Араб сел в такси в центре Парижа. Не успели тронуться, как он потребовал немедленно выключить радио, потому что во времена пророка не было никакой музыки. Таксист с характерной для французских евреев фамилией Володарский молча выключил радио, остановил такси и открыл дверь.
- В чем дело? - опешил араб.
- Во времена пророка не было никаких такси, - ответил еврей с характерным русским акцентом. - Поэтому тебе придется подождать верблюда!
(Быль)

Если подходить к жизни исключительно философски, то всегда будет над чем посмеяться. Потому что любая философия условно делится на два вида - до приема пищи и после. Остальное - самооправдание. Но как бы ни были мы далеки от любой философии, у нас всегда найдется объяснение, почему мы живем именно так, а не иначе. Невольно позавидуешь тем, кто заранее всё знает. Поэтому если хочешь остаться оптимистом - не заглядывай в будущее. Прими, как должное: в этом мире все течёт, и из меня. Почти по Лукашенко: белорусский народ будет жить плохо, но недолго. Тоже философия. С привкусом дарвинизма.

Государственный дарвинизм, о котором мечтал еще Джон Локк, стал достоянием если и не всего мира, то какой-то его части, заметно превышающей одну шестую часть суши. В своей фундаментальной работе "Два трактата о правлении", написанной в 1690 году, апологет нарождающейся английской буржуазии сформулировал два фундаментальных либеральных принципа - экономической свободы, дающей право на личное владение и пользование собственностью, и интеллектуальной свободы, включающей свободу совести. То есть каждый за себя и выживает, как может. Но при этом требует перемен, которые ничем не угрожают его положению.

Прогресс начинается с веры. Француз Шарль Луи Монтескьё, к примеру, страстно верил во всеобщее равенство и первым заговорил о разделении ветвей власти. Его последователи экономисты Жан-Батист Сэй и Дестют де Траси не менее страстно отстаивали принцип невмешательства государства в экономику. Потом пришел черед мыслителей эпохи Просвещения. Вольтер научил нас религиозной терпимости и показал, что можно жить, не унижая человеческого достоинства. А Жан Жак Руссо, чье трехсотлетие со дня рождения отмечалось на днях, вошел в историю не только как неисправимый нигилист, но и как непримиримый борец с раболепством.

Ради великих свершений кто-то всегда должен сделать первый шаг. Просто одни ищут возможность, а другие - причину. Эту плеяду кабинетных философов можно без натяжки назвать умеренными либералами, понимавшими, что, дав собаке свободу, нужно все-таки держать ее на цепи. Но и великие умы не лишены великих пороков. Личность формирует среда. Жан-Жак Руссо, лишенный, по сути, детства, вынужден был приспосабливаться к суровым реалиям жизни.

В своем романе "Исповедь" он честно признаётся, что если чему и научился, то только лгать, притворяться и красть. С этим "багажом" он и пришел в большой мир. Его образованием занималась "мамаша" де Варан - молодая женщина из богатой семьи, не отличавшаяся высокой нравственностью. Это тоже не прошло бесследно и отразилось впоследствии на его семейной жизни: заботу о жене и детях он предпочитал перекладывать на чужие плечи.

Трудно сказать, как сложилась бы жизнь Руссо, метившего то в ботаники, то в писатели, то в музыковеды, то в композиторы, если бы ему не попалось на глаза газетное объявление о конкурсе на тему "Содействовало ли возрождение наук и художеств очищению нравов?"

И тут Руссо, неплохо усвоившего царившие общественные нравы, осенило: «просвещение вредно, а культура - ложь и преступление». Этот его ответ был удостоен премии дижонской академии. Просвещённое и утончённое общество дружно рукоплескало своему обличителю. Перед ним открылись двери лучших аристократических домов. А написанная им оперетта "Le Devin du village" блистала на королевской сцене. Сам Людовик XV напевал из нее куплеты и хотел лицезреть автора.

Руссо и сам поверил в гениальность собственной мысли. Он объявил, что отныне будет жить по новым принципам. Отказавшись от щегольского костюма, новоявленный кумир оделся в грубое сукно. На вежливое и учтивое обращение набивавшихся в друзья аристократов отвечал оскорбительными выходками. Во всём этом было много наигранного и театрального. Отвергая роскошь, он тем не менее не отказывал себе в удовольствии жить за чужой счет. Луиза д’Эпине, прославившаяся не столько художественными опусами, сколько фривольным образом жизни и литературным салоном, идя навстречу вкусам Руссо, построила для него лесной коттедж, где он, по его собственному признанию, чувствовал себя как в раю.

Дижонская академия, между тем, объявила новый конкурс, снова избрав необычную тему - "О происхождении неравенства между людьми". Руссо откликнулся на него своим "Рассуждением". Если раньше он обличал науку и искусство за их развращающее влияние, то на этот раз бичевал и историю с культурой, лишивших людей первобытного блаженства. В научных кругах его "анафему" приняли с холодной вежливостью. Зато светское общество приветствовало ее с ликованием. Видимо, человеку свойствен дух разрушения. Но склонный к подозрительности и мнительности, да к тому же напрочь лишенный чувства благодарности, Руссо постоянно умудрялся поссориться со своими благодетелями.

Луизу д’Эпине он заподозрил в том, что она решила публично опорочить и осрамить его. Он написал ей оскорбительное письмо, в котором сообщил о полном разрыве. Приютившего его вместе с семьей герцога Люксембургского Руссо открыто презирал за высокий титул и общественное положение. К тому же, был уверен, что тот питает к нему чувство зависти. Из замка герцога Луи Конти, где он прожил около года, Руссо сбежал, вообразив, что прислуга заподозрила в нём отравителя. В Невшателе ему казалось, что местные жители слишком высокого о себе мнения и злы на язык. Это небольшое княжество, давшее ему убежище, он назвал «самым подлым местом своего пребывания».

Быть либералом легко и похвально, когда поступают с тобой либерально. "Просветители", сея разумное, доброе, вечное, терпеть не могли друг друга. О разрыве с Дидро Руссо сообщил в предисловии к "Письму о театральных зрелищах". Затем последовала ссора с Вольтером, переросшая в откровенную вражду. Вольтер боготворил театр и даже устраивал спектакли у себя на дому. Руссо, наоборот, крайне отрицательно относился к сценическому искусству. Когда Руссо запретили въезд в Женеву, он увидел в этом козни Вольтера. Полемика между ними обострилась до того, что разгневанный Вольтер назвал его сумасшедшим. И был в чем-то прав, хотя и сам неистово боролся за свои идеи. Интересно, что бы сказал Вольтер, глядя на сегодняшних жан жак руссо?

Обиженный на весь свет Руссо, которому повсюду чудились пытки и костры, принял приглашение шотландского философа Дэвида Юма и отправился в Англию. Гостеприимный и уравновешенный хозяин не произвел на него впечатления. И всего несколько дней спустя выглядел в глазах Руссо обманщиком и изменником, коварно заманившим его к себе, чтобы сделать всеобщим посмешищем. Руссо отказался от государственной пенсии, которую ему выхлопотал Юм. И стал жаловаться репортерам, что его насильно хотят удержать в чужой стране. Юм вынужден был оправдываться, но и Руссо, не щадивший самых искренних и преданных своих друзей, дал лишь повод для новых насмешек.

Жизнь вошедших в историю - скорее миф, чем история. Ложь, ставшая правдой. Слава пришла к Руссо после смерти, когда на его могилу на острове Ив устремились тысячи поклонников. Они считали его жертвой государственной тирании, мучеником, погибшим за идеалы гуманизма. Но не всякий миф определяет сознание. Эпоха Просвещения породила не только бунтарей духа, но и идеологических и религиозных авантюристов. Оставила она глубокий след и в еврейской истории. Это было время коренной нравственной ломки. Еврейские общины еще не оправились от лжемессианских потрясений, связанных с именем Шабтая Цви. И через сто лет после его смерти появлялись и исчезали различные саббатианские секты. Группы "жидовствующих" возникли даже среди российских крестьян.

Последователи Шабтая легко находили единомышленников как в Европе, так и в Северной Африке. Саббатианское движение в разные годы возглавляли Авраам Кордозо, Иегуда Просниц, Йонатан Эйбеншюц, Нехемия Хайон, Хаим Малах и другие приверженцы лжемессианства. Секта дёнме, возникшая в Салониках в конце XVII века, до сих пор существует в Турции. Номинально считаясь мусульманами, они якобы тайно исповедуют иудаизм. На Украину, несмотря на массовые погромы Богдана Хмельницкого, идеи Шабтая Цви проникли только во второй половине XVIII века. Их выразителем стал Якоб Франк. Пятнадцать тысяч его "соратников" приняли католичество, за что польский король Август III даровал им всем дворянский титул. От них пошли достаточно известные польские фамилии - Бжезинские, Зелинские, Маевские (мать поэта Адама Мицкевича тоже из семьи крещенных "франкистов"), Пиотровские, Ясинские...

Философскую базу можно подвести и под рюмку терпения. Либерализм, как и всякий "изм", прошел долгий путь эволюции. От благоговейного почитания интеллектуальной революции до полной ее профанации. Как это ни парадоксально, он весьма схож с империализмом. Только если руководящий принцип империализма - разделяй и властвуй, то руководящий принцип либерализма - растлевай и властвуй. Бичуя империализм и одновременно выстраивая собственную империю, Сталин словно в воду смотрел, говоря, что власть держится на страхе н на лжи. Сегодня мы наблюдаем это повсеместно. Лирики победили физиков, доказав, что даже сильно искаженный кругозор важней узкой специализации. Но лирики проиграли. Банкирам.

Это видно на примере маленького Израиля, где власть вынуждена держать народ в состоянии постоянного изумления. Чтобы резкий подъём экономики окончательно не оторвал её от народа. Всякий политический капитал наполнен конкретным денежным выражением. Если его, конечно, выгодно вложить. Сегодня фундамент политики - большие деньги. Потому что если они не очень большие, то это всего лишь политиканство. И пора бы понять, что политики в ее изначальном понимании давно уже нет. Осталась только экономика. Недавно практически все высшие учебные заведения страны академического уровня предупредили Биньямина Нетаниягу, что не потерпят преобразования Ариэльского университетского центра в полноправный университет.

Многие усмотрели в этом чисто политическую причину. Дескать, город расположен на "территориях". Следовательно, статус его сомнителен.
Мировое сообщество уже и так открыто бойкотирует все, что расположено за "зеленой чертой". Попутно начнут бойкотировать и те израильские университеты, которые сотрудничают с коллегами из Ариэля. А международные бойкоты - не шутка. Это и гранты, и прямые инвестиции в совместные разработки. Инвестиции, безусловно, нужны. Да и гранты не помешают. Только они тут ни при чем. Как и политика. Все гораздо проще. Статус университета требует совершенно иного государственного финансирования. А это значит, что все получат урезанный кусок от пирога. Поэтому одно из поставленных условий - «бюджеты существующих университетов ни в коем случае не должны пострадать». Даже если отдача от этих университетов гораздо ниже Ариэльского.

Власть можно сравнить с плащом, который явно широк на чужих плечах и слишком тесен на наших. Или с плющом. Это видно на примере Америки, где президентской кузницей стала Лига плюща - восемь частных университетов с качественным образования и непропорционально высоким уровнем либерализма. Чем отличается "плющевый" либерал от "неплющевого" консерватора? Консерватор, отстаивая свою позицию, готов пустить в ход кулаки, а либерал, когда начинается драка, просто выходит из комнаты. А чем отличается политик-"плющ" от просто политика? Политик-"плющ" всегда предлагает вчерашние ответы на сегодняшние вопросы. Просто же политик пытается предсказать, что произойдет в ближайщем будущем, чтобы затем объяснить, почему этого не произошло.

"Плюща" Барака Обаму все чаще называют Клементом Эттли, который, сменив "бульдога" Черчилля, разрушил веками создававшуюся Британскую империю. Произошло это как бы само собой. И гораздо быстрее, чем кто-либо ожидал. Просто Эттли сосредоточился на внутренних проблемах, бросив своих союзников на произвол судьбы. У Барака Обамы тоже все происходит самопроизвольно. "Арабская весна" смела почти всех американских союзников - Хосни Мубарака, Муаммара Каддафи, Бин-Али, Али Салеха. Соединенные Штаты в одночасье потеряли Египет, Ирак, Йемен, Ливию и Тунис. А что приобрели? Ничего. Не считая ненависти. Новоявленный египетский президент Мухаммед Мурси собирается в первую поездку не в Вашингтон, а в Тегеран. И это о многом говорит.

На Востоке не отмечают день взятия Бастилии, хотя тоже борются за свободу и братство. Без равенства. Поскольку понимают, что нельзя уравнять страуса и пингвина, основываясь только на том, что они - птицы. Президент Курдистанской национальной ассамблеи Сирии Шеркох Аббас дал интервью газете "The Jerusalem Post", в котором нарисовал свое видение безопасного и динамично развивающегося Ближнего Востока. Сирию, по его мнению, необходимо "расчленить на этнические анклавы". Это поможет вырвать ее из сферы иранского влияния. И не позволит превратиться в составляющую часть возрождающегося суннитского халифата. Затем можно повторить то же самое в Афганистане, Египте, Ираке, Иране, Ливане, Пакистане, Саудовской Аравии, Судане, Турции и странах Северной Африки.

Шеркох Аббас - типичный представитель националистического лагеря. Такие, как он, и возводили фундаменты государственности на обломках Британской империи. А саморазрушающаяся американская империя дарит власть воинственному исламу, что гораздо опаснее. Директор британской Службы безопасности Джонатан Эванс предупредил, что Европу ожидает новая волна исламского террора. Прихвостни Осамы бин Ладена и прочих вдохновителей "джихада", изгнанные некогда из большинства арабских стран, сегодня снова стекаются в Египет, Ирак, Йемен, Сомали, Сирию и Судан, откуда потом расползаются по всему миру. Все возвращается на круги своя. Кто не хотел Британии в Пакистане, получил Пакистан в Британии, а кто не хочет Америки на Ближнем Востоке, будет иметь Ближний Восток в Соединенных Штатах. Даже если из либерально-политкорректных соображений ложь объявить альтернативной правдой.