаэля – который, каким-то чудом, раздобыл необходимую для этого сумму. Известно лишь, что сам Менахем-Мендель не был ни богатым, ни даже обеспеченным человеком. И он, и его 25-летний сын Ицхак-Яаков голодали в блокадном городе наравне со всеми.

С ними голодал и брат Ицхака-Яакова – Моше (он сейчас живет в Израиле), а также Лазарь, который погиб во время бомбежки. Кроме того, четвертый сын Менахема-Менделя - Давид - воевал в рядах Красной Армии и высылал своим близким в осажденный город деньги по офицерскому «аттестату». Высылал до тех пор, пока не погиб… И неизвестно, остался бы в живых и Ицхак-Яаков – отец Любы Гроссман - если бы его, уже полумертвого от хронического недоедания, не вывезли в начале 1942 года из Ленинграда на «большую землю» по льду Ладожского озера, по знаменитой «дороге жизни»…

После окончания войны Свиток находился к квартире семейства Баркан на улице Маяковского – недалеко от Невского проспекта. Там в течение многих лет собирался подпольный «миньян» и, следовательно, ценнейшее приобретение Менахема-Менделя использовалось по прямому назначению… В 1964 году этот удивительный человек скончался, но эстафету сохранения и использования Свитка принял его сын Ицхак-Яаков. В 1979 году он со своей семьей репатриировался в Израиль и, как ни странно, сумел официально провезти ценный груз на историческую родину, заплатив официальную пошлину в 500 рублей.

В Израиле Ицхака-Яакова многое разочаровало. И, прежде всего, – дефицит ожидаемой высокой духовности, отсутствие особой психологической атмосферы еврейского братства и солидарности. Именно эти мысли он подробно изложил в своей рукописи, которая была отправлена руководителю общества «Шамир», профессору Иермиягу Брановеру. Профессор Брановер, который тепло и подробно отвечал на все письма Ицхак-Яакова, это послание не получил. А весной 1981 года Ицхак-Яаков Баркан скончался…

Объем этой публикации не позволяет нам подробно рассказать о жизни семьи Баркан в Израиле. Отметим лишь, что как только начал обретать реальные очертания шароновский «план размежевания», дети Ицхака-Яакова начали искать действенный способ помочь героическим жителям Гуш-Катифа. И вот, около месяца назад Люба Гроссман побывал на экскурсии в поселении Нецарим и узнала о том, что там намечено внесение отреставрированного Свитка Торы в отреставрированный же и расширенный «Арон а-кодеш». У неё сразу же возникла мысль о передачи своего Свитка мужественным поселенцам сектора Газы, тем более что эта мысль давно уже обсуждалась в семье.

…Габай нецаримской синагоги по имени Габи сообщил Любе, что «текес Ахнасат Сефер Тора»» назначен на 26 число месяца Адар «бет» (6 апреля). Она тут же сказала, что намеченная дата внесения Свитка Торы в отреставрированный «арон а-кодеш» в поселении Нецарим «случайно» совпадает с днем ухода из этого мира («йорцайтом») Ицхака-Яакова Баркана… «Это поразительно, - заметил Габи – А мы ведь поначалу намечали другой день…».

…Очень трудно описать тот эмоциональный заряд, который получили все участники церемонии в Нецариме. Наверное, именно о такой, подлинно еврейской атмосфере и мечтал покойный Ицхак-Яаков Баркан… Пожалуй, лучше всего о чувствах, которые испытывали уроженцы страны и репатрианты, собравшиеся в поселке Нецарим около недели назад, описал житель этого населенного пункта Рами Сарид. Это стихотворение написано на иврите и в переводе наверняка потеряется заложенная в нем энергия. И все же главный эмоциональный посыл мы попробуем передать.

В конце своего произведения Рами Сарид передает то потрясение, которое возникло у всех присутствующих в тот момент, когда рав Туяль из Нецарима прочел строки из Свитка, который «случайно» открылся на таких словах: «И сегодня вы узнаете, что есть Всевышний… И он пройдет перед вами и уничтожит всех ваших врагов… И вы унаследуете эту Землю, а можете и потерять её – но только по слову Всевышнего»…

Вместо послесловия…

По-моему, к этому нечего добавить. А впрочем, есть что… Несколько лет назад автор этих строк случайно познакомился в Тель-Авиве с одним симпатичным старичком – бодрым, веселым и элегантно одетым, несмотря на весьма преклонный возраст. «Наверное, йеки (немецкий еврей)», - сразу подумал я и не ошибся. Как выяснилось, мой собеседник, который представился Яковом, репатриировался в тогда еще «британскую Палестину» из Германии в 1933 году 20-летним юношей. Над ним, естественно, смеялись все друзья и родственники, обвиняя в паникерстве и отсутствии должного немецкого патриотизма:

«Гитлер угрожает благополучию евреев Германии? Он может вскоре уничтожить миллионы европейских евреев? Какая чушь, какой дешевый сионистский бред! Скорее ты погибнешь от голода или арабской пули в ближневосточных песках!» - в один голос кричали ему благоразумные соплеменники из Берлина, Гамбурга и Мюнхена. К сожалению, никто из них не выжил в Холокосте, чтобы затем поделится с Яковом своими новыми впечатлениями о «культурных немцах»…

Впрочем, сейчас речь не об этом. А о том, что в 1948 году 35-летнему репатрианту из Германии пришлось принимать участие в боях за Нагарию. Это уютный городок на средиземноморском побережье севернее Хайфы не должен был войти в состав еврейского государства согласно решению ООН о разделе Палестины от 29 ноября 1947 года. Исходя из этого, то есть на вполне «законных основаниях», арабские бандиты решили выбить «проклятых сионистов» с «незаконно оккупированных арабских земель».

Однако молодые и гордые немецкие евреи, которые в то время составляли большую часть населения Нагарии, решили обороняться до конца. И, почти безоружные, они выстояли перед напором численно превосходящего их противника. Однако больше всего Якову запомнились не боевые действия, а гигантский плакат на немецком языке, вдохновлявший тогда молодых репатриантов из Бранденбурга, Баварии и Вюртемберга. Оказывается, они ухитрились гармонично совместить твердость духа потомков Маккавеев и немецкий патриотизм, что и отразилось в тексте их боевого лозунга – «Нахарие блайбн дойч!» («Нагария останется немецкой!»).

Ну что ж, сегодня мы можем твердо заявить: «Нецарим останется еврейским!». Точно также как Неве-Дкалим, Нисанит и Са-Нур! Свиток Торы, который пережил антисемитские погромы манкуртов-евсекционистов и немецкие бомбежки в блокадном Ленинграде, переживет и бесчеловечный «план размежевания». И останется на своем законном месте – в обновленном «арон а-кодеше» в еврейском поселке Нецарим в Стране Израиля. То есть там, куда я подвозил месяца два назад молодого голубоглазого блондина по имени Томер – невысокого худощавого парня в кипе и с автоматом за плечом.

Как выяснилось, мой пассажир ехал в Нецарим из уютного мошава в центре Страны, чтобы снять там квартиру для себя и своей молодой супруги. Он с улыбкой рассказывал мне, как его «немецкий» дедушка с ужасом кричал ему недавно в телефонную трубку: «Но вас же скоро оттуда вышвырнут! Пожалей хотя бы свою беременную жену!». «Не волнуйся, дедушка, - отвечал ему спокойный Томер. – Мы еще пригласим тебя в Нецарим на брит-милу нашего внука. Только береги себя… Ауфвидерзейн! Леитраот!».

Так и будет, Томер. И через 13 лет после «брит-милы» твой внук раскроет «русский» свиток Торы, пожертвованный нецаримской синагоге потомками Менахема-Менделя Баркана и прочтёт все те же слова: «И сегодня вы узнаете, что есть Всевышний…».

«Мост», 13.04.05