(авторизованный перевод Эллы Грайфер)

Нет вечных истин?
Возможно, а вот вечной лжи полно.
Станислав Ежи Лец

Как-то раз известный астрофизик делал публичный доклад о строении мироздания. После доклада и обсуждения подошла к нему пожилая дама и сказала: «Господин профессор, очень интересно вы тут все рассказывали, но вы же знаете, что на самом-то деле мир стоит на гигантской черепахе». — Ученый над женщиной смеяться не хотел, но желая побудить ее к размышлению, спросил: «А черепаха-то на чем стоит?». — Она же, ни секунды не задумываясь, ответила: «А там все черепахи да черепахи, до самого донышка».
(в английском варианте: „only turtles all the way down“).
Но где ж оно, это самое «донышко»? На какой глубине? Иной раз кажется — все, уже достигли, а тут-то как раз снизу и постучат…

В середине двадцатого века после двух мировых войн и многочисленных массовых убийств, венцом которых было организованное в промышленных масштабах уничтожение миллионов евреев и сотен тысяч цыган, решило человечество, что вот оно — самое «донышко» зла, что как минимум в одной части мира, и прежде всего в Германии, совершены преступления доселе неслыханные, невозможно представить катастрофы более ужасной, большей глубины падения, что пройдена нижняя точка истории и теперь остается только путь наверх — к лучшему. Нацизм был абсолютным злом, таким, что не способен язык его выразить в сравнительной или превосходной степени.

Резня ради удовольствия

Я много читал о зверствах нацистов в восточной Европе, такое чтение поощрялось за берлинской стеной. Читал о том, как немецкие солдаты заставляли раздетых евреев копать рвы, в которые их сбрасывали после расстрела. Читал о людях, отрезавших волосы и вырывавших золотые зубы у трупов после газовых камер. Читал про Бабий Яр, где за два дня казнили 33000 человек, об операции «Праздник урожая», где жертв за день было еще больше. Подробностей этих зверств рассказывать не буду, кому интересно — погуглить может сам.

Но как-то вот ни разу не встретилось мне упоминаний, что, например, массовая казнь «недочеловеков» доставляла немецким солдатам радость. Они исполняли свой пресловутый «долг», но эмоции испытывали скорее отрицательные. Одни в результате напивались, других тошнило, третьи тут же бросались писать домой, чтобы на родню переключиться и вытеснить память о своем «деянии». Не случалось читать о шумных праздниках на улицах немецких городов по случаю уничтожения евреев, цыган или неизлечимых больных. До 2023 года мне и в голову не приходило, что резня может доставлять удовольствие.

Но до сих пор я и такого представить не мог, чтобы во время восстания Варшавского гетто «мировая общественность» (а это кто, собственно, такая?) потребовала бы от евреев, незамедлительно прекратить геноцид немецких солдат! Также непредставимо, чтобы в марте–апреле 1945 года стремились союзники не к окончательной победе над нацизмом, но раньше и прежде всего озабочены были «гуманитарной ситуацией» во вражеской стране, чтобы тогдашние СМИ «трагедией нашего времени» объявили обрушение телефонной связи и прекращение работы больниц в нацистской Германии.

Трудно себе представить, чтобы после обнаружения преступлений нацистов какой-нибудь международный политик посмел заявить, что Холокост, разумеется, заслуживает осуждения, «но произошел он не в вакууме, в конце концов немецкий народ веками страдал под игом еврейских финансовых магнатов и еврейской прессы». И уж вовсе непредставимо, чтобы после такого отвратительного высказывания политик хотя бы день продержался на своем посту.

Легенды мрачного средневековья

Вообще-то жестокие войны не обходятся без преступлений с обеих сторон, с обеих сторон всегда страдает население. Тяжелейшими были страдания населения Германии во Второй мировой. Но никакому нормальному политику тогда бы в голову не пришло, обязать русских и англичан, в разгар войны поставлять в Германию продовольствие, воду и топливо, чтоб только гражданское население не пострадало. Только ПОСЛЕ полного и окончательного разгрома нацизма, когда Германия была полностью оккупирована войсками союзников, они взяли на себя ответственность (весьма, впрочем, ограниченную) за выживание населения оккупированной страны. А ныне вышеупомянутая «мировая общественность» Израиль упрекает — что же это еврейское государство во время войны не поставляет каждый день врагам все необходимое!

Не иначе как ошибся царь Соломон, есть-таки в 21 веке кой-чего новое под солнцем. Впрочем, и старого хлама немало: стремительно входит в моду незабываемый кровавый навет (убийство нееврейских детей) и «легенда об ударе в спину» (как причине поражения в войне), образ еврея-бунтовщика, подрывающего стабильность во всем мире, агента зловещей «мировой закулисы», что в погромах «сам виноват»… Кажется, совсем недавно казалось — вся эта билиберда окончательно сдана в архив, как вдруг извлекли ее из пронафталиненных сундуков и всерьез обсуждают в высочайших международных инстанциях типа ООН или ВОЗ. Заново пережевывают не только антисемитскую мифологию нацистов и позднесоветской пропаганды, но и легенды мрачного средневековья, хотя как раз в средние века в отличие от просвещенного ХХI века Папы Римские активно выступали против распространения антиеврейских предрассудков.

Так стоило ли семь десятилетий ставить вопрос «Как такое было возможно?» , чтобы в десятилетии восьмом прошедшее время настоящим заменить: «Как такое возможно»? Можно ли найти ответ на этот вопрос?

«Отсроченное неподчинение» Маркварда

Читатель, знакомый с психоанализом, конечно, тут же поправит: Фрейд говорил об «отсроченном подчинении». В его теории (некоторые говорят «мифологии») описывается следующий процесс: Замученные эдиповым комплексом сыновья в конце концов взбунтовались против отца и убили его. Но позже они раскаялись и невыносимо страдали от сознания собственной вины. Чтобы заглушить муки совести, они обожествили и канонизировали убитого папашу, записали по памяти все его слова, наставления и запреты и выстроили вокруг них культ. Так возник авторитарный общественный строй, культура догмы. Немецкий философ Одо Марквард (1928–2015), хотя и удостоенный в 1984 году Фрейдовской Премии, признал, что для объяснения тоталитарных концепций такая модель непригодна. Наблюдая бунтарские тенденции европейских интеллектуалов в 70-х и 80-х годах прошлого века, он счел, что правильнее будет говорить об «отсроченном НЕподчинении». В частности, немецкая интеллигенция испытывала чувство вины за то, что не оказывала сопротивления абсолютно несправедливому гитлеровскому режиму, и… сочла себя обязанной в порядке компенсации как можно громче обличать относительно справедливый режим Федеративной Республики Германии, за то, что справедливость его была не абсолютной, а лишь относительной. Именно потому, что они молчали под властью жестокой диктатуры, когда можно было жизнью поплатиться за протест, им надлежало теперь прилежно разоблачать и клеймить любые авторитарные тенденции в жизни ФРГ, тем более что подобная компенсационная критика правительства и общества опасности на них не навлекала, напротив, встречалась благожелательными аплодисментами публики.

Так возникает первичный цикл: отсутствие мужества выступить против нацистской диктатуры компенсируется впоследствии неподчинением несовершенной буржуазной демократии. В то же время Марквардт отметил, что этот цикл имеет определенную предшествующую фазу: люди, без сопротивления принимавшие диктатуру, ожесточенно сопротивляются демократии не только после, но и до нее. Демократия Веймарской Республики тоже, конечно, была несовершенной. В безумии этого странного неподчинения есть, как сказал Полоний, «своя система«.

Диктатуре — да, демократии — нет

Я знаю один университет в южной Германии, прославившийся в последние десятилетия своим мятежным духом. Множество профессоров гуманитарных наук заслужили известность и авторитет в среде студентов благодаря беспощадной критике общества, публичным выступлениям за свободу, против власти концернов. Когда в 20–21 годах впервые в истории Федеративной Республики были крайне ограничены гарантированные Конституцией права человека: право на свободное выражение мнения, на свободу передвижения, свободу профессиональных занятий, право на образование и даже тайна переписки (имеются в виду чрезвычайные меры в связи с эпидемией КОВИДа — прим. переводчика), мы — небольшая группа коллег — письменно обратились к некоторым из подобных свободомыслящих. Угадайте, сколько положительных и отрицательных откликов мы получили? Угадали, наверное: нуль — ни того, ни другого. Не отозвался ни один бунтовщик.

Схема проста, как воды глоток: диктатуре — да, демократии — нет. Мы готовы бороться за свободу против власти, которая эту свободу и так почти не ограничивает, от которой мы не ожидаем наказания, разве что — чисто символического. Гражданское мужество проявлять готовы только, когда не приходится за это платить. Майкл Мор фильмы снимал с критикой Дж. Буша-младшего и присвоил себе за это звание «врага народа». Те, кому его присваивали в сталинском СССР, получали по 25 лет сибирских лагерей, если не прямо «высшую меру социальной защиты», а Мор на нем миллионы заработал. В академической среде мы критикуем правительство и общество, потому что «наказывают» нас за это выгодными контрактами, гонорарами и восхищением студентов, а в особенности студенток. Но стоит возникнуть малейшим признакам действительной угрозы, как только в политике появляются реальные авторитарные или вовсе тоталитарные тенденции, когда на демонстрации полиция уже не предупреждает вежливо, а бьет всерьез, так что в больницу угодить недолго, а за критические выступления вы будете публично оскорблены, оклеветаны, семье по почте будут угрозы слать, счет закроют в банке, когда можно поплатиться потерей рабочего места и средств к существованию… Стоит отважным борцам такое учуять — сразу превращаются в кротких овечек, послушно ждущих новой оттепели, когда дозволена будет безопасная фронда. И ладно бы еще были мы правыми, тогда бы эта схема все объясняла. Но мы же левые, что сильно усложняет нам жизнь.

Мораль истории

Во всех видах человеческой деятельности существуют критерии определения лучших. В футболе мы своими глазами видим — лучше та команда, что забивает больше голов. В экономике (свободной) лучше всех тот, кто пользуется наибольшим успехом у клиентов. В политике требуются больши́е усилия, чтобы к власти прийти, и, возможно, еще бо́льшие, чтобы удержать ее. В науке и искусстве сложнее, критерии расплывчаты, но со временем и тут выстраивается табель о рангах, и сегодня ни один любитель музыки уже не сомневается, что достижения Феликса Мендельсона значительнее, чем Луи Шпора, хотя при жизни оба композитора считались в одном ранге.

Единственная область, в которой я могу превзойти другого без каких-либо достижений — область морали. Чтобы обеспечить себе превосходство, достаточно простого утверждения высоты моего или низости его нравственного уровня. Надо только заявлять об этом погромче, а еще лучше — заручиться поддержкой громкой и влиятельной группы, и это заявление сразу станет «правдой», ибо нет в морали иных критериев истины. В конце концов, как знает каждый марксист, господствующая мораль есть не что иное как мораль господ, или, выражаясь словами «Аугсбургского религиозного мира»: «Чья власть — того и нравственность».

Для классического «верноподданного», описанного Генрихом Манном, вполне нормально подчинение сильному, авторитарному государству, которое правит не законами, но чрезвычайными указами, и издевательская критика «слабой» демократии. Не требуется ему никаких особых обоснований, чтобы уважать силу и нападать на слабого (во всяком случае, на того, кто покажется слабым). Но такое простое рассуждение уже не устраивает верноподданного нового типа, он стремится подвести моральную базу под свой авторитарный стиль и достигает этого, конструируя группу-жертву, мнимая «защита» которой и позволяет ему дать волю своему фашистскому комплексу неполноценности. Также как его дед, верноподданный прежней формации, он желает господствовать, угнетать, подавлять, но… только, чтобы «защитить» кого-то или что-то «спасти».

Классический авторитарный верноподданный радуется, когда полиция демонстрантов бьет за требование, соблюдать основные права человека — порядок есть порядок, и страж порядка всегда прав, а быдло пускай дома сидит. Левый верноподданный тоже радуется, но по другой причине — а вдруг этот демонстрант злоупотребляет своей свободой, маску не хочет надевать… вдруг он старушку заразит, а она и помрет от этого. И вот уже возвышенная мысль о престарелой жертве вдохновляет нашего современника на оправдание полицейской жестокости.

Насилие из благородных побуждений

Правый фашист попросту на стороне сильного против слабого. Левый вообще-то тоже, но у правого обоснование простое: сильный всегда прав, а левый изобретает кого-то, кто еще слабее, которого он будет спасать и защищать. И эта роль защитника оправдывает такие зверства, на какие иной правый в жизни бы не решился. Он же насилует из благородных побуждений!

Помнится, российские большевики объясняли свою болезненную манию власти стремлением освободить от эксплуатации страждущий пролетариат. Расстреливали без разбора предпринимателей, офицеров, помещиков и зажиточных крестьян, профессоров и поэтов — так сильно тревожились о судьбе эксплуатируемых пролетариев. Коллективизация в СССР 1930 — 33 года (голодом уморили около 10 млн. человек) и в Китае 1952 — 57 года (голодом уморили около 40 млн. человек) — все ведь ради того, чтобы беднейшее крестьянство от «кулаков» и прочих «эксплуататоров» защитить. Жуткой смертью погибли миллионы детей, в результате рабочие и крестьяне подвергались эксплуатации хуже всякого дикого капитализма — но это роли не играет, хотели же как лучше, как моральнее… Самое обширное до настоящего момента (более 7000 участников) исследование левого радикализма пришло к выводу, что левые радикалы от правых отличаются большей гибкостью (менее догматичны, быстрее меняют установки), но зато (а может, именно поэтому?) более склонны к ненависти и абсолютной вере в государство. В том же журнале почти одновременно находим анализ т.н. темной триады личных свойств человека: макиавеллизм (склонность манипулировать окружающими), нарциссизм (самовлюбленность) и психопатия (эмоциональная холодность, отсутствие эмпатии).

Отличительным признаком сочетания макиавеллизма и нарциссизма авторы считают способность испускать «моральные маркеры жертвы» („virtue victim signals“): такой человек представляет себя либо жертвой, либо защитником жертвы, чтобы морально возвыситься и добывать преимущества за чужой счет. Частота испускания «моральных маркеров жертвы» значимо коррелирует с нечестным, манипулятивным поведением и лживостью. Нет, нет, конечно, вам показалось, это вовсе не напоминает голоса «совета пробужденных» западной цивилизации, нашего современного «общественного мнения».

Невежество не есть аргумент

Новейшим моральным обоснованием юдофобии и убийства евреев было изобретение страждущего палестинского народа. Разумеется, невозможно отрицать, что арабские жители Палестины страдали и страдают с давних пор и по сей день. Нищий палестинский феллах веками страдал, по 16 часов в день вкалывая на своей полоске в пустыне и сдавая половину урожая живущему в Дамаске богатому эфенди — землевладельцу. Последнее время страдают они под гнетом продажных банд террористов исламистского или лево-тоталитарного толка, вожаки которых хранят в швейцарских банках миллиарды долларов, используя женщин и детей как живые щиты — ведь чем больше гибнет детей и женщин, тем шире реклама у вожаков террора.

Уже несколько десятилетий страдают палестинские арабы от пренебрежения, отторжения со стороны своих «братьев» в Сирии, Египте, Иордании, Саудовской Аравии, их считают «третьесортными» арабами, десятилетиями держат в лагерях, не давая в «братских странах» ни работы, ни высшего образования, ни осмысленного занятия, ни возможности интеграции. Потомки палестинских арабов, оставшиеся в 1948 году в Израиле получают сегодня в еврейском государстве высшее образование и становятся профессорами, судьями или адвокатами, а внуки их родни, что послушалась тогда своих лидеров и бежала в арабские страны, в тех странах были и остались бесправными.

Но все эти реальные страдания совершенно не беспокоят отравленную морализаторством толпу, что выходит на демонстрации «за свободу народа Палестины». Моралисты фактами не интересуются, слышать о них не хотят. Мнимое сочувствие палестинцам — не более чем предлог для призыва к уничтожению Израиля. Больше половины американских студентов, выступающих за уничтожение Израиля и создания на его месте арабского государства, места этого на карте не могут найти. Повторяя лозунг террористов: «Палестина — от реки до моря!», — понятия не имеют, как называются то море и та река!

Окончание следует

(авторизованный перевод с немецкого)

https://kassandra-1984.livejournal.com/139937.html